Читать интересную книгу Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Хотя Ельцин не верил в будущее Союзного договора, предложенного президентом СССР, он с оптимизмом смотрел на перспективы российско-украинского сотрудничества: “Я думаю, президент Украины откажется от переговоров с Горбачевым, а вот с Россией вести дела он станет”.

Так Ельцин изложил в деталях свою позицию на предстоящей встрече с главой Украины. Президента России не тянуло в обновленный Советский Союз без Украины, но представить себе, что та не примет участия ни в каком объединении вместе с Россией, он не мог. Потому-то Ельцин желал диалога с Украиной вне рамок, установленных Горбачевым. Его двойственную позицию по отношению к среднеазиатским республикам объясняло стремление урезать им субсидии, при этом в той или иной форме сохранив влияние на них. Ельцин попросил Буша не раскрывать никому содержание их беседы – имея в виду Горбачева. Американец пообещал1.

Россия уже не грозила Украине отторжением территорий, как в конце августа 1991 года. Напротив, она дерзко приветствовала самоопределение Украины и склоняла соседа к заключению некоего договора втайне от руководства Советского Союза. Не могло быть сомнений, что Ельцин обратит в прах планы Горбачева перестроить СССР на обновленном фундаменте. С другой стороны, каким окажется новое объединение России и Украины, можно было только гадать: на каких условиях его образуют, окажется ли Россия способна предложить украинским элитам нечто такое, чего не смогла им дать Москва и не принесла бы фактическая самостоятельность? А если лидеры двух стран достигнут соглашения, примкнут ли к нему республики СССР с преобладанием мусульманского населения? Никто, включая Ельцина, не знал ответ.

Борис Николаевич велел опубликовать его заявление о признании независимости Украины 2 декабря, когда стали известны предварительные итоги референдума. (Россию опередили Польша и Канада.) Ельцин хотел, чтобы Кравчук имел дело с ним, а не с Горбачевым, поскольку российскому президенту требовалось уладить разногласия с Украиной, прежде чем взяться за радикальные реформы в собственной стране. Ельцину необходимо было встретиться с украинским коллегой подальше от Кремля – и через несколько дней после голосования на Украине им такая возможность представилась. Удобным предлогом послужило посещение Ельциным Белоруссии, о котором с председателем Верховного Совета республики Станиславом Шушкевичем они договорились в промежутке между заседаниями Государственного Совета в Ново-Огарево. Изначально визит запланировали на 29 ноября, но потом отложили, ожидая новостей из Киева. Теперь поездку перенесли на 7 декабря. Вместе с референдумом 1 декабря встреча глав трех республик стала наиболее значимым событием из определивших судьбу Советского Союза2.

Утром 7 декабря, в субботу, Ельцин прибыл в Минск во главе делегации. Сопровождали его, кроме прочих, второй в иерархии РСФСР чиновник – госсекретарь Геннадий Бурбулис, а также зампредседателя правительства по вопросам экономической политики (то есть ответственный за реформы в экономике) Егор Гайдар, министр иностранных дел Андрей Козырев и государственный советник по правовой политике Сергей Шахрай. Сорокашестилетний Бурбулис был старшим в свите Ельцина. Самым молодым, Гайдару и Шахраю, исполнилось лишь тридцать пять лет. Формальной целью поездки считалось подписание соглашений между двумя республиками – главным образом о поставках российских нефти и газа. Тем не менее Ельцин, выступая в белорусском парламенте, поведал, что посещение Минска – лишь первый этап визита и что в его намерения входит не только содействие нарождающимся российско-белорусским контактам: “Руководители славянских республик будут обсуждать четыре или пять вариантов Союзного договора. Встреча трех руководителей государств, возможно, станет исторической”3.

Один из вариантов предложил российский министр иностранных дел в четырехстраничной записке на имя Ельцина. Козырев составил документ в спешке, опуская детали, и проект мог послужить лишь основой для выработки политического курса. Вечером перед отъездом в белорусскую столицу Козырев встретился в московской гостинице “Савой” с Алленом Вайнстайном. Во время путча Козырев поддерживал контакты в первую очередь с Вайнстайном. Теперь Вайнстайн, бывший профессор Бостонского университета, отвечал на расспросы приятеля о том, чем различаются федерация, ассоциация и содружество. В тот же день, 6 декабря, участвуя в переговорах с премьер-министром Венгрии Йожефом Анталлом, российский госсекретарь Геннадий Бурбулис набросал две схемы переустройства Советского Союза. Одна предполагала мягкую конфедеративную конструкцию из всех бывших республик, кроме прибалтийских; вторая – объединение России, Украины, Белоруссии и, может быть, Казахстана4.

Об идее восточнославянского союза первым громко заявил Александр Солженицын. Бывшего узника сталинских лагерей и писателя (роман “Архипелаг ГУЛАГ” прославил автора на Западе, принес ему Нобелевскую премию по литературе, а в СССР попал под запрет) изгнали с родины в 1974 году. В предпоследний год существования Советского Союза, живя в штате Вермонт, Солженицын сочинил трактат “Как нам обустроить Россию?” (с вопросительным знаком). Открывается он следующим пассажем: “Часы коммунизма – свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами”. Здесь Солженицын показал себя старомодным империалистом и изобразил великороссов, украинцев и белорусов подореволюционному, тремя ветвями единой нации. Он предлагал этому широко понимаемому народу сбросить бремя чрезмерно обширной империи и создать Российский Союз из России, Украины, Белоруссии и севера Казахстана (“южной Сибири и южного Приуралья”), заселенного в то время преимущественно славянами5.

В сентябре 1990 года это произведение напечатали одновременно “Комсомольская правда”, в СССР по тиражу превосходившая все периодические издания, и “Литературная газета”. “Как нам обустроить Россию” (по ошибке без вопросительного знака) широко обсуждали, а несколько месяцев спустя идея писателя-диссидента получила шанс: руководители трех восточнославянских республик и Казахстана направили Горбачеву меморандум, где предлагалось образовать объединение суверенных государств, к которому смогли бы присоединиться другие республики СССР. Горбачев зарубил проект, а после стрельбы в Прибалтике превратился в заложника “ястребов”. Тем не менее в марте 1991 года Ельцин, Кравчук и лидеры Белоруссии начали обсуждать создание восточнославянского союза. Их консультации приостановились только после расхождения Горбачева с “ястребами” и внезапного призыва к руководителям республик поддержать новый Союзный договор.

Ельцин попытался склонить президента СССР к замыслу славянского союза, как только узнал итоги украинского референдума, но Горбачев не желал ничего слышать – он рассчитывал, что его проект обновленного союза осуществится благодаря среднеазиатским республикам и что это позволит ему удержаться у власти. Правительство же России беспокоили в первую очередь намерения Киева. Бурбулис позднее рассказывал в интервью: “После 1 декабря мы начали переписываться-перезваниваться со всей этой украинской вольницей, мы быстро почувствовали, что надо скорее собираться, потому что самый ключевой вопрос – это как быть с находящейся в эйфории Украиной”6.

Кравчук вылетел в Минск с небольшой группой советников 7 декабря – в тот же день, когда в Белоруссию прибыл Ельцин. Утром Кравчук успел пообщаться с посланником президента Соединенных Штатов, помощником госсекретаря Томасом Найлсом. Президент Украины рассказал, что повезет в Минск целый ряд предложений и надеется, что итогом визита станет заключение двусторонних соглашений с Россией и Белоруссией, возможно даже – первые шаги к образованию содружества, подобного ЕЭС. Судя по мемуарам президента Украины, руководство его страны в то время добивалось одного: превратить статус независимого государства в политическую реальность. Для этого, однако, Украине необходимо было поддерживать добрососедские отношения с Россией. Итоги референдума оставались главным козырем Кравчука в предстоящей игре с Ельциным. “Принципиальное отличие этой встречи от предыдущих, – вспоминал Кравчук, – заключалось в том, что на нее я приехал, вооруженный результатами всеукраинского волеизъявления. Более того, уже в статусе президента”7.

Кравчука сопровождал, кроме прочих, премьер-министр Витольд Фокин, пятидесятидевятилетний горный инженер из Восточной Украины. Подобно Ивану Силаеву, тогда уже бывшему главе правительства РСФСР, Фокин был порождением аппарата плановой экономики. Хотя он и приветствовал движение Украины к экономической самостоятельности, с каждым месяцем все более заметной, его беспокоило распадение единого народно-хозяйственного пространства Советского Союза. Национал-демократов в делегации представляли два депутата Верховной Рады: Михаил Голубец, ученый-эколог, специалист по лесоводству, и Владимир Крыжановский, инженер-строитель, прорвавшийся в политику благодаря первым свободным выборам весной 1990 года. В парламенте они присоединились к “Народной раде”, которая до путча составляла оппозицию Кравчуку и его опоре – коммунистическому большинству.