Тварь же обернулась.
Заметила ли?
Поняла ли?
Говорят, в них ничего не остается своего, но эти глаза совсем не пустые. Мэл, пытаясь спастись от этого ледяного взгляда, поспешно наклонилась, сделав вид, что поправляет дырявый чулок. А когда она разогнулась, то твари уже не было.
Куда только исчезла. А Мэл и знать того не хочет. Ее дело маленькое – рассказать о встрече… не успела. Она услышала шаги издалека. И врожденное чутье портовой крысы подсказало – надо бежать. Прятаться. И то же чутье вынесло вердикт – не выйдет.
Мэл все же попыталась. Она кинулась в переулок, и в другой, в третий… догоняли. Загоняли, тесня в тупик. И закрытые окна домов, опустевшие улицы – лучшее свидетельство того, что Мэл приговорили.
Оказавшись в расщелине между глиняными домами, она рванула рукав. Не выжить, так хотя бы долг исполнить… как? Тамгу Мэл сунула в рот и зажала зубами. А достав из юбок ножик, зажмурилась и резанула запястье.
Четыре буквы… старый лэрд умный. Поймет.
Было больно.
Но Мэл должна сказать… дописать у нее почти получилось. Ее выдернули из расщелины, пинком в живот опрокинули на землю.
– Ну что, курва, допрыгалась?
Били. Забивали. И Мэл, сжимая тамгу зубами, молилась Молодому, чтобы забрал обидчиков.
– Война придет… – хотела сказать она, но рот был занят тамгой.
Но война все равно придет. Она слышит, когда за слова платят кровью.
Утром старый раб, в чьи обязанности входила уборка трупов – кошачьих ли, собачьих или же человеческих – закинет тело Мэл на тележку и не спеша, насвистывая под нос нехитрую песенку, потащит к мертвецкой. Там благообразный доктор медицинских наук, которому выпало дежурить эту неделю, убедится, что Мэл и вправду мертва. Он тщательнейшим образом измерит голову, убеждаясь в правильности собственной теории. Тело омоют, приведут в вид более-менее приличный и перенесут в анатомический театр. Нынешнее вскрытие соберет студиозусов, чьи родители заплатили гильдии за обучение и черные шапочки, которые в будущем обеспечат отпрысков достойным занятием и не менее достойным доходом, а также некоторых любопытствующих.
И лишь там, под многими взглядами, доктор приступит к доскональному осмотру тела. Заглянет он и в рот, не без труда разжав сведенные судорогой челюсти. Отпечатки немногих уцелевших зубов останутся на деревянном брусочке, в котором мэтр не сразу признает тамгу.
А признав, ощутит несвойственный прежде страх.
– Прочь! Все выйдите прочь!
Он взглянет на мертвую проститутку – такие в мертвецкую попадали частенько – по-новому, не зная, что делать с ней. Забыть ли? Но вдруг кто из студентов окажется глазаст и, хуже того, болтлив? Нет, тамгу нельзя выбросить.
И мэтр примет весьма мужественное решение – доложить старшине гильдии. Пусть он разбирается. А тело пока в мертвецкой обождет…
Я настойчиво пыталась согнуть булавку. Не сказать, чтобы занятие было увлекательным или же полезным – булавка гнулась, но выскальзывала из пальцев, пальцы эти жаля.
– Иза, успокойся, – попросил Кайя.
Надо же, а мне казалось, Их Светлость увлечены чтением. Они в последнее время читают много, а разговаривают до обидного мало. Булавка-таки хрустнула и обломок впился в палец. Я закусила губу, но можно было не стараться – Кайя и так услышал.
– Я же предупреждал, – он встал из-за стола – бумажные горы пошатнулись, грозя обвалами, но происшествие было предотвращено могучей дланью Кайя, которая гору просто придавила. – Покажи.
Да что показывать? Подумаешь, иголка в пальце. Я сама ее выдернула и, сунув палец в рот, задумалась. Кайя же, убедившись, что здоровью Нашей Светлости не нанесен непоправимый ущерб, вернулся к бумагам. Ну да, он предупреждал. Дважды, трижды или четырежды. А то и больше. И предупреждение сбылось, потому что в данных обстоятельствах имело все шансы сбыться.
Бэтмен из меня получился на редкость фиговый.
Миф об ударопрочности развеялся после первого же столкновения с краем стола – случайного! – и шикарной гематомы, украсившей мою неестественно-бледную кожу. Кочергу согнуть не вышло. Пламя от моим немигающим взором гаснуть не спешило. Канделябры в воздух не взмывали… и мозгов, судя по тому, что я всем этим занимаюсь, тоже не прибыло.
Кровь и та вернула естественный цвет, что погасило зародившийся во мне пламень аристократизма.
Чем бы еще заняться?
Покидать подземное убежище запрещено. Гулять по подземельям тоже.
Читать.
Писать.
Вышивать.
И вообще пытаться утомить Нашу Светлость. Вот и приходилось дурью маяться, изнывая от желания внятно и кратко разъяснить Кайя, что ни один нормальный человек не способен просто сидеть. Даже если он болен. Или был болен.
Нет, я понимаю, что Кайя обо мне заботится со всем возможным рвением. Но вот… как бы градус этого рвения поубавить? Я же с ума сойду. Или, наконец, раскопаю в себе суперспособность. Ну хоть бы махонькую… хоть какую-нибудь.
Я уже все перепробовала! Или не все? О! Вдруг я умею мысли внушать? Или управлять разумом? Иза – повелительница умов… звучит. На ком бы проверить?
Кайя отпал сразу. Слишком уж большой.
Ингрид? Она сидела на козетке, вывязывая из проволоки очередной цветок и делая вид, будто бы на самом деле ее здесь нет. Я была рада видеть Ингрид, но в присутствии Кайя она была до отвращения молчалива и хорошо воспитана. А в отсутствие Кайя мне полагалось отдыхать.
Нет, Ингрид тоже не буду трогать: нехорошо ставить эксперименты на людях, которые тебе симпатичны. Вот будь на месте Ингрид кое-кто другой…
Оставался кот, дремавший на краю стола. Я уставилась на него, мысленно внушая желание подойти ко мне. Кстати, носить кота на руках Нашей Светлости тоже нельзя – слишком тяжелый. Если Нашей Светлости охота подержать котика, то ей принесут другого, маленького. Убила бы! Не кота, конечно, он не при чем. Но никогда не думала, что заботливый муж – это настолько утомительно!
Иди же… кис-кис… я хорошая! Я тебя поглажу… я сосредоточилась на этой мысли, и кот шевельнул хвостом, что несколько обнадежило. Я утроила усилия. Иди же на ручки, ленивая рыжая морда! За ухом почешу… и животик, как ты любишь.
– Иза, – Кайя оторвался от бумаг, взгляд у него был несколько ошалевший. – Я, конечно, рыжий… и порой работаю меньше, чем следовало бы… и предложение выглядит очень заманчиво… но боюсь, что мой вес не позволит его реализовать так, как тебе бы хотелось.
Его вес? Он тут причем?
А кот?
Я кота хочу погладить! Нет, Кайя тоже не откажусь, более того, с радостью бы погладила, но он же не дастся. До свадьбы гладить мужа не прилично.