Куратор посмотрел на него и вздохнул.
– Я пойду с тобой, – сказал он. Приносить дурные вести – часть профессии врача, и это тоже входило в обучение. – Я буду рядом, но скажешь ей ты.
Они прошли в зал ожидания, где женщина пыталась справиться с тремя сорванцами, жизнь которых теперь тоже была под угрозой. Она подняла взгляд и испытала острый приступ ужаса, увидев их лица. Энди чувствовал, что это худший момент в его жизни. Он принялся мямлить, и тогда врач-куратор пришел на помощь и объяснил ситуацию.
Врач использовал очень простые выражения. В его словах не было эмоций, только констатация факта. Девочка умерла от менингита, спасти ее было невозможно, а у детей необходимо взять анализы.
– Даже если бы вы приехали раньше, это ничего бы не изменило, – добавил он. – Болезнь уже нельзя было остановить. Она могла подхватить вирус где угодно. В школе, во дворе, в автобусе. Вашей вины тут нет, это трагическая случайность.
Пока женщина рыдала, врач быстро осмотрел ее детей.
Обезумевшая мать внезапно подлетела к Энди и принялась лупить его по груди кулаками.
– Как вы могли не сказать мне? Вы знали, что она умирает! Я могла бы быть рядом, держать ее за руку, а вы лишили меня этой возможности!
Энди готов был провалиться сквозь землю. Он повторял, что диагноз поставлен посмертно, что никто ничего не подозревал. Однако безутешная женщина ничего не хотела слышать и продолжала бить его кулаками, завывая, словно раненое животное. Пришлось позвонить подруге несчастной женщины, чтобы та забрала ее домой. К счастью, трое других детишек пока были в безопасности, но за их здоровьем в ближайшие дни требовалось внимательно следить. Менингит – болезнь коварная…
Энди отпустили только в два часа ночи, когда он дописал отчет и оформил все справки. Тело девочки перевезли в морг. Энди заперся в подсобке и рыдал там, вытирая слезы простыней. Там его и застал врач-куратор. Мягко, но настойчиво он повел его в свой кабинет.
– Послушай меня внимательно. Мы не могли спасти девочку. Ее смерть – не твоя вина. Да, ты заподозрил менингит, но это ничего не меняет. Я пропустил явный симптом, но даже если бы я сразу все понял, смерть была неизбежна. Перестань реветь и не вини во всем себя. Ты не воскресишь ее слезами. – Он перевел дух. – Да, это первый ребенок, которого ты потерял. Да еще реакция матери… тут бы разревелся любой. Но ты не можешь рыдать над каждым ребенком, которого потеряешь. Работа врача требует не сострадания. Она требует внимания к симптомам, хороших знаний и своевременных действий. А сейчас иди домой. Тебе надо выспаться.
– Я в порядке, – горестно помотал головой Энди. Он был очень бледен, и его слова никого не могли убедить.
Он все равно винил себя. Куратор просто утешал его, чтобы побыстрее вернуть в строй. Энди ненавидел себя.
– Я хочу, чтобы ты выспался, – твердо сказал врач. – Нам всем приходится терять пациентов. Иногда в этом наша вина, а иногда шансов просто нет. Мы же не механики, которые чинят машины. Мы лечим людей. А люди смертны. Иди домой, Уэстон. Иди спать.
Энди понимал, что куратор прав, но уходить не хотел. Никогда в жизни он не чувствовал себя так плохо, однако молча убрал в свой шкафчик стетоскоп, повесил халат и позвонил Нэнси. Он думал, она давно спит, но очень хотел услышать ее голос. Она ответила раздраженным тоном: ее подняли с постели по срочному вызову.
– Что произошло? – спросил он вяло.– В рыбном магазине была перестрелка. Четыре огнестрельных ранения, – ответила Нэнси. – А что у тебя?
– Я еду домой. Надеялся тебя застать.
– Что-то случилось? Я думала, ты проторчишь в клинике до утра.
– Меня… меня отпустили, – пробормотал Энди. Он не мог признаться, что сегодня почти у него на руках погибла восьмилетняя девочка. К тому же у Нэнси впереди было еще одно тяжелое дежурство, а он не хотел ее расстраивать.
– Ладно, увидимся позже, мне пора. У двух парней синий код. – Это означало, что случаи крайне тяжелые. Возможно, ребята с огнестрелом обречены.
Нэнси отключилась раньше, чем он ответил. Он надеялся, что его подруге повезет чуть больше и у нее не погибнет ни один пациент.
Энди уныло вышел из клиники.
Девочку звали Эми. Он знал, что отныне это имя станет для него самым горьким из имен. Он навсегда запомнит ее частое дыхание, а также ярость и отчаяние на лице ее матери.
Когда он пришел домой, постель была не убрана. Судя по разбросанным вещам, Нэнси убегала в спешке. В квартире давно царил беспорядок: ни у кого из них не было времени прибраться. В холодильнике, куда он заглянул, оказался лишь кусок недоеденной пиццы – ужин Нэнси, – не вызвавший у него никакого аппетита. Он отправился в ванную, умылся и уставился на свое отражение в зеркале. Он видел перед собой убийцу и ненавидел себя. А так хотел быть правильным, жить правильно, делать хорошее, правильное дело.
Энди криво усмехнулся. До этого дня он жил именно так – правильно. Ему не в чем было упрекнуть себя. До этого дня. Он знал, что никогда не сумеет себя простить. Отныне он не мог быть врачом. Он не был целителем. Он был убийцей.
Он вышел из ванной и побрел в спальню. У него был пустой бессмысленный взгляд. Звонил мобильный, но Энди не стал его брать. Нэнси уже услышала, что произошло, и позвонила узнать, как он себя чувствует. Энди не хотел ничего обсуждать. Он повалился на кровать и уставился в потолок.
Квартира была в мансарде, потолок подпирали деревянные балки, неравномерно покрытые лаком, словно это было швейцарское шале, затерянное в горах. Энди некоторое время смотрел на эти балки, а потом встал с кровати.
Он достал из шкафа бельевую веревку, забрался на письменный стол и принялся обвязывать ее вокруг балки. Петлю он связал очень медленно и аккуратно, как его учили в отряде скаутов. Подставил под балку стул, залез на него и надел петлю на шею. Затем, не раздумывая ни секунды, сделал шаг вперед одной ногой, одновременно выбивая второй из-под себя стул.
Это был единственный путь. Он задолжал малышке Эми и ее матери. И сам выбрал для себя наказание.
Телефон звонил еще очень долго. К тому моменту, когда села батарейка, Энди уже давно был мертв.
Глава 22
На похороны Энди собралось очень много народу. Здесь были даже известные люди – сенаторы, конгрессмены, доктора, издатели, – все те, кто был так или иначе связан с отцом покойного. Из друзей Энди была только Изабелла. Она сидела на задней скамье церкви с отцом и мачехой. Здесь же были и родители ее друзей, в основном покойных. Теперь всех их объединяло одно общее горе. Нэнси сидела рядом с матерью Энди и безутешно плакала. Хелен обнимала ее и тоже плакала. Нэнси была для нее несостоявшейся невесткой. Энди на момент смерти было двадцать четыре, и он лишил себя жизни почти ровно через пять лет после смерти Гэбби и спустя два года после смерти Билли.