— Вот сейчас мы проверим, какой ты разведчик узе.
— Нечего и смотреть, — Дубровский подошел к бару. — Налей мне пива, Бидо.
— И креветки?
— Само собой. Без креветок я практически пива не пью.
— Платить чем будете? — спросил Бидо.
— Он заплатит, — Вован кивнул на Евтеху. — Он мне должен.
— Ты хоть понимаешь своей тупой башкой, на что ты играл? — спросил Евтеха.
Вова выпил пива, оторвал голову у большой креветки, пососал ее хорошенько и сделал еще один большой глоток.
— Холодное, — сказал он. — Хорошо. Как называется? Бавария?
— Слово на Х, с окончанием на: я — ответил Евтеха.
— А что такого я сказал? Мне даже показалось, что я опять в Датском, опять весна, опять цветы. Телки, шампанское, Мальборо. Или это — слово на е, с окончанием на: я — Мумия? Конкуренты.
— А чем тебе не нравилась Мумия?
— Да там вечно одни менты, кагебешники и зажравшиеся бизнесменши. И самое главное вечно все — слово на е — хотят. А в Датском культурно. Ребра, пиво, культурный базар. Правда, а последнее время там открыли казино. Но ведь можно и не играть. Если не хочешь.
— Это не Датский и не Мумия. Это Хилтон. И представь себе, что ты играл с господом богом.
— На что?! — изумился Дубровский.
— Ты — Адам. Следовательно, ну, следовательно…
— Следовательно, — повторил Вован, — я играл… На что бы я мог играть с богом? Думаю, я бы захотел остаться в Райском Саду. Действительно, я не хочу на Землю. Слово на Х в ослабленном значении — сплошная — слово на х в ослабленном значении. — Один обман.
— А пиво, креветки, телки? — спросил Евтеха. — Тебе это не нравится?
— А что, в Райском Саду всего этого разве нет? Телка-то там должна быть. Сделайте мне телку. Вы можете.
— Я могу. Не совсем так, как ты думаешь. Не тебе, а из тебя. Ты же Дубровский гермафродит. Придется разделить тебя на две части.
— Не надо. Потому что тогда вторая моя половина соблазнит первую и финита ля комедия. Нам придется покинуть это прекрасное место. Я не хочу. Ну ее на — слово на х в ослабленном смысле — эту Землю. Я хочу остаться Здесь. Я не понимаю, почему я не могу остаться? Господи, оставь меня. Если можешь. Не хочу я Туда. — Вован посмотрел вниз. Ну, лететь туда далеко. И главное, зачем? Что я такого сделал? Господи, оставь меня Гермафродитом.
— Ты готов отказаться от телок?
— Не готов пока еще, но я подумаю, как можно… как можно… — Вован замялся. Он просто не знал, что сказать.
Ладно, — сказал Евтеха. — Если ты действительно Фишер-Абель, если настоящий разведчик, если ты профессионал, как ты говоришь, то ладно, я тебя не выброшу за борт. Итак, ответь…
— На любой вопрос.
— Где Камень?
— Что, простите?
— Ты че, глухой? Где Камень, сука?!
— Я не знаю ничего ни про какой камень. Про атомную бомбу могу рассказать, про работу Ми-6, про биллиардные Москвы. Про камень ничего не знаю.
— Люська, — позвал Евтеха, — слово на е с приставкой: вы — его.
Всякий, кого она — слово на е с приставкой: вы — продолжал Евтеха, — будет отправлен на Землю.
— Не надо. Я все скажу. Камня у меня нет.
— И это все?
— Я не знаю, у кого сейчас Этот Камень.
— Не знаешь узе, — медленно проговорил товарищ Эс. — Ты не Фишер-Абель. — Бросьте в трюм пока.
— Нет, нет! — закричал Вова. — Подождите.
Товарищ С махнул рукой, и Люська отпустила локоть Дубровского.
— Так больно, — поморщился Вова и потер локоть. — У вас железная хватка, леди, — он покосился на Люську.
— Ну что еще ты можешь предложить? — спросил тов. С.
— Леннан, а давай посоревнуемся, кто больше пива выпьет с креветками.
— Ты конечно. — И он опять махнул рукой. Вована повели в трюм. — И да! — крикнул ему вслед товарищ Леннан, — хватит придуриваться. Не надо.
Я вот единственное, чего не могу понять:
— Неужели и товарищ Эс отправляется на Новую Землю? Зачем?!
А Василий Мелехов теперь понял, что ему некуда больше спешить. Ведь он думал, что опоздал с этой поездкой на Мерседесе, опоздал к переправе на Новую Землю. Нет, это и идет Переправа. Они на границе. Или… или все-таки они уже на той стороне. И бой у Переправы — это только иллюзия. А точнее, не иллюзия, а именно такова реальность Новой Земли. Конечно, удивительно. Хотя очень понятно. Вот только, где сейчас Надя? Почему ее нет рядом?
И все-таки: почему вся скотобаза оказалась на Новой Земле? Если это действительно она. Но, думаю, не вся. Еще слышались пулеметные очереди, означавшие, что еще одна атака Аненербе захлебнулась. Только бы они не прошли. Хотя с другой стороны и те не лучше. Вот гуси собрались у Переправы. Всем хочется на Новую Землю. Но что же это будет за Новая Земля тогда? Я не знаю. Неужели Петр и Павел их всех пропустят?
— Она умерла, — сказал академик.
— Очень печально, но это так, — ответил доктор. Эту болезнь нельзя вылечить.
— Говорят, Тот мог бы это сделать? — спросил академик.
— Вы ученый, как вы можете верить во всю эту мистику? Впрочем, я тоже верил, — сказал доктор.
— Что это значит?
— Это значит… это значит, что Мелехов провел свою операцию.
— Как ты мог позволить ему это?!
— Она бы все равно умерла. Не было никакого средства.
В юности академик, отец Нади занимался самбо. Он взял доктора за отвороты белого халата и бросил через спину. Доктор собрал две кровати, на которых уже не было больных. Умерли. Это и сказал ему академик:
— У тебя все умирают. На этих пустых кроватях еще вчера лежали люди. Где они тетерь? В Аиде?
Доктор в юности занимался дзюдо. Он поднялся и бросил академика, проведя подхват изнутри. Отец Нади сломал процедурный столик. Они провели друг другу еще по паре бросков. Потом сели прямо на полу и напились неразбавленного спирту. Практически без закуски. Было всего одно яблоко на двоих.
— Сходим на ее могилу, — сказал плачущий академик.
— Пойдем.
Они набрали закуски в новом универсаме и двинулись к кладбищу. Коньяк они брать не стали. Доктор сказал:
— Не будем мешать. — И они пили только спирт. Правда, теперь они его разбавляли. Ну, надо было как-то растянуть удовольствие. Надо было продлить печаль.
— Этот псевдоученый Мелехов хотел жениться на моей Наде.
— Да, конечно, — сказал доктор и налил еще по одной, — я бы сам на ней женился. Хорошая была телка. Скаковая лошадь. Простите, но это не я так говорю, это Мелехов так говорил.
— Он ее любил, — сказал академик и заплакал. — Ох, как любил.
— Да, — доктор закусил шпротами. — Ведь он даже женился на ней. Не хотел тебе говорить.