Читать интересную книгу Гиллеспи и я - Джейн Харрис

Наконец секретарь закончил. Лорд Кинберви сообщил присяжным, что признание вины в заявлении не является достаточным основанием для обвинительного приговора; также заявление мистера Шлуттерхозе не может считаться свидетельством против кого-либо, кроме его самого. Бесспорно, полезный, но запоздалый совет; наверняка присяжные уже нарисовали в уме множество картин с моим участием. От тоски мне хотелось свернуться клубочком и спрятаться в самом дальнем углу.

Тем временем безжалостная судебная махина двигалась вперед, не давая мне ни малейшей передышки. Следующим Макдональд вызвал младшего инспектора Стерлинга. В ожидании я посмотрела направо и обнаружила, что похитители украдкой пялятся на меня. Белль отвернулась, изображая безразличие, а Шлуттерхозе потряс в мою сторону кулаком: нарочитый жест на публику, призванный продемонстрировать вражду между нами.

Я считала детектива Стерлинга умным человеком, способным к самостоятельному мышлению, но, вероятно, его вынудили придерживаться линии обвинения. Обидно, что в своих показаниях он выделил один ничтожный факт. Что касается происшествия в кэбе на пути в полицию, поверьте, я была чрезвычайно встревожена и огорошена арестом. Я действительно издала смешок после долгого молчания, потому что волновалась и не верила своим глазам. Это был горький смех — не злой, и, уж конечно, не зловещий, как заявил Стерлинг после подсказки Эйчисона. Увы, Макдональд снова решил не протестовать.

Когда Стерлинг покинул кафедру, времени оставалось немного, и Кинберви предложил прокурору вызвать последнего на сегодня свидетеля. Судя по тому, как Эйчисон шевелил пальцами, он приготовил эффектный финал и после короткой паузы вызвал Хелен Странг. Мисс Странг, официантка из кафе «Локхарт», оказалась пухлощекой женщиной с густыми темными бровями, кривыми зубами и нездоровой кожей лица. После небольшого вступления прокурор спросил, была ли она на работе двадцатого апреля прошлого года. Странг ответила утвердительно.

— Что вы помните об этом дне? — спросил Эйчисон. — Вы запомнили каких-нибудь посетителей?

— Да, в закутке у камина сидели трое — иностранец и две дамы. Они пришли около трех.

— Эти люди пришли вместе?

— Мужчина пришел с одной из женщин — похоже, с женой. А вторая дама явилась минут через пять.

— Почему вы их запомнили?

— Они были совсем разные. Пара выглядела, так сказать, попроще. А женщина, которая пришла одна, была настоящая леди и к тому же англичанка.

— Откуда вы узнали, что она англичанка?

— Она заговорила со мной — заказала кофе. Кофе с молоком. А те двое заказали чай. Ну вообще-то, пока не появилась леди, мужчина спрашивал, подаем ли мы эль, но жена велела ему не валять дурака.

— Но эти люди были знакомы между собой?

— Думаю, да. Они наклонились друг к другу и битый час болтали.

— Наклонились друг к другу? Они разговаривали тихо или громко?

— Тихо, сэр.

— Вы слышали, о чем они говорили?

— Нет, сэр, только когда они что-то заказывали.

— Что-нибудь еще можете вспомнить?

— Да, сэр. Через час я подошла спросить, не желают ли они чего-нибудь еще. Когда подходишь к столику, видно закуток у камина. Посетителей не видно, и они вас не видят, зато видно стол. И я заметила, как англичанка что-то передавала мужчине через стол.

— Что это было?

— Что-то вроде пакета.

— Вроде пакета? Он был толстый или тонкий?

— Тонкий, сэр.

— И что мужчина сделал с тонким пакетом?

— Положил в карман. Когда я подошла, пакета уже не было.

— Итак, мисс Странг, — сказал Эйчисон. — Ответьте мне, эти посетители присутствуют сейчас в суде?

Официантка стала рассматривать лица людей, медленно, как будто целую вечность, и, наконец, перевела взгляд на Шлуттерхозе. Пригнувшись, она уставилась на него, затем медленно указала пальцем поочередно на Ганса, Белль, а затем — на меня.

— Эти трое очень похожи на тех, кого я видела в тот день.

Интересно, неужели сложно узнать в нас обвиняемых, если мы все трое сидим на скамье подсудимых? Я обернулась к присяжным в надежде, что они разделяют мое недоверие, но, судя по их лицам, господа присяжные были вполне удовлетворены опознанием. Происходящее казалось безумным фарсом. Подумать только, моя судьба зависела от этой чокнутой! Конечно, я отзываюсь о ней невежливо, но лишь ради того, чтобы передать свои чувства в ту минуту. На кону стояли человеческие жизни; пусть мне и было наплевать на Белль и ее мужа, все равно, как можно не понять, что официантка просто жаждет внимания и ее следует немедленно прогнать с кафедры?

Прингль не устоял перед соблазном допросить мисс Странг, но ничего не добавил к тому, что уже выяснил Эйчисон, и, к счастью, вскоре удалился. Интересно, как Макдональд намеревался опровергнуть столь явную клевету?

— Мисс Странг, вы говорите, что видели этих людей в субботу, двадцатого апреля прошлого года. Почему вы так точно запомнили день?

Официантка пожала плечами.

— Не знаю, просто запомнила.

— Вам называли эту дату во время предварительного допроса?

— Вроде бы нет.

Эйчисон вскочил, но тут же сел, повинуясь жесту судьи.

— Да, да, — сказал Кинберви.

Он предостерегающе посмотрел на моего адвоката и велел ему продолжать. Следующий вопрос Макдональда обескуражил меня.

— Однажды вы обслуживали некую знаменитость, не так ли, мисс Странг? Ваши товарки в кафе до сих пор это обсуждают. Кажется, это было в конце прошлого года.

Странг кивнула.

— Да, сэр, мисс Лофтус из Королевского театра. Я обслуживала ее, сэр. Мы все были в таком восторге.

— Ну разумеется. Вы ведь поклонница мисс Мари Лофтус? Наверное, видели ее на сцене, в «Робинзоне Крузо», например?

— Да, сэр, и не раз. Она одна из моих любимых актрис.

— Она часто бывает в вашем кафе?

— Нет, сэр, заходила только однажды.

— Вы помните, какого числа?

— В декабре, сэр, думаю, в начале декабря. У нас было столько народу.

— А вы помните дату или день недели?

Помолчав, официантка ответила:

— Нет, сэр. Кажется, была суббота.

— А что заказывала мисс Лофтус?

— Э-э… кажется, полдник, сэр.

— Что-нибудь еще?

— Вроде бы нет.

Макдональд заглянул в свои записи.

— Я говорил с мисс Лофтус, и она любезно предоставила мне чек из кафе «Локхарт». Не могли бы вы взглянуть на него?

Свидетельнице передали листик бумаги.

— Вы выдали ей этот чек? — спросил Макдональд. — Это ваша подпись?

— Да, сэр.

— И что она заказывала, согласно чеку?

— Газировку. Выходит, не полдник. Да, теперь припоминаю, что мисс Лофтус предпочитает полдничать дома.

— А какая дата указана на чеке?

— Понедельник, восемнадцатое ноября, сэр.

— Восемнадцатое ноября — не декабрь, и не суббота. Итак, мисс Странг, вы запомнили до мелочей каких-то неизвестных посетителей, которых обслуживали почти год назад, запомнили дату и время, а также их заказы. И при этом вы едва помните клиентку, которую обслуживали менее четырех месяцев назад, знаменитость, более того — своего кумира. И даже не помните, что она заказала. Вы можете объяснить эту странность?

— Я уже говорила, сэр, у нас тогда было много народу.

— У меня нет больше вопросов, ваша честь, — сообщил Макдональд, возвращаясь на место.

Разумеется, Эйчисон устроил повторный допрос свидетельницы. Под его руководством мисс Странг показала, что пришла в неописуемый восторг при виде мисс Лофтус и на радостях даже не заметила, что заказывала актриса. Однако аргумент выглядел неубедительно. В целом, хотя нам не удалось дискредитировать Странг полностью, присутствующие несомненно заподозрили, что ее ответы Эйчисону были заготовлены заранее.

Однако она указала на меня, помимо Шлуттерхозе и Белль. У присяжных впереди целая ночь, и мне страшно было думать, как они воспримут историю Странг. Вечером, сидя в камере, я невольно переживала наше преждевременное поражение. Когда на обратном пути меня навестил Каски, я попыталась не выдать отчаяния.

— Ну что ж, — сказала я. — Три четверти дня в нашу пользу.

— Да, — ответил Каски. — Но Эйчисон из кожи вон лезет, чтобы доказать ваше соучастие.

— А эта официантка? А это ужасное заявление Ганса?

— Забудьте о заявлении, мисс Бакстер. Как сказал судья, оно не является свидетельством против вас. Наш немецкий друг может сочинить что угодно о ком угодно, надеясь спасти свою жалкую шею, но это не повод верить его бредням.

Каски намеревался меня утешить, но его слова только заставили меня задуматься о собственной шее. Во всей моей внешности я больше всего была довольна шеей — стройной и грациозной. Единственной приличной части моего тела грозило уничтожение — что за горькая ирония судьбы? Интересно, что именно происходит с человеком при повешении? Шея ломается от падения или горло сдавливается до полного удушения? Я представила, как у меня на шее затягивается петля, веревка врезается в кожу. А может, меня осудят пожизненно? Не думаю, что я долго протяну на Дьюк-стрит.