— Джонка.
— Как оказались на столь жалкой посудине?
— Мой самолет потерпел аварию.
— Майор Фюмроль? — поинтересовался японец и, не дожидаясь ответа, иронически поклонился: — Рад неожиданной встрече. — Откуда плыли?
— С островов Драконьего Жемчуга.
— Где другие пилоты?
— Мертвы, господин подполковник. С кем имею честь?
— У тебя нет больше чести, шваль! — взорвался японец и ребром ладони рубанул Фюмроля по затылку. — Давайте сюда девку, — позвал он, высовываясь из окна. — Живо!
Солдаты бросили девушку к его ногам.
— Кто он? — спросил подполковник, толкая ногой потерявшего сознание француза. — Как здесь оказался?
— Не знаю, господин, — она едва понимала чужой язык.
— А ты?
— Хоанг Тхи Кхюе, господин.
— Каким ветром тебя занесло в Малайю?
— Не знаю, господин, — девушка втянула голову в плечи, словно ожидая удара.
— Где твой дом? — японец догадался, что она просто не поняла вопроса. — Как попала сюда? — постучал он по бамбуковому столбу, поддерживающему крышу.
— Сайгон, господин. — Она спрятала лицо от слепящего света, но луч вновь ударил в глаза.
— Сидеть! — прикрикнул японец. — Как же ты очутилась в Малайе?
— Малай-а? — она по складам повторила явно незнакомое слово. — Не знаю, господин.
— Как называется твоя страна? — подполковник проявлял поразительное терпение.
— Вьетнам.
— А эта?
— Вьетнам.
— Где Сайгон, идиотка?
— Далеко, — она махнула рукой на темный квадрат окна. Японец машинально повернул голову.
В разрывах невидимых туч влажно лучились звезды. Дождь прекратился и стало слышно, как шумит неспокойное море.
— Джонка? Сампан?
— Сампан, господин, — она обрадованно закивала. — Сампан «Нянь люа».[34] Тайфун налетел. Три, четыре, пять, — начала загибать пальцы, — шесть дней кидало. Потом из моря Железный сампан. Японский господин в трубу кричал: «Плыви сам, плыви сам!»
— Наконец-то! — усмехнулся полковник. Его позабавила мысль о том, что судьбы таких разных человеческих существ, как беглый француз и эта полудикая вьетнамка, столь смешно и нелепо пересеклись по его вине.
Железная воля генерала Ямаситы, которому понадобились суда, предопределила, наверное, сотни подобных встреч, разметала по ветру бессильные намерения и жалкие жизни. Ямасита приказал, а он, подполковник Арита, исполнил, добыв за три дня охоты свыше двухсот судов. Все остальное — капризная прихоть случая: встречи, разлуки, гибель и этот тайфун, который, описав петлю, пригнал к Малайскому полуострову десяток лодчонок с индокитайского юга.
Фюмроль, придя в сознание, застонал и сделал попытку встать.
— Вы можете расстрелять меня, — цепляясь за жерди, он с трудом выпрямился. — Но не смейте прикасаться ко мне, животное!
— Хотелось бы разъяснить ваше незавидное положение, — обернулся японец. — Я могу расчленить вас на кусочки или передать господину Деку. Скорее всего, он пошлет вас на гильотину. Или вы больше предпочитаете киматори? Надеюсь, не надо объяснять, что это такое? Слово за вами, господин капитан.
— Майор, — зачем-то поправил Фюмроль. На него нахлынуло непонятное изнеможение, он пошатнулся и рухнул на земляной пол.
— Какие слабые нервы, — пожурил подполковник. — Похоже, вы знаете, что такое киматори. Но не волнуйтесь, мне не нужна печень малодушного. Еще, чего доброго, заразишься падучей.
— Малай-а, — растягивая слоги, повторила Хоанг Тхи Кхюе.
— Что? — не понял японец. — Вышвырните эту обезьяну, — он перевел фонарь на Кхюе. — Она меня больше не интересует.
С моря донесся низкий протяжный гудок.
— Катер, господин подполковник, — козырнул один из солдат.
— Да, пора возвращаться, — Арита встал с разостланной плащ-палатки. — А я еще не решил, как поступить с задержанным. — Он поставил ногу Фюмролю на грудь. — Вы еще не умерли?
— Чего вы хотите от меня? — не выдержал тот и со стоном перевалился на бок. — Каковы ваши условия?
— Так, — удовлетворенно констатировал Арита. — Торг начался. Как это во вкусе белых людей, — ему доставляло странное удовлетворение играть с поверженным врагом, как кот с мышью. Что ж, он и сам удивляется своему великодушию. Отпустил зачем-то перепуганную дикарку, хотя принципиально никого не отпускал, а теперь церемонится с полутрупом, который ему также совершенно не нужен. Зачем? — Итак, вас интересуют условия, — так ничего и не надумав, возобновил он зловещий диалог. — Точнее, одно-единственное условие. Короче говоря, жизнь. Вы хотите жить?
— Что вам от меня нужно? — собрав последние силы, Фюмроль выпрямился, хватаясь руками за гладкие колена бамбукового столба.
— В том-то и весь трагизм вашего положения, майор, что ничего. Все, что можно, вы уже продали. Вам нечем расплатиться даже за жизнь, а она ведь так недорого стоит.
— Тогда добейте меня. Но зачем издеваться, мучить?
— Не понимаете? А один ханойский дурак по имени Уэда уверял меня, что вы до тонкости изучили дух Ямато и вообще очень опасны. Нет, вы не знаете нас. И безвредны, как раздавленная колесом змея. Не забыли, как зовут нашего бога смерти? Если вы были в Нара, то должны помнить грозного владыку, пляшущего на буйволе с мечом и капканом в руках. По бокам его стерегут перевитые змеями ино.[35]
— Эмма.
— Верно, Эмма. Индийцы зовут его Яма, китайцы — Янью, монголы — Эрлик. Звучит сходно, и люди умирают одинаково: монголы, китайцы, малайцы. Под Кота-Бару мы нашли полевой госпиталь, в котором лежали индийские солдаты из второго Пенджабского полка. Один из моих «висельников» облил их бензином и выстрелил из ракетницы. Вы, конечно, считаете, что он поступил жестоко? Это не так. Мы воюем во имя освобождения Азии и поэтому считаем изменником любого азиата, поднявшего на нас оружие. Пусть индийцы знают, что объятый пламенем Яма уже скачет на них и земля трясется под копытами. Англичан и австралийцев мы, к вашему сведению, только расстреляли. Как видите, мы делаем различие между людьми, тогда как белые подходят к нам, служителям духа, со своей меркой. Попробуйте заслужить жизнь.
Скрипя зубами, Фюмроль отчаянно старался удержаться на ногах. Он был гол, беззащитен и бесконечно унижен. Ему хотелось сейчас умереть. Только безболезненно и спокойно, подобно засыхающему дереву, как говорят японцы. Он беззвучно плакал.
— Или легкую смерть, — Арита, казалось, читал мысли. — Ничто — это целостность мира, из которой рождается все и куда возвращается все. Реальный мир только манифестация этого всеобщего небытия, его частное воплощение, зыбкое и мимолетное, как отражение в воде. Выбирайте, что вам ближе.