Ввиду хороших личных отношений, которые сложились у меня с Вашим Высокопревосходительством при подписании заявления от 6 декабря 1938 г., я сожалею, что Ваше письмо вынудило меня к такому ответу. Я не хочу отказаться от надежды, что разум в конечном итоге все же восторжествует и что французский народ поймет, где его подлинные интересы. Это было бы и для меня лично исполнением самых искренних желаний, ибо вот уже 20 с лишним лет я тружусь во имя достижения взаимопонимания между Германией и Францией.
Иоахим фон Риббентроп
СССР в борьбе за мир... С.488—490.
Akten zur deutschen auswartigen Politik. Serie D. Bd. VI. S.771—773.
Записка сотрудника ведомства по осуществлению четырехлетнего плана Германии К. Вольтата[104]
24 июля 1939 г.
Запись бесед с сэром Горасом Вильсоном (18 июля с 15 час. 15 мин. до 16 час. 30 мин. и 21 июля с 13 час. до 13 час. 30 мин.), с сэром Джозефом Боллом (20 июля с 18 час. 30 мин. до 19 час. 30 мин.) и с г. Хадсоном (20 июля с 17 час. 30 мин. до 18 час. 30 мин.).
Все беседы были проведены по инициативе англичан и с ведома посла Дирксена.
Мы вернулись к беседе, которая имела место между сэром Горасом, сэром Джозефом Боллом и мной в начале июня у герцога Вестминстерского. Я рассказал сэру Горасу о моих впечатлениях по возвращении в Берлин из моей четырехнедельной поездки в Испанию. По моему мнению, сказал я, атмосфера в отношениях между Берлином и Лондоном значительно ухудшилась. Во всей политике Англии, в том числе и в ее переговорах с Россией, находит выражение ее стремление объединить все силы против Германии. Это обстоятельство в решающей мере влияет на то, как положение оценивается в Берлине. Влиятельные круги рассматривают фактическую политику Англии как новую попытку окружения; напротив, в речах Галифакса и Чемберлена в необязывающих их выражениях заявляется о готовности к переговорам. Кампания в печати затрудняет в настоящее время серьезное изучение и трезвый подход к проблемам.
По моему впечатлению, ухудшились как германо-польские, так и германо-английские отношения. Поляки сделали заявления, которые осложняют возвращение Данцига рейху и которые практически сводят возможности переговоров чуть ли не к обсуждению таможенных вопросов. Однако и заявления английской стороны также сузили возможность проведения переговоров о Данциге.
Я сказал далее, что, хотя прочел не все соответствующие речи, я слышал все же от авторитетного источника, что Чемберлен в своем последнем заявлении охарактеризовал статус Данцига как справедливый. Говорят, что лорд Галифакс снова провозгласил теорию равновесия сил в качестве основы английской внешней политики. Именно этот пункт еще больше затруднит поиски выхода из нынешней ситуации, поскольку Англия в результате взятых на себя обязательств уже не может свободно принимать решения во всех возможных случаях.
Хотя, по моему мнению, фюрер не примет опрометчивых решений в вопросе о Данциге, все же является фактом, что польское правительство никогда бы не смогло действовать так, как оно действовало, если бы его не поддерживало английское правительство и если бы его не провоцировали различного рода подстрекатели. К вопросу о Данциге нужно, однако, подходить реалистически. По мнению немецкой стороны, совершенно недостаточно вести переговоры лишь о статусе вольного города и об улучшении этого статуса.
Сэр Горас выразил удивление по поводу этих замечаний. По его мнению, речи Чемберлена и лорда Галифакса не следует понимать в таком плане. Он вручил мне текст обеих речей. Речь на обеде, устроенном Королевским институтом международных отношений в Чэтэм Хауз, была, по его словам, традиционным выступлением, которое больше носило характер лекции на политико-философскую тему. Было выработано несколько проектов этой речи. Он сейчас не может уже точно вспомнить текста последнего проекта. Во всяком случае, то существенное, что, но мнению английской стороны, нужно было сказать, заключалось несколько в ином, а не в подчеркивании возвращения английской политики к теории и практике равновесия сил. Галифакс старался выразить готовность к сотрудничеству и к политике мирного изменения нынешнего положения, постольку поскольку Германия желает таких изменений и если в ходе переговоров с Англией можно достичь какого-то единого мнения в этом вопросе.
Сэр Горас в очень приятных выражениях сказал мне, что хотел бы по-дружески переговорить со мной как со своим коллегой. Мы оба, заявил он, заинтересованы в том, чтобы какие-либо не поддающиеся контролю факторы, вытекающие из мощного процесса нарастания сил, не привели к военному столкновению, которое переросло бы масштабы вопроса о Восточной Европе и вылилось бы в новое принципиальное столкновение между группами, руководимыми Германией и Англией. Мы оба придерживаемся интересов наших правительств, которые заключаются в том, чтобы были сохранены установившиеся формы правления и чтобы современная цивилизация не оказалась ввергнутой в величайший кризис вследствие такого столкновения. По его мнению, если бы такая катастрофа все-таки произошла, то мы оба хотели бы ответить перед своей совестью, что мы сделали все от нас зависящее, чтобы путем объективной информации и практическими советами нашим правительствам содействовать мирному решению вопроса.
Сэр Горас обратил внимание на то, что в сентябре 1938 г. в Мюнхене у некоторых лиц сложилось впечатление, что Англия не готова к борьбе. Вследствие этого возникла необходимость довести до сознания населения всю серьезность положения. В первую очередь нажим на правительство оказала оппозиция, поскольку сочли, что причиной поведения Англии в Мюнхене была недостаточная готовность Англии в области вооружений. Если в то время в угрожающем случае дело и могло обстоять таким образом, то в настоящее время положение совершенно иное. Английская авиация и военно-морской флот были чрезвычайно усилены. В наши дни в военном отношении Англия находится в состоянии полной готовности, в Лондоне достаточно, так сказать, лишь нажать кнопку, и военная промышленность заработает на полную мощность. Английские обязательства и гарантии тоже нужно рассматривать с учетом того, что после 15 марта Англия вынуждена серьезно относиться к делу. Дело сводилось к процессу укрепления английских позиций, что к настоящему времени закончено. Не вызывает сомнений, что боевой дух и готовность населения к войне с Германией поднялись значительно выше, чем это получает отражение в спокойной позиции, занятой правительством.
Сэр Горас, вероятно, подготовил для нашей беседы меморандум, который он велел принести своему секретарю и который начинался словами: «Предполагая, что...» Этот меморандум, очевидно, содержал одобренные Невилем Чемберленом пункты, которые подлежали обсуждению между германским и английским правительствами. Эти пункты были выставлены им в качестве предмета переговоров в связи с речью фюрера от 28 апреля.
Сэр Горас придерживается мнения, что переговоры следует проводить тайно. Пока переговоры должны проходить только между Англией и Германией; Францию и Италию следует привлечь лишь позднее. Оба правительства могли бы договориться о том чтобы в известный момент информировать дружественные державы. Сэр Горас заявил, что Великобритания желает говорить с Германией как с равноправным партнером. В ходе переговоров следовало бы установить контакт между самыми высокопоставленными лицами. Кроме того, в англо-германских соглашениях и заявлениях следует всячески выразить волю к сотрудничеству. Результатом переговоров должны явиться соглашения, в которых будут изложены основные линии совместной англо-германской политики, которые необходимо будет разработать в отдельных договорах в процессе осуществления дальнейшего постоянного сотрудничества.
Как и в прежних беседах, сэр Горас просил меня назвать пункты, которые, по мнению фюрера, можно было бы обсудить между обоими правительствами. Я сказал ему, что мы можем говорить только в личном плане, и предложил обсудить его меморандум. Он спросил, когда я снова приеду в Лондон. Я сказал, что у меня нет поручения, с которым бы я мог в ближайшем будущем приехать в Лондон. Он попросил о том, чтобы я изложил пункты немецкой стороны на доступном для англичан языке и в доступной для них форме. Он сказал, что, возможно, он слишком оптимистично смотрит на вещи, а решение вопроса, которое он считает возможным, некоторым наблюдателям представляется в нынешней ситуации нереальным. Однако у него была возможность наблюдать фюрера, и он верит, что фюрер как государственный деятель, выступающий за мир, способен на еще большие достижения, чем те, которых он уже добился в деле строительства Великой Германии. Он верит, что фюрер стремится избежать возникновения войны из-за вопроса о Данциге. Когда великогерманская политика начинает приближаться к выполнению своих последних требований в том, что касается ее территориальных претензий, то фюрер в связи с этим мог бы вместе с Англией найти такое решение, которое позволило бы ему войти в историю в качестве одного из величайших государственных деятелей и которое привело бы к повороту в мировом общественном мнении.