Читать интересную книгу Наша игра - Джон Ле Карре

Ради своего спасения я оставил всякую мысль о физическом или духовном сопротивлении. Вялый и безразличный ко всему, я убеждал себя, что величайшая в мире свобода – это когда ты не властен над своей судьбой.

И все же утром, когда мои стражи расковали меня, мои запястья кровоточили, а мои лодыжки так свело, что нам пришлось отмачивать их в холодной воде.

Магомед приехал с бутылкой водки. Его глаза были красными от усталости, а круглое лицо под шапочкой поросло щетиной. Что его заботило? Или его улыбка всегда была такой печальной, как сейчас? Он налил мне водки, но сам пить отказался. Спросил меня, доволен ли я. Я ответил: «Королевский прием». Он рассеянно улыбнулся и повторил: «Королевский». Мы обсуждали без всякой видимой системы Оскара Уайльда, Джека Лондона, Форда Мэдокса Форда и Булгакова. Он заверил меня, что разговор на такие темы был для него редкостью, и спросил, часто ли такие разговоры случаются у меня в Англии.

– Только с Ларри, – ответил я, тайно надеясь перевести разговор на него.

Но в ответ он только улыбнулся еще одной печальной улыбкой, которая ни признавала существование Ларри, ни отрицала его. Он спросил, как я лажу с мюридами.

– Они вежливы?

– Идеально.

– Их родители погибли, – еще одна печальная улыбка, – возможно, они считают вас орудием в Божьих руках.

– А почему они могут думать так?

– Было пророчество, широко известное в суфистских кругах с прошлого века, когда имам Шамиль писал письма вашей королеве Виктории, о том, что Российская империя однажды рухнет и что Северный Кавказ, включая Ингушетию и Чечню, отойдет под правление британской короны.

Я выслушал эту новость столь же серьезно, как он сообщил ее.

– Многие из наших стариков говорят об английском мессии, – продолжал он. – И если часть пророчества, касающаяся Российской империи, вот-вот сбудется, то где же второе знамение, говорят они.

Откуда-то из дальнего уголка моей памяти всплыло, что что-то подобное Ларри говорил мне.

– Но я нигде не читал, – сказал я осторожно, взвешивая свои слова не менее тщательно, чем Магомед свои, – что королева Виктория когда-либо посылала оружие имаму Шамилю, чтобы помочь ему свергнуть русских угнетателей.

– Возможно, – согласился Магомед без особого интереса. – Имам Шамиль был не из нашего народа и, следовательно, не является величайшим из наших героев.

Он провел широкой ладонью сначала по своим бровям, потом по бороде, словно хотел стереть с себя неудачную мысль.

– Есть также предание, что основатели чеченской и ингушской наций были вскормлены волчицей. Возможно, вы сталкивались с этой легендой в другом контексте.

– Да, – сказал я, вспомнив волка на золотых запонках Иссы.

В более практической плоскости среди нас всегда существовало мнение, что Великобритания может умерить русскую решимость поработить нас. Как вы думаете, это очередное наше бесплодное мечтание или мы можем надеяться, что вы замолвите за нас слово на тех совещаниях, на которые нас не допускают? Я спрашиваю вас об этом совершенно серьезно, мистер Тимоти.

У меня не было оснований сомневаться в этом, но и ответить ему мне было трудно.

– Если Россия нарушит договоры со своими соседями… – начал я осторожно.

– Да?

– Если она введет танки в Назрань, как она ввела их в Прагу в шестьдесят восьмом…

– Но они уже сделали это, мистер Тимоти. Вы, наверное, проспали этот момент. Ингушетия оккупирована Россией. Здесь, в Москве, мы парии. Нам не доверяют и нас не любят. Мы – жертвы тех же предрассудков, которые существовали еще в царские времена. Коммунисты не дали нам ничего нового. Сейчас в правительстве Ельцина полно казаков, а казаки ненавидят нас испокон веку. У него генералы-казаки, шпионы-казаки, казаки в комитетах, где определяются наши новые границы. Можете быть уверены, что они не упустят случая свести с нами счеты. Для нас за последние двести лет мир не изменился ни на каплю. Нас подавляют, на нас клевещут, нас вынуждают к сопротивлению. И мы яростно сопротивляемся. Вам, наверное, стоило бы рассказать об этом вашей королеве.

– Где Ларри? Когда я смогу его увидеть? Когда вы выпустите меня отсюда?

Он уже поднялся, чтобы уйти, и я подумал сначала, что он решил оставить без ответа мои вопросы, в которых, к моему сожалению, прозвучало отчаяние, несовместимое с хорошими манерами. Помедлив, он молча обнял меня, пристально посмотрел мне в глаза и пробормотал что-то, чего я не понял, но что было, как я опасался, молитвой о моей безопасности.

– Магомед – лучший борец во всей Ингушетии, – гордо сказал старший из мюридов. – Он великий суфист и доктор философии. Он отважный боец и духовный вождь. Он убил многих русских. В тюрьме они мучили его, и, когда его освободили оттуда, он с трудом ходил. А сейчас у него самые сильные ноги на Кавказе.

– Магомед – ваш духовный вождь? – спросил я.

– Нет.

– А Башир Хаджи?

Я снова коснулся запретной темы. Мои стражи умолкли, а потом удалились в свою комнатушку в конце коридора. Оттуда не доносилось ни звука, лишь изредка слышался шепот. Полагаю, что дети мучеников молились.

Появился Исса, выглядевший огромным в своей новенькой топорщившейся и блестевшей кожаной куртке. В руках у него были мой чемодан и дипломат из гостиницы. Его сопровождали двое его вооруженных молодых людей. Как и Магомед, он был небрит и имел озабоченный, серьезный вид.

– У вас есть жалобы? – спросил он, набрасываясь на меня так энергично, что я заподозрил, что он решил надавать мне еще пощечин.

– Со мной обращались достойно и с уважением, – ответил я тоже с вызовом.

Но, вместо того чтобы бить меня, он взял мою руку и притянул к себе в том же самом однократном объятии, которым меня удостоил Магомед, и так же дружески похлопал меня по спине.

– Когда меня выпустят отсюда?

– Посмотрим. Может быть, через день или два, в зависимости от обстоятельств.

– Каких обстоятельств? Чего мы ждем? – Мои разговоры с мюридами придали мне уверенности. – Я ничего не имею против вас. У меня нет никаких злых умыслов. Я здесь по уважительной причине: я хочу увидеться со своим другом.

Его сердитый взгляд озадачил меня. Его щетина и его опустошенные глаза придавали ему вид человека, видевшего что-то страшное. Он мне не ответил. Вместо ответа он повернулся и вышел, сопровождаемый своими боевиками. Я открыл дипломат. Бумаг Айткена Мея в нем не было, не было и записной книжки Эммы. Я спрашивал себя, расплатился ли Исса за меня в гостинице, и если да, то не объявленной ли в розыск кредитной карточкой Бэйрстоу?

В голосе Петтифера из трубки междугородного телефона я слышу одиночество шпиона. Одна его половина жалуется, другая довольна. Он сравнивает свое существование со скалолазанием, которое он обожает.

– А над тобой в темноте нависшая одна чертова скала. Одно мгновение ты гордишься, что ты добрался сюда в одиночку. Минутой спустя ты полжизни отдал бы за еще пару блоков на веревке. А бывают случаи, когда хочется просто вынуть нож, протянуть руку, к чертовой матери перерезать веревку и навеки уснуть.

Дни шли, и мои самые интересные – и самые поучительные – часы проходили в беседах с моими мюридами.

Иногда безо всякого смущения они начинали молиться при мне после того, как помолились в уединении. Обычно они приходили в мою комнату в своих шапочках, садились и, отвернувшись от меня в сторону и закрыв глаза, начинали перебирать четки. Мюрид, объяснили они, никогда не берет пальцами бусину четок, не произнося имя Божие. А поскольку у Бога девяносто девять имен, бусин тоже девяносто девять, и упомянуть Бога надо как минимум девяносто девять раз. Однако некоторые суфийские секты – они имели в виду свою собственную – требуют, чтобы четки были перебраны много раз. Перед тем, как пройти посвящение, мюрид должен многократно доказать свою верность. Иерархия мюридов сложна и децентрализована. Каждое селение делится на несколько кварталов, и в каждом квартале имеется свой небольшой кружок, возглавляемый тургком, или руководителем кружка, который подчинен тамаде, который в свою очередь подчиняется векилю, или заместителю шейха… Слушая их, я испытывал сострадание к несчастным офицерам русской разведки, получавшим невыполнимое задание проникнуть в их организацию. Пять раз в день мои мюриды исполняли обязательные молитвы, стоя на коленях на ковриках, которые они хранили в своей комнатушке. Молитвы, которые они совершали в моем присутствии, были дополнительными молитвами, посвященными отдельным святым и особым случаям.

– А Исса мюрид? – спросил однажды я, и мой вопрос вызвал у них веселый смех.

Исса очень светский человек, ответили мне они между двумя приступами смеха. Исса очень нужный для нашего дела бандит! Он отдает нам деньги, добытые его рэкетом! Без Иссы у нас не было бы оружия! У Иссы много друзей в мафии, он из нашей деревни, он лучший стрелок во всей деревне, лучший дзюдоист, лучший футболист и…