— Казахстан жрет, — пояснил Мешок.
— Казахстан? — удивился Мехмед, частенько бывавший в Казахстане в начале девяностых и помнивший несметные стада баранов в степях и горах. Однажды он ехал по бездорожью на золотой прииск и купил у чабанов только что ободранного, парного барана за… десять долларов. Живой — на вывоз — баран стоил еще дешевле. — Куда же они тогда девают свое мясо?
— За несколько лет они фактически ликвидировали поголовье, — усмехнулся Мешок. — Что такое реформа сельского хозяйства? Реформа сельского хозяйства это когда выгоднее жрать мороженые ножки Буша, чем выращивать собственных баранов! А ты удивляешься, почему так уважают Халилыча. Он там целый год сидел советником от «Банка реконструкции и развития». Сначала очистил мясной рынок, а потом его же и занял. Халилыч — великий человек!
Такие вот «голы» забивал «ножкой Буша» в ворота своей бывшей Родины несостоявшийся Герой Социалистического Труда «футболист» Халил Халилович Халилов.
Бывшая Родина проигрывала.
В воротах у нее стояли алчные идиоты.
Сейчас «переброшенный», как номенклатурщик в старые добрые советские времена, с ножек Буша на металлургию, Халилыч отвечал за работу консорциума на южном — центрально-азиатском — фланге СНГ.
Это было очень важное и ответственное направление.
Местные (невообразимо крупные для этих государств) металлургические комплексы были наглухо интегрированы в единые (в масштабах СССР) производственные циклы. В сущности, это были те же стада баранов, только неподвижные. И, как выяснилось, более жизнеспособные. В последнее время, казалось бы, навсегда расчлененные комплексы (как хвосты и лапки у ящериц) вдруг обнаружили тенденцию к реинтеграции. Странным образом этому способствовали повсеместно взявшие управление металлургией в новых независимых странах бандиты, договаривающиеся между собой быстрее, нежели президенты и правительства. Бандитам, в отличие от преследующих иные цели президентов и правительств, прибыль была нужна здесь и сейчас, а не в двадцать первом веке. Халилычу приходилось тратить много денег (на уровне президентов и правительств), чтобы оторванные лапы и хвосты не отрастали вновь, чтобы ящерица — упаси Бог! — куда-нибудь не шмыгнула. Халилыч работал так высоко и так тонко — через МВФ, Всемирный банк, институты иностранных экономических советников, — что бандитам было затруднительно его вычислить. К тому же он всегда аккуратно платил по контрактам, а такие люди были для бандитов священны.
Пока что усилия Халилыча окупались за счет демпинговой распродажи оставшихся с советских времен запасов (судя по этим запасам, СССР собирался существовать вечно) сырья и полуфабрикатов, но, похоже, в этой бездонной бочке вода иссякала. Слишком много просверлили в ней дырок, слишком многие стояли у бочки, подставив емкости.
Консорциуму предстояло принять стратегическое решение, которое определило бы его политику на металлургическом направлении по крайней мере на несколько лет. Подобные решения, принятые на невообразимых финансовых верхах, доводились до сведения ведущих сотрудников под расписку о сохранении полнейшей конфиденциальности. Ознакомившись с решением (они излагались в виде тезисов, предельно просто и кратко), сотрудник — по возможности — ничего кардинально не менял в своей работе, но каждый новый контракт, действие, инициатива, кадровая перестановка отныне рассматривались в свете «стратегического решения», заворачивались в его магистральное русло. И еще одна особенность была у этих решений: они должны были не обсуждаться между посвященными, а неукоснительно, безоговорочно исполняться.
Мехмеду представлялось, что вариантов решения может быть несколько.
«Дожать» оставшиеся с советских времен товарно-сырьевые запасы и, задействовав схему тотального (перманентного, как революция в понимании Троцкого) конфликта — с местной, с центральной властью, с трудовыми (точнее, тем, что от них осталось) коллективами, с несуществующими профсоюзами, с криминальными структурами (это был очень перспективный путь) и т. д., - со скандалом (через международные арбитражные суды) уйти, обвинив во всех грехах коррумпированное чиновничество (несовершенство законодательства, склонность местных режимов к тоталитаризму, исламскому или славянскому экстремизму, бандитскому беспределу и т. д.). Сделать это было еще не поздно, но уже с потерями, потому что «точка возврата» для этого варианта была пройдена. Уйти, как ни крути, означало кое-что оставить. Все с собой не заберешь. Мехмед сомневался, что кто-то захочет что-то оставлять.
«Погасить» бывшую советскую, некогда крупнейшую в мире, металлургию вообще. Для этого следовало организовать ее масштабную «реконструкцию» сбросить оставшееся оборудование в металлолом, а новое не завезти под благовидным предлогом банкротства, высоких таможенных пошлин и т. д. Так как большинство фирм, работающих в бывшем СССР, были специально зарегистрированы (перерегистрированы) на Кипре или Каймановых островах, осуществить это было довольно просто. Но это было не столько экономическое, сколько политическое решение. Его можно было сравнить с опрокидыванием накрытого к банкету, ломящегося от деликатесов, стола, когда во что бы то ни стало надо уйти со скандалом. Мехмед сомневался, что в ближайшее время поступит подобная команда.
Наиболее вероятным ему виделось решение, суть которого сводилась к следующему: всеми силами расширять базу сырья — брать тендеры на разработку месторождений, — одновременно «опуская» местную металлургию на первичные (самые грязные, трудоемкие и дешевые) переделы продукции. Высокие (чистые) технологии, все еще присутствующие в бывшей советской металлургии, следовало постепенно экспортировать в более подходящие страны, из этих же стран, соответственно, импортировать под предлогом расширения производства грязные, первичные переделы. Технологические циклы должны быть строго разделены государственными границами. В идеале Россия и страны СНГ должны были покупать по мировым ценам (желательно, конечно, выше, как в случае с ножками Буша) металл (и все, что изготавливается из него), произведенный на их (за исключением последних переделов) территории из их же сырья.
Это была нормальная, в сущности, единственно возможная (иначе зачем было огород городить?) экономическая схема для побежденной страны, но не всем в России она нравилась.
Особенно не нравилась она бандитам, пристрастившимся (до прихода консорциума) самостоятельно продавать металл. Отныне все пути им были перекрыты. Бандиты пугали войной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});