Так шли мы, подремывая в седле, до полуночи. Затем сделали привал, уложили верблюдов на землю, спустили с них вьюки, развели огонек из привезенного с собой аргала, вскипятили один чайник на всех, выпили чаю и улеглись на щебневой почве, чтобы поспать часа два. Чуть забрезжил восток, когда проводник уже поднял всех; лошадям дали по полведра воды из бочонков; зеленый тростник, нарезанный на берегу р. Сулэйхэ, и лошади, и верблюды жевали все время.
Когда взошло солнце, мы уже отшагали несколько километров. Продолжалась та же пустыня, но щебень, усыпавший ее, стал крупнее, а кое-где попадались целые обломки пород, вынесенные когда-то, может быть столетия тому назад, потоком воды после необычайного ливня. Потом появились выходы коренных пород – гранита на поверхности чуть заметных холмиков. В версте далее начались холмы предгорий хр. Пустынного, усыпанные щебнем и обломками, местами представлявшие и выходы гранита и других пород. За цепью холмов мы пересекли большую котловину с песчано-щебневой почвой, сухими руслами и отдельными кустами, а затем вступили в извилистую долину с сухим руслом и кустами, окаймленную постепенно повышавшимися холмами, на которых обилие утесов доставило мне много работы, и я сильно отстал от каравана. Последний еще задолго до полудня остановился у ключей Уланьчуань, вытекавших из небольших углублений на дне долины, окруженных зарослями тростника и выцветами соли. Вода ключей была заметно солоноватая, но корма для животных было достаточно. Местность имела уже 1605 м абсолютной высоты, от р. Сулэйхэ мы незаметно поднялись на 400 м. Эта первая вода находилась уже севернее высшей части хр. Пустынного; водораздел долины, по которой мы шли, был совершенно незаметен.
Путешествие через Бэйшань, богатое геологическими наблюдениями, представляло мало интереса и разнообразия в отношении ландшафтов и путевых впечатлений. Почти на всем протяжении мы ехали в течение двух недель по гористой местности, причем пересекали то отдельные горные цепи, то промежуточные между ними группы и цепи холмов и рассеянные среди них долины и котловины. Нигде не было ни высоких перевалов, ни тесных ущелий; дорога шла прямо или слегка извиваясь по долинам, сухим руслам, логам, незаметно переваливая из одной в другую. Воду мы имели ежедневно из колодцев или ключей, окруженных небольшими оазисами зарослей тростника, кустов, иногда тополей; вода часто была солоноватая. Корм для животных давали те же оазисы. Дорога, по которой мы шли, вероятно, мало посещаемая – мы не встретили ни одного каравана и ни одной юрты кочевников; зато попадались антилопы, и в одной местности, в глубине Бэйшаня, стадо куланов, давшее случай подновить запас провизии. В зависимости от расстояния между источниками воды мы делали то большие, то маленькие переходы.
Общий характер местности напомнил мне Центральную Монголию; Бэйшань, подобно последней, нужно назвать холмисто-гористой полупустыней, в которой процессы разрушения и развевания господствуют. Благодаря им и крайне скудной растительности строение гор почти везде было совершенно ясно: мы могли видеть, как белый гранит внедряется неровной массой в серые гнейсы, а сам пересекается еще жилами темно-зеленого диорита, и в каких разнообразных отношениях встречаются эти породы. Процессы разрушения были особенно наглядны в горах у колодцев Мыншуй, представлявших большой массив гранита, в котором выветривание создало бесчисленные карманы, впадины и целые ниши разной величины. Можно было проследить, как в нишах постепенно разъедается и разрушается свод, понижаются стенки и как, в конце концов, на месте холма остаются гребешки и кочки от стенок уничтоженных ниш. В этом месте я устроил дневку, чтобы изучить основательно ход развития этих форм разрушения твердой породы. По расспросам выяснилось, что в этих горах, но далеко в стороне от нашей дороги, западнее и восточнее, существовали серебряные и золотые рудники. Абсолютная высота местности сначала повышалась до 2000 м, а затем понизилась до 1350 м на северной окраине Бэйшаня. Высота горных цепей над соседними долинами большей частью не превышала 200–300 м, редко достигая 400–500 м.
Через 12 дней наш путь, шедший в общем на северо-запад, резко повернул на запад. Мы миновали Бэйшань и уже перед тем несколько дней на горизонте видели хр. Карлыктаг, восточный конец Восточного Тянь-Шаня, увенчанный несколькими вечноснеговыми вершинами. После поворота мы шли уже вдоль подножия этого хребта, представлявшего наклонную на юг пустыню, пересеченную сухими руслами, по которым росли кустарники; промежуточные площадки были совершенно лишены растительности и усыпаны щебнем, покрытым загаром пустыни, а вблизи русел отшлифованным песком. Первый переход в 50 км по этому подножию был безводный, и его опять пришлось сделать в два приема с коротким привалом ночью. Пустынное подножие хребта прерывалось оазисами, расположенными по речкам, выносившим воду из гор; здесь были поселки, пашни, деревья, тростник. Китайцев отчасти сменили уже таранчи – мусульмане Китайского Туркестана. На более обильной речке из Карлыктага расположен и оазис города Хами, в котором мы стояли на окраине, предпочитая палатки в тени деревьев постоялому двору в духоте города. Только корм для животных пришлось доставлять из города в виде снопов люцерны. Здесь мы отпустили проводника, взятого на р. Сулэйхэ, и пригласили нового, так как вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня от Хами до Турфана имеется несколько дорог и некоторые из них проходимы только зимой – из-за больших безводных переходов и сильных бурь, опасных для караванов.
Пересечение Бэйшаня подтвердило вывод, сделанный мною уже в Восточной и Центральной Монголии и в Ордосе, именно: что в Центральной Азии лёсс образуется, но не накапливается; что степных котловин, заполненных лёссом, которые предполагал Рихтгофен, нигде нет; что везде выступают коренные породы, выветривающиеся и дающие пыль, которая выносится ветрами из пустыни и осаждается на окружающих ее горах и степях. Бэйшань даже не содержал скоплений сыпучего песка, которые я видел в Центральной Монголии; здесь даже этот материал выветривания не мог накапливаться в достаточном количестве, а выносился ветрами на юго-запад – в хребет Куруктаг и к озеру Лобнор.
Глава шестнадцатая. Вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня
Три участка подножия Тянь-Шаня. Оазисы первого участка и условия их появления. Бури этого участка. Долина бесов. Впадины второго участка. Солончаки и вымирающий лес. Признаки сильных бурь. Пустынный загар. Черная пустыня пьедестала. Оазисы Чиктымтага и Пичана. Громадные пески Кумтаг. Впадина Люкчуна. Метеорологическая станция. Кяризы. Экскурсия в Сыркыптаг. Солончак Боджанте. Экскурсия в Чольтаг. Жарданги. Хребет Джаргез. Впадина соленых озер. Оазис Урумчи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});