решил ненадолго заскочить в гости к… — Алмазов запнулся, покосился на Машу и выдавил: — …своей даме сердца. Типа у него лишнее время было. Провёл у неё с полчаса, вышел — а фуры-то и нет. Угнали.
— Г-г-г, — захохотал Юра. — Так это же он в прямом смысле товар прое…
— Юра! — хором укоризненно перебили его Михаил и Оксана, и парень исправился:
— Ну, вы поняли. И что теперь делать?
— Снимать штаны и бегать, — вздохнул Алмазов и поморщился. — И это не шутка. Полиция, естественно, ничего не найдёт, если только саму машину, но она всё равно застрахована. А вот товар…
— Да ладно, пап, не разоришься же.
— Не разорюсь. Но неприятно.
И только Оксана хотела сказать, что ничего страшного и они справятся, как справлялись с остальными проблемами, которые принесли в их с Михаилом жизнь розничные магазины, как вдруг почувствовала…
— Ой-ой…
— Что? — сразу вскинулись все присутствующие, даже Маша.
— Кажется, воды отошли…
— Тридцать седьмая неделя же, — пробормотал Юра, а Михаил уже вскакивал из-за стола, рыча, как дикий медведь:
— Самое время, её и так за животом не видно, не Птичка уже, а рыба-шар, только без колючек! Где там у тебя сумка для роддома, Ксан?
— В шкафу…
Следующие двадцать минут в памяти Оксаны слились в одно хаотичное мутное пятно. Михаил, который метался по квартире, собирая вещи и периодически прикрикивая на детей, причём абсолютно без повода, что было вовсе на него не похоже; бледноватый Юра, который постоянно ерошил волосы и к моменту отъезда Оксаны и Михаила стал похож на Страшилу с картинок к сказке про волшебника Изумрудного города; и Маша, растерянная и перепуганная, с вытаращенными глазами, прижимающая к себе свою любимую Ёлку.
— Ксан, а когда вы вернётесь? — спросила девочка, когда Оксана и Алмазов уже стояли на пороге и Михаил, чертыхаясь, пытался застегнуть на её отёкших ногах сапоги.
— Я — скоро, — пробурчал Алмазов. — А Оксана и двое наших дезертиров — дня через три, наверное. Да, Птичка?
— Оптимист…
Пока ехали в роддом, Оксана вспоминала, как всё начиналось. И как так получилось, что и Юра, и Маша постепенно начали жить с ними, а не с родной матерью.
Хотя с Юрой всё было просто. Продержавшись вместе с Таней и Машей до своего совершеннолетия — восемнадцать сыну Михаила исполнилось в мае, — он попросил отца снять однокомнатную квартиру, но прожил в ней недолго, всего пару недель. Когда осознал, что никто не будет готовить еду, убираться, гладить одежду и следить за продуктами в холодильнике, быстренько слился, поняв, что к самостоятельности пока не готов. И попросился к Михаилу и Оксане. Они в это время как раз только начали жить в отдельной квартире, которую купил Алмазов, узнав про беременность Оксаны. Квартира была большая, просторная, и Юре там вполне нашлось место. Оксана не возражала — за те месяцы, что они с Михаилом просто встречались, она подружилась с его сыном и воспринимала Юру спокойно, как и он её.
Маша пришла в сентябре. Точнее, не пришла — Михаил привёз её сам, после того как девочка сбежала из дома и её почти полдня искали волонтёры «ЛизаАлерт». Алмазов за это время едва не поседел и с трудом удержался от убийства Тани, которая и довела дочь до подобного нервного состояния.
Его бывшая жена сдержала слово и действительно систематически пыталась настраивать Машу против отца, но… получалось странно: чем больше старалась Таня, тем сильнее сопротивлялась Маша. И в итоге девочка почти перестала воспринимать негативную информацию об отце. Весь негатив, наоборот, лился обратно на мать. Психолог в дальнейшем объяснил этот феномен тем, что в любого человека, и особенно в ребёнка, отрицательная информация помещается только до определённого предела, а затем следует отторжение. И это случилось, когда Таня привела домой нового ухажёра — парня лет на десять моложе себя, — Маша не выдержала и убежала. Спряталась в одном из ближайших парков, плакала и дулась на всех, пока её наконец не нашли волонтёры. Хорошо, что сентябрь выдался тёплый, и ни замёрзнуть, ни даже толком проголодаться ребёнок не успел.
— Птичка, я всё понимаю, — сказал в тот вечер Михаил, сидя перед Оксаной на коленях и уткнувшись лбом ей в ладонь. — Мы только поженились, а я уже умудрился заделать тебе троих детей, а теперь хочу притащить в дом четвёртого. Но…
— Я тоже всё понимаю, Миш. Притаскивай, что уж теперь.
Оксана тогда хорохорилась — на самом деле ей было до трясучки не по себе. Одно дело — Юра, который уже взрослый и которому по сути нет дела до личной жизни отца, и совсем другое — Маша. И мать её наверняка настраивала против Оксаны, а уж когда девочка увидит, что новая папина жена беременна…
В общем, Оксана не зря боялась — легко не было. Но было гораздо легче, чем она думала. Во-первых, Михаил умудрился уговорить Машу пойти к психологу и ходил туда вместе с ней. После этих занятий ребёнок задумчиво молчал и переставал нарываться на конфликты. Во-вторых, почти все Машины попытки затеять ссору быстро гасились Михаилом или Юрой, а в-третьих… Ёлка.
В кошку Оксаны Маша влюбилась сразу и навсегда. Одна беда — Ёлка, как и всегда, поначалу отказывалась принимать девочку за «свою», и Маша страшно переживала. На этой почве дочка Михаила и сблизилась с Оксаной, которая пыталась сделать так, чтобы Ёлка побыстрее привыкла к девочке, позволила гладить себя, спала у неё в кровати. И когда всё это сбылось, Маша изрядно смягчилась к Оксане. Любви и привязанности там точно пока не было, но симпатия в их ситуации — уже очень неплохо.
На любовь и привязанность Оксана и не надеялась, понимая, что Маша — ребёнок в первую очередь Михаила, и то, что девочка хотя бы принимает новую личную жизнь отца, это максимум, на который можно рассчитывать. Да, тогда Оксана ещё не знала, что через несколько лет увидит от Маши и дружбу, и привязанность, и даже любовь — но до этого момента им предстояло дожить. И вырасти.
Ну а пока…
— Тужимся, мамочка, тужимся… Кто там у вас, знаете? — спросила пожилая акушерка, улыбаясь одними глазами. Вторая половина лица была скрыта за светло-голубой медицинской маской.
— Мальчик и девочка.
— О, полный набор. Как у вас замечательно получилось — сразу и мальчик, и девочка!
— Это точно…
Первой родилась Юля, потом, через двадцать минут, — Володя. И Оксана, позвонив Михаилу, чтобы сообщить об этом, напомнила о его старом обещании:
— Ты говорил, что, если я рожу тебе ребёнка, ты