— Но при чем здесь Марта? — снова перебил отца взволнованный Франсуа. Прежде он о матери ничего подобного не слышал.
— За несколько недель до того, как твоя сестра появилась на свет, наша повитуха умерла перед запертыми воротами замка, с наружной стороны крепостной стены. Тело нашли стражники на рассвете. Они ничего не слышали, но по широко распахнутым глазам бедной женщины и по ее испуганному выражению лица было ясно, что перед смертью она чего-то страшно испугалась. Аббат Мансье рассказал мне, что в ту же ночь у Жанны было новое видение. Она сказала, что дорогу повитухе перешел дьявол и она умерла от ужаса.
Франсуа дрожал, потирая предплечья. Жак, всецело пребывавший во власти своих воспоминаний, этого не заметил.
— В тот же вечер в замок явилась другая повитуха, которую я в свое время прогнал из-за ее редкостного уродства. Прежде она много лет безупречно служила нашему семейству. Вернувшись, она сказала, что не держит зла, и старалась не попадаться лишний раз мне на глаза. Жанну, как мне показалось, ее присутствие в замке смущало, но я не переменил решения, сказав себе, что бедная женщина не виновата в том, что родилась такой некрасивой. Сказать по правде, Жанна была так слаба, что я опасался потерять и новорожденного, и ее саму.
— А Марта? — не отступался Франсуа.
— У дьявола много лиц, сын мой! Накануне родов Жанна разрыдалась и с силой, какой я от нее не ожидал, вцепилась в мою сорочку. «Ради любви ко мне, Жак, дорогой, прогони ее, прогони, или я умру! За этим она вернулась! Отхочет отомстить!» — умоляла она меня. И я уступил, так моя супруга была напугана. Я приказал выставить повитуху за ворота. Ты, наверное, помнишь эту историю. Ты тогда гостил в Бати.
— И поспешил привезти другую повитуху, ту, что жила в соседней сеньории! — кивнул барон де Брессье.
— К Жанне вернулся покой, по крайней мере, пока твоя сестра не появилась на свет. Я предложил назвать малышку Елена, и Жанна, услышав это, взвыла, как волчица, у которой отнимают потомство. Крик ее был мало похож на человеческий, и в нем было столько боли, что я испугался, не сошла ли она с ума. Думаю, те, кто его слышали из челяди, да и сами стены замка, его не забыли.
Эймар де Гроле на секунду закрыл глаза. На сердце у него стало еще тяжелее. Он прекрасно помнил этот крик.
В ту минуту он прогуливался по саду, ожидая, когда сможет поздравить Жанну с рождением малыша.
— На этот раз я уже не мог делать вид, что ничего не происходит. Я хотел знать правду. Я расспрашивал Жанну до тех пор, пока она не призналась, почему не хочет, чтобы твоя сестра, Франсуа, носила это имя. Она рассказала мне о видении, посещавшем ее каждую ночь с тех пор, как прежнюю повитуху нашли мертвой.
Барон Жак умолк под грузом вины, которую ощутил снова, стоило всколыхнуться давним воспоминаниям. Столько лет прошло! Его ли вина, что он о многом забыл? Ведь он не верил и сотой доле того, что она рассказывала… Да и потом, мог ли он что-то изменить? Жак прочистил горло, жалея, что не прихватил с собой несколько добрых пинт пива, чтобы промочить пересохшее горло.
Но увидев, как серьезно на него смотрят его спутники, какое волнение написано на бледном лице сына, он продолжал:
— «Елена нужна дьяволу! — сказала мне Жанна. — Ему нужно ее лоно, чтобы воцариться в этом мире. Знаю, это кажется тебе сумасшествием, но я в своем уме, Жак. Просто я — другая. Я вижу то, что будет. Чего пока нет, но что обязательно свершится. Наследника дьяволу родит Елена, и будет он так волосат, так страшен, что она захочет спрятать от всех своего первенца. Наша дочь отдаст его Мелюзине, чтобы расстроить планы дьявола. Знай, Жак, он все время бродит рядом с нами! И так будет до тех пор, пока не наступит урочный час. Помоги мне избавить нас от него, помоги обмануть дьявола!» Она так умоляла меня и так плакала, что я уступил, пребывая в уверенности, что аптекарь найдет способ ее исцелить. Тогда ее речи казались мне такими невероятными и странными, что я и мысли не допускал, что это правда. Елена стала Филиппиной, а Жанна снова повеселела. Последующие беременности прошли благополучно, и я совсем забыл эту историю, тем более что Жанна никогда о ней больше не вспоминала. Не рассказывала она мне и о новых своих видениях. Думаю, она поняла, что я ей не поверил.
— А кто бы поверил? — вздыхая, поддержал Эймар старого друга.
Жак покачал головой.
— Прошло шесть лет. Однажды утром, которое ничем не отличалось от любого другого, после завтрака моя супруга взяла мою руку и прижала ее к своему сердцу. Лицо у нее было очень печальное. Она посмотрела мне в глаза и сказала, что хочет попросить меня об одолжении. «Если со мной что-то случится, пообещайте мне, что отдадите наших дочерей, и в особенности Филиппину, на воспитание в Сен-Жюс де Клэ». «Чего вы боитесь, моя дорогая?» — спросил я у нее. Но она только грустно улыбнулась в ответ. «Пообещайте мне, Жак. Это важно». И я обещал. На следующее утро она уехала в аббатство, и в лесу на нее напали. Прево сказал, что это были разбойники. На самом же деле все подстроила Марта.
— Вы думаете, что моя мать заранее знала, что с ней случится? — вздрогнув, спросил Франсуа, который никак не мог согреться. Ему казалось, что на стене растет тень дьявола по мере того, как в фонаре угасает свет свечи.
Жак кивнул:
— Я в этом уверен.
— Почему же тогда она не осталась в замке, где с ней ничего бы не случилось? Зачем поехала в Сен-Жюс де Клэ?
— Этого я не знаю.
Ответ на этот вопрос, несомненно, таился в исковерканной памяти Жанны. Не смог бы он ответить и на вопрос, что толкнуло его вернуть своей старшей дочери имя Елена как раз тогда, когда девушка достигла брачного возраста. Узнает ли он об этом когда-нибудь?
— Ты полагаешь, что Жанна узнала дьявола в Марте? — спросил Эймар.
Жак оперся плечом о стену и невесело усмехнулся.
— Думаю, это случилось довольно давно. Жанна искренне любила Сидонию. Узнав о смерти ее супруга, который, как нам было известно, спустил все свое состояние на тяжбы с соседями, мы отправились к Сидонии с соболезнованиями. Я помню, как Жанна отшатнулась, когда хозяйка дома представила нам Марту, свою наперсницу.
Я тогда решил, что на мою супругу произвело отталкивающее впечатление редкостное уродство этой женщины. Когда же Жанна предложила кузине переехать в Сассенаж, я был очень удивлен. Слова сорвались у нее с губ прежде, чем она успела понять, что говорит. А ведь право решать такие вещи принадлежит мне! Но я согласился без возражений. В Сассенаж мы наведывались редко, а Сидонию со дня на день могли прогнать с ее земель. Тем более что она со слезами на глазах сообщила нам о своей беременности. Я видел, как обрадовалась Жанна, когда я не стал возражать против переезда. Но мне бы, конечно, нужно было расспросить ее о мотивах этого поступка. Но Сидония с радостью согласилась, и больше мы с Жанной об этом не заговаривали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});