— Оставь одежду в караулке, иначе промерзнет к утру, — предложил он.
Дрозд поблагодарил, разделся и перекинулся. Стражник выпустил пса в маленькую калитку неподалеку от ворот, и тот длинными скачками припустил к лесу.
Ночной воздух, пропитанный легким морозцем, окончательно прояснил голову. Какое все-таки наслаждение нестись по твердой, будто каменной, дороге, поблескивающей кое-где ледком умерших луж. В человеческом облике такого не испытать. Похожие ощущения дарит лишь бешеная скачка верхом, да и то общего там — лишь пьянящий ветер в лицо. Нет удовольствия от работающих мышц, нет чувства земли под ногами, от которой отталкиваешься, будто взлетаешь. И, конечно, нет этой лавины запахов, звуков, которые обрушиваются на звериную ипостась подобно летнему ливню.
Пес быстро оказался на опушке. Под лапами хрустнули веточки, опавшие листья, смерзшиеся с сухими колтунами травы, припорошенные жиденьким снежком. Дрозд застыл, навострив уши, раздувая ноздри. Кроликов сегодня будет недостаточно, он хочет косулю. Ему здорово надоело давить ушастых, беспорядочно мечущихся меж деревьев и кустов, пытающихся спасти свою маленькую жизнь, пульсирующий красным крохотный комочек… То ли дело изящная лесная козочка, которая понесется на стройных ножках, трепеща, сверкая большими влажными глазами. Красивая… Живая… Горячая… Вкусная…
Мысли, казалось, притянули желанный запах. Пес прянул с места, и через несколько мгновений уже различал впереди светлую изнанку задранного короткого хвостика. Косуля неслась прочь от хищника, молча преследующего ее.
Сначала он думал, что гнаться будет в пол-силы, чтобы продлить удовольствие, но зверушка оказалась молодой и выносливой, и он выкладывался вовсю, радостный, охваченный охотничьим азартом. Хрустел под лапами снег, смерзшаяся трава и листья, мелькали стволы деревьев, моргало меж ними желтое око луны.
Исход охоты был предрешен: ни одно животное не спасется от полного сил оборотня. Пес прыгнул и вцепился зубами в горло косули. Она даже не успела издать предсмертный вскрик: убивал Дрозд быстро. Охота, погоня доставляли удовольствие, также как и вкус теплой крови на языке, а вот мучения жертвы — нет. Наслаждаться мучениями другого — удел людей, по крайней мере, некоторых из них. Он — оборотень, и хищная часть его натуры всего лишь требует удовлетворить ее охотничьи потребности.
Пес наелся еще теплого мяса, уселся на испачканный кровью снег рядом с растерзанным телом косули, задрал острую морду к небу и завыл. И это был победный, радостный вой существа, счастливого тем, что оно живо, молодо и сильно, а значит, ему все по плечу.
Холодной зимней ночью, свежей, будто молодая весенняя трава, пробивающаяся буйной зеленой гривой на солнцепеке, Дрозд понял, что окончательно перестал стыдиться себя. Да, он оборотень, пес, и, пожалуй, гордится этим. У него есть друг, готовый прийти на помощь в трудную минуту. У него есть Виночка, которой безразлична его природа. И теперь у него появилось вполне достойное занятие, которое не даст ему голодать, а со временем доставит должное положение. Что до прошлого, оно умерло, истлело и развеялось пылью на ветру, чтобы никогда больше не потревожить. Значит, он может с чистой совестью жить так, как хочется. Завести семью, детей. Никто никогда не узнает, чьи они внуки. А уж он постарается, чтобы все помнили — их отец был достойным нелюдем.
Ранним утром Дрозд вернулся в город, успокоенный. Дома он, правда, еще с неделю не ночевал, охотился, но потом пришел как ни в чем не бывало.
Винка поначалу смотрела на него очень настороженно, ждала объяснения, но парень вел себя, будто не было тех сумасшедших ночных поцелуев и объятий. По-прежнему приглашал ее погулять, разговаривал, шутил, чмокал в щечку, и только. Девушка совсем растерялась и стала гадать, уж не приснилось ли ей все. Она и хотела бы спросить его прямо, да стеснялась.
А Дрозд решил не торопиться. Ему казалось, спешка в объяснении будет отдавать нелюдской простотой нравов. Виночка же достойна нормальных человеческих отношений. Вот он и ухаживал за ней, будто познакомился чуть ли не вчера, казалось, позабыв их скитания, пережитые вместе опасности и редкие, но от того еще более щемяще-сладкие моменты робкой близости.
Вьюн, наблюдая за другом, постоянно покусывал губу, но рта не раскрывал. Как ни нравилась ему Винка, жениться он и впрямь не собирался, а потому решил не мешать псу строить отношения человеческим путем, неторным и запутанным, в корне отличным от прямолинейной манеры нелюдей.
Время шло, приближалась Долгая ночь, рубеж года, поворот зимы к весне. В Яре, как и в соседнем Ладе, это был большой праздник. Самый короткий день в году назывался Кануном, и гулять народ начинал с обеда, а особо прыткие не слишком твердо держались на ногах уже накануне.
Праздненства по традиции не обходились без подарков. Вьюн вручил Винке целый туес сладостей: леденцовых петушков, пряников, орехов в меду. Девушка сняла крышку и поставила лакомство на стол: пусть все угощаются. Рыжий тут же запустил туда лапу.
— Ты кому подарил? — съязвил Дрозд. — Себе, ненаглядному?
— Подарил Ромашечке, — невозмутимо ответил кошак. — Но я ж знаю, что она девушка добрая, со всеми поделиться захочет. Вот и выбирал с расчетом, чтоб и мне приятно было. Ты тоже бери, не стесняйся.
— Я сладости не люблю.
— Тогда терпи. К вечеру у Мяты косточек для тебя выпрошу, она как раз холодец ставит.
На самом деле Вьюн ссудил друга златиками на покупку хорошего меча. Кошак очень неплохо зарабатывал в лавке торговца одеждой, а пес спустил изрядную часть сбережений на подарок Винке. Впрочем, увидев восхищение, появившееся на ее лице при взгляде на ожерелье нелюдской работы, он и думать забыл о потраченных деньгах.
— Так это ты увел вещицу из-под носа у дочки Грабинника? — поинтересовался кошак, заглядывая девушке через плечо и не забывая при этом прикоснуться губами к ее ушку. — Болтали, девица отступилась, лишь когда решила, что красавчик-нелюдь для нее же старается. А я все думал, кто у меня женское внимание перехватывает?
— Больно надо, — отмахнулся Дрозд. — Я не на себя ей намекал, а на командира, Сыча. Волк давно по этой язве сохнет, а она измывается над ним, как хочет. Может, увидев это ожерелье на шейке красивой девушки, задумается, что не она одна — свет в окошке.
Винка, в пол-уха слушая разговор парней, с восхищением перебирала в руках изящную гирлянду из листьев, цветов и ягод, вырезанных с великим искусством из серовато-зеленых, лиловых и молочно-розовых камней. Девушка еще в Землях Клыкастого влюбилась в изделия нелюдских мастеров-камнерезов. Оборотням на удивление удавалось ухватить не только суть изображаемого предмета, но и душу камня. Их поделки играли, дышали, жили, в отличие от большинства вещиц мастеров-людей, во множестве продававшихся в Плесе. Поэтому и ценились нелюдские работы намного дороже, хотя использовались для них лишь дешевые камни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});