Хобсон-джобсонизмы возвращают нас к «новым» словам, заимствованным английским языком из хинди. Приведем для примера небольшую выборку в алфавитном порядке: amok (амок), ashram (хинди ашрам), avatar (аватар), bandanna (бандана), bangle (браслет), caddy (кадди; банка с крышкой), calico (ситец), candy (леденец), cashmere (кашемир), cheetah (гепард), coolie (кули), cowrie (каури), cushy (легкий, приятный, простой), dinghy (динги, шлюпка), doolally (безумный), guru (гуру), Himalayan (гималайский), juggernaut (джаггернаут), jungle (джунгли), karma (карма), khaki (хаки), lilac (сирень), mantra (мантра, молитва), mongoose (мангуст), panda (панда), pariah (пария), purdah (пурда, чадра, затворничество женщин), rattan (ротанг, раттан), sacred cow (священная корова; идея), seersucker (индийская льняная полосатая ткань), Sherpa (шерпа), Tantra (тантра), thug (бандит, головорез), yoga (йога). Даже такая ограниченная произвольная выборка наглядно свидетельствует о неустанной погоне английского языка за новыми словами для описания новых вещей и явлений, нового опыта, новых идей, новых оттенков значений, о постоянном расширении англосаксонского лексикона, собирающего дани со всех языков на пути через океаны и континенты. Именно здесь британцы познакомились с блюдом, которому суждено было стать одним из излюбленных и, по статистике на сегодняшний день, самым популярным: карри.
Редьярд Киплинг, чей писательский дар нередко затмевался его пылкой приверженностью духу имперского британского превосходства, ярче кого бы то ни было из писателей поведал широкому читателю о жизни и нелегкой участи британского солдата и тайнах сказочной Индии. Его произведения широко известны. Было и множество других, чьей любви к Индии и к англичанам в Индии непросто воздать должное, учитывая темную сторону имперского проекта.
Но наша книга — о языке, так что давайте обратим внимание на дань восхищения (а этот пример — лишь один из множества), которую, несмотря на имперскую составляющую, все же можно назвать искренней и душевной. Эти строки из книги Д. Аткинсона «Карри и рис»:
What varied opinions we constantly hearOf our rich oriental possessions,What a jumble of notions, distorted and queer,Form an Englishman’s ‘Indian Impressions’.First a sun, fierce and glaring, that scorches and bakes;Palankeens, perspiration and worry;Mosquitoes, thugs, coconuts, Brahmins and snakes;With elephants, tigers and curry.Then Juggernaut, punkahs, tanks, buffaloes, forts,With bangles, mosques, nautches and dinglees;A mixture of temples, Mahometans, ghats,With scorpions, Hindoos and Feringhees.Then jungles, fakirs, dancing-girls, prickly heat,Shawls, idols, durbars, brandy-pawny;Rupees, clever jugglers, dust-storms, slippered feet,Rainy season and mulligatawny.With Rajah — but stop, I must really desist,And let each one enjoy his opinions,Whilst I show in what style Anglo-Indians existIn Her Majesty’s Eastern Dominions.
(Мы постоянно слышим самые разнообразные мнения о наших богатых восточных владениях; впечатления англичанина об Индии составлены из беспорядочной смеси искаженных и сомнительных представлений. Из чего же, из чего же сделана наша Индия? Для начала, солнце здесь свирепое, палящее и ослепительное; здесь паланкины, пот и беспокойства; комары, головорезы и кокосы; брамины и змеи; слоны, тигры и карри. Еще колесница Джаггернаута, опахала, буйволы и фактории, с браслетами, мечетями, танцовщицами и серьгами; смешение храмов, магометан и погребальных костров со скорпионами, индусами и чужеземцами. Еще джунгли, факиры, танцовщицы, потница; шали, идолы, дворцы для торжественных приемов, бренди; рупии, ловкие жонглеры, песчаные бури, туфли; сезон дождей и густой острый суп с пряностями. С раджой… но достаточно: мне в самом деле стоит остановиться, и пусть каждый останется при своем мнении, а я тем временем покажу, как живут англо-индийцы в восточных владениях Ее Величества.)
Представьте себе иронию ситуации, если бы вдруг удалось доказать, что английский язык сам по себе (ну, или почти сам) предоставил многим эрудированным индийцам возможность ознакомиться с идеями демократии и независимости, которым суждено было выхватить бразды правления страной из рук прежних властителей. Но подозреваю, что стремление к независимости все же не сводится к одному-единственному языку или культуре.
Однако кое-кто убежден, что именно английский язык и принесенные им идеи привели к протесту против власти англичан. Английский язык дал индийцам возможность управлять страной от имени Британской империи, он же мог стать фактором, способствовавшим восстанию индийцев против английского владычества.
«Заметка» Маколея и реформа в области образования дали местным жителям английский язык, а сквозь призму языка Редьярд Киплинг и другие его соотечественники увидели зарождение и развитие национально-освободительного движения. Английский язык, как опасался Киплинг, только укреплял авторитет этого движения. Киплинг отмечал «во многих местных жителях твердую уверенность в том, что они сами способны управлять своей страной». Эту уверенность разделяли и многие англичане, поскольку, как далее отмечал Киплинг, «концепция изложена прекрасным английским языком со всеми свежими политическими красками».
Разумеется, Киплинг отмахнулся от идеи независимости Индии как от красивой, но неосуществимой мечты. Но в ней было нечто большее. В ней было упорство. Идея находила отклик в домах богатых и титулованных либералов, обретала голос среди тех, кому недавно было предоставлено право голоса.
В 1903 году лорд Керзон подготовил зрелищный торжественный прием по случаю вступления на престол Эдуарда VII. Казалось, Индия никогда еще не покоилась столь надежно в руках англичан, но это был самообман. Пятью годами позже юрист по имени Ганди написал памфлет, ставший первым камнем, породившим лавину. Памфлет представляет непосредственный интерес для нашего повествования, поскольку его автор сосредоточил свое внимание не на законах, не на военном или коммерческом контроле, а на английском языке. Язык стал главной его мишенью: «Дать миллионам знание английского языка значит поработить их. Система образования, предложенная Маколеем, способствовала нашему порабощению. Я не думаю, что он хотел этого, но вышло так. Не является ли печальным подтверждением этого то, что мы вынуждены говорить о самоуправлении в Индии на иностранном языке?..
Разве не печально положение, при котором, обращаясь в суд, я должен прибегать к английскому языку? Став адвокатом, я не смогу выступать в суде на своем родном языке, и кто-то другой будет переводить для меня с моего собственного языка. Разве это не абсурд? Разве это не признак рабства?»
Ганди делает своеобразный и весьма, на мой взгляд, радикальный вывод: «Винить в этом англичан или себя? Это мы, индийцы, знающие английский язык, отдали Индию в рабство. Проклятие нации падет не на англичан, а на нас».
И когда Ганди намечает будущее своей Индии, английскому языку в этом будущем места нет. Он как бы утверждает: избавьтесь от языка, и вы избавитесь от угнетателя; его влияние на вас заключается в том, что вы, говоря на его языке, мыслите и действуете, как он.
Это точка зрения набирала силу. Чем меньше оставалось времени до обретения Индией независимости в 1947 году, тем больше борцов за национальное освобождение считали английский язык главным символом гнета. Они стремились искоренить его, и предполагалось, что с концом английского владычества в Индии постепенно отомрет английский язык. По новой конституции он должен был оставаться государственным языком только до 1965 года, после чего предполагалось полностью заменить его на хинди.
Этого не произошло.
И тому есть немало причин. Носители других языков Индии воспротивились главенству хинди. На улицах начались беспорядки, оглашались требования отклонить хинди и сохранить английский. С утилитарной точки зрения английский язык глубоко укоренился как средство достижения социального статуса и продвижения по службе; он давал выход во внешний мир, что нагляднее всего видно на примере литературы: со времени провозглашения независимости пишущие по-английски индийские романисты внесли в литературу огромный вклад и получили признание не только в Индии и Великобритании, но и в Америке и старом Содружестве, а их произведения были переведены на многие языки мира.
Хотя даже сегодня все не так однозначно. Молодой романист Амит Чаудхури, говорящий на бенгальском языке уроженец Калькутты, пишет свои произведения на английском. «Полагаю, английский язык сыграл двойную роль, — отмечает он. — Да, это был язык объединения. Это также был язык, благодаря которому народ Индии лучше осознал себя, следовательно, осознал, как индийцы отличаются друг от друга — и от англичан. Отсюда двойственность его роли. Сами англичане не должны приписывать себе эту заслугу, поскольку в то время они не подозревали о происходящем. Такое использование языка — целиком и полностью заслуга индийцев. В современной индийской истории английский язык был по большей части в центре событий. Это больше, чем просто лингва франка: он способствовал развитию национальных языков, в том числе современных форм. Он играет и все более важную роль в развитии самосознания, что также крайне важно для определения того, что есть Индия».