Читать интересную книгу Кавалер Красного замка - Александр Дюма

— Но скажите, наконец, чего же вы хотите, гражданин?

— Сегодня утром вы пойдете в Консьержери, не так ли?

— Да! Меня звал привратник.

— И знаете зачем?

— Вероятно, к какому-нибудь больному, умирающему, быть может, приговоренному к смерти.

— Именно так, вас ждет особа, приговоренная к смерти.

Престарелый священник с удивлением посмотрел на кавалера.

— Но, позвольте, знаете ли вы, кто та особа? — продолжал Мезон Руж.

— Нет… не знаю.

— Так я скажу вам — королева.

Аббат испустил крик горести.

— Королева!.. О, боже мой!

— Да, королева! Я справлялся, который священник будет исповедовать ее, узнал и прибежал сюда.

— Чего же вы хотите от меня? — спросил священник, испуганный взволнованным голосом кавалера.

— Я хочу… нет, я хочу… я вас прошу, умоляю…

— О чем же?

— Провести меня к ее величеству.

— Да вы с ума сошли!.. — вскричал аббат. — Вы погубите меня и погибнете сами.

— Не бойтесь.

— Над ней свершен приговор — и все кончено.

— Знаю, и не за тем хочу я видеть ее, чтобы спасти, но… выслушайте же меня, отец! Вы не слушаете!

— Не слушаю, потому что вы просите невозможного; не слушаю, потому что вы говорите как безумец; не слушаю, потому что вы ужасаете меня…

— Успокойтесь, отец, — сказал молодой человек, стараясь, в свою очередь, быть спокойнее. — Поверьте, я сохранил весь свой рассудок. Королева погибла — знаю; но если бы только на одну секунду я мог упасть к ее ногам — это спасло бы мою жизнь; если же я не увижу ее — лишу себя жизни, а так как вы будете причиной моего отчаяния, то, значит, вы убьете разом и тело и душу.

— Но, сын мой, — сказал священник, — вы требуете, чтобы я пожертвовал своей жизнью!.. Как я ни стар, но мое существование еще нужно для многих несчастных; как я ни стар, но добровольно идти на смерть было бы самоубийством.

— Не отказывайте мне, отец, — возразил кавалер… — Послушайте, вам нужен аколит, прислужник… Возьмите меня.

Священник пробовал собраться с твердостью, начинавшей изменять ему.

— Нет, — сказал он. — Это значило бы изменить моему долгу. Я присягал Конституции, клялся из глубины сердца и совести. Бедная приговоренная женщина — преступная королева; я бы согласился умереть, если бы смерть моя могла быть полезна моему ближнему, но я не хочу изменять своему долгу.

— Но, — вскричал кавалер, — говорю вам, повторяю, клянусь, что я не хочу спасать королеву. Клянусь над этим Евангелием, перед этим распятием, что я не хочу препятствовать ее смерти.

— В таком случае, чего же хотите вы? — спросил старец, растроганный этим выражением неподдельного отчаяния.

— Выслушайте, — сказал кавалер, у которого вся душа, казалось, перешла в слова. — Она была моей благодетельницей, она питала ко мне некоторую привязанность… Увидеть меня в последний час, я уверен, было бы для нее утешением.

— Только этого и хотите вы? — спросил священник.

— Только.

— И не затеваете никакого заговора для освобождения королевы?

— Никакого. Я христианин, отец, и если в сердце моем есть хоть тень обмана, если я надеюсь, что королева будет жива, если я хоть сколько-нибудь способствую этому, то накажет меня бог вечным проклятием.

— Нет, нет, ничего не могу обещать вам! — сказал священник, которому опять пришли на ум все опасности такого безрассудства.

— Послушайте, отец мой, — сказал кавалер с выражением глубокой горести. — До сих пор я говорил вам как покорный сын. Обращался только к христианским чувствам и состраданию; ни одного горького слова, ни одного упрека не сорвалось с моих губ, и, однако, мысли бродят в моей голове, лихорадка жжет мою кровь, отчаяние гложет мое сердце, я вооружен… Видите этот кинжал…

И молодой человек вытащил из-за пазухи блестящий и тонкий клинок, сверкнувший синеватым отливом в дрожащей руке.

Священник отступил в испуге.

— Не бойтесь, — сказал кавалер с печальной улыбкой. — Другие, зная, как строго исполняете вы свое слово, вырвали бы клятву у вашего испуга. Нет, я вас умолял и еще умоляю позволить мне увидеть ее хоть на мгновение… Вот вам обеспечение.

И он вынул из кармана и подал аббату следующую записку.

«Я, нижеподписавшийся Рене, кавалер Мезон Руж, клянусь богом и своей честью, что под угрозой смерти заставил достойного священника Сен-Ландри провести меня в Консьержери, несмотря на его живейшие возражения и упорство. В удостоверение чего и подписываюсь.

Мезон Руж».

— Все это хорошо, — сказал священник. — Но поклянитесь еще, что вы не сделаете никакого безрассудства; мало того, чтобы моя жизнь была в безопасности, я отвечаю и за вашу.

— О, об этом не станем и думать, — сказал кавалер. — Итак, вы согласны.

— Конечно, если уж вы непременно хотите… Вы подождете меня внизу, и когда она пойдет в тюремную контору, тогда вы ее увидите…

Кавалер схватил старика за руку и начал целовать.

— О, — проговорил кавалер, — теперь, по крайней мере, она умрет королевой, и ее не коснется рука палача.

XLVIII. Тележка

Получив позволение аббата, Мезон Руж тотчас же бросился в отворенную комнату, служившую, по его мнению, уборной. Здесь в минуту борода и усы его исчезли под бритвой, и только теперь он увидел свою ужасающую бледность.

Мезон Руж, по-видимому, успокоился, но, кажется, впрочем, он совершенно забыл, что без усов и бороды его могут узнать в Консьержери. Он последовал за аббатом, за которым уже успели прийти два человека, и с дерзостью, удалявшей всякое подозрение, прошел за решетку, выходившую тогда к двери трибунала.

На Мезон Руже, как и на аббате Жираре, был надет черный фрак, потому что духовная одежда была отменена в то время.

У тюремной конторы стояло более пятидесяти человек, частью комиссаров, поверенных и даже просто любопытных.

Сердце кавалера так сильно билось, когда подошли к тюремным дверям, что он даже не слышал разговора аббата с жандармами и привратником. Только человек, державший в руке ножницы и кусок только что отрезанной материи, толкнул Мезон Ружа на пороге.

Мезон Руж обернулся и увидел палача.

— Ты зачем, гражданин? — спросил Сансон.

Кавалер постарался преодолеть трепет, пробежавший по всем его жилам, и отвечал:

— Ты видишь, гражданин Сансон, я пришел со священником.

— А, хорошо, — сказал палач и отошел в сторону отдать приказание своему помощнику.

Между тем Мезон Руж пробрался в тюремную контору и оттуда в отгороженную часть комнаты, где дежурили жандармы.

Добрые люди эти были повергнуты в ужас: действительно, насколько горда была королева с другими, настолько же добра была она к этим сторожам, которые были скорее ее слугами, нежели караульщиками.

Но кавалер не мог со своего места видеть королеву: ширмы были задвинуты; они раздвинулись, только чтобы пропустить священника, и снова сомкнулись за ним.

Когда вошел Мезон Руж, между королевой и священником уже завязался разговор.

— Милостивый государь, — говорила она резким и гордым голосом, — так как вы присягнули именем республики, именем которой произносят надо мною приговор, то я не могу иметь к вам доверия. Мы молимся не одному богу.

— Сударыня, — отвечал Жирар, взволнованный таким презрительным признанием, — умирающая христианка должна умирать без ненависти в сердце и не должна отвергать своего бога, в каком бы виде ни представлялся он ей.

Мезон Руж сделал было шаг вперед, чтобы растворить ширмы, в надежде что, заметив его, узнав, какая причина привела его, она переменит свое мнение касательно аббата, но жандармы приметили его движение.

— Но ведь я причетник, — сказал Мезон Руж.

— Если она отказывает священнику, то ей не нужен и причетник, — возразил Дюшен.

— А может быть, она и согласится, — сказал кавалер, возвышая голос, — не может быть, чтобы не согласилась.

Но Мария-Антуанетта, поглощенная волновавшими ее чувствами, не могла ни слышать, ни узнать голос кавалера.

— Уйдите, милостивый государь, уйдите и оставьте меня в покое! — говорила она Жирару. — Мы живем теперь во Франции под правительством свободы; дайте же и мне свободу умереть, как я желаю.

Жирар попытался было сопротивляться.

— Оставьте же меня, милостивый государь, — сказала она, — говорю вам, чтобы вы оставили меня!

Жирар еще раз заикнулся.

— Я этого хочу, — сказала королева с жестом Марии-Антуанетты.

Жирар вышел.

Мезон Руж бросил взгляд за перегородку, но узница стояла, обернувшись к ней спиной.

Помощник палача прошел мимо аббата; он нес в руке связку веревок.

Два жандарма оттолкнули кавалера к дверям прежде, нежели, ослепленный, оглушенный, он успел испустить крик или сделать движение для исполнения своего замысла.