Читать интересную книгу Никто, кроме президента - Лев Гурский

– Буква «А». – Я чувствовал, что язык уже почти не слушается. Я был уже почти не я. – Черный… цилиндрик… литера «А»…

Я ничего уже не видел. Холод стал нестерпимым. Капюшон из черных ледяных пчел опустился мне на голову. Они не жалили, но тихо жужжали, обволакивая мое лицо плотным компрессом. И когда мне казалось, что дыхание сейчас остановится, одна слишком наглая пчела ужалила меня в шею.

57. ШКОЛЬНИК

– Как он пишется, я уже почти поняла, – сказала барышня. – Растолкуйте, как он читается по-русски. Карлос Джа… Джаллардо?

– Карлос Гальярдо, – терпеливо объяснил я. – «Дж» произносить не надо. Это ведь не английский язык, а испанский… Ну вот если бы в слово «бильярд» на место «би» подставили «га». Сообразили?

Резидент Волин не искал легких путей: все его фальшивые фамилии оказались на редкость труднопроизносимы. Вчера я выбрал самую простую из них и сейчас пытался донести ее без потерь до служащей бюро пропусков. По легенде, латинский американец вел у себя на родине аналогичное шоу и прибыл к нам для обмена опытом.

Борьба с непокорным Carlos Gallardo началась три часа назад, – едва я подал сведения в бюро пропусков, – и шла, с перерывами, до сих пор. За это время было испорчено четыре казенных бланка, но всякий раз уверенность барышни в окошечке ослабевала сразу после Карлоса. Она то ошибалась, то попадала в цель. Я нервничал, боясь пускать дело на самотек. Не хватало еще, чтобы Волин застрял на контроле из-за неверной буквы в пропуске!

С иностранными фамилиями тут вечная беда. Однажды я, поспешив, доверился здешним красавицам и чудом не сорвал эфир. Вообразите: четверть часа до начала, а гостя «Угадайки» нет! Ленц злится, дети вопят, у помрежей волосы дыбом, я на грани инфаркта. Лишь по случайности мне докладывают, что приглашенная звезда, великий японский киномэтр Такеши Китано, застрял внизу. Мэтра, как выяснилось, на слух переименовали в какого-то Кешу Титанова, а затем отказались пускать в студию. Когда я, взмыленный, примчался к месту конфликта, гость уже сверкал глазами и полуобнажал самурайский меч. Счастье, что сэнсей был отходчивым, а меч его – бутафорским. Иначе не сносить нам голов.

– Ну вот, – сказала барышня, – теперь ясно. Так бы и давно.

Я не поленился взять у нее из рук пятый бланк и обнаружил, что там круглым детским почерком выведено: «Карлос Бильярдо».

– Ладно, – сдался я. – Пусть это нарушение всех правил, но я лучше сам заполню, от первой до последней буквы. Дайте ручку…

Кроме меня, о будущей перетасовке в эфире знала только режиссер Татьяна. Да и она неточно. Я лишь намекнул, что после утренней программы у Таисии Тавро, женщины тонкой и впечатлительной, мог обостриться ее хронический нервный недуг. А потому, возможно, она пришлет к нам замену. Но Ленца мы пугать не будем. Вдруг еще обойдется? «Дай бог, чтобы все обошлось», – механически проговорила Татьяна, однако лицо ее выражало совсем другое. Она не хуже меня понимала: к детям некоторых людей подпускать нельзя. Они страшней алкоголя и никотина, вместе взятых.

Кстати, подумал я, хорошо бы мне заранее покурить, пока есть свободное время. Я вытащил верную «Яву» из пачки, но не тут-то было! Уже на лестнице меня требовательно отловили за рукав.

Это был юный Дмитрий Дмитриевич Ванюков из сектора четыре. Он сегодня примчался раньше всех, и его переполняла энергия. Мне даже почудилось, что он контрабандно провел с собой пятерых или шестерых братьев-близнецов, – настолько его везде было много. Куда бы я ни шел, повсюду обязательно натыкался на одного маленького человека в кудряшках. Сперва Дмитрий Дмитриевич крутился у автоматов с «Пепси» и леденцами, еще не заправленных. Затем обежал студию раз пять или шесть, посидел на каждом сиденье, пощелкал по микрофонам, поприставал к осветителям, обоим операторам, помрежам, Татьяне и зашедшему, на свою беду, в студию главному дизайнеру телеканала Рустику Когану.

Теперь дошла очередь до меня. Хотя, пожалуй, нет: на всех остальных он разминался, а главной целью с самого начала был я.

– Лев Абрамыч, – деловито обратился ко мне юный Ванюков, – у меня есть серьезный мужской разговор. Короткий, вы не бойтесь.

– Слушаю, – вздохнул я.

Раз уж мы называем игроков, как взрослых, по имени и отчеству, нельзя уклоняться от бесед с ними. Хотя бы в студии наши слова не должны быть пустой болтовней. Тем, кто приручает малых сих, следует отвечать за базар – это еще до Экзюпери придумано. Курить уже хотелось жутко. Но я вернул сигарету обратно в пачку.

– Лев Абрамыч, я сегодня должен победить! – строго сообщил мне Дмитрий Дмитриевич. – Мне надо им всем доказать, понимаете? Я и дома пообещал, что победю, и в школе сказал, чтобы сегодня смотрели. Если выиграю не я, то все, считай, пропало. Задразнят.

– И что от меня требуется? – напрямую спросил я. – Подсказка?

– Нет! – Ванюков отчаянно затряс всеми своими кудряшками. – Нет! Все должно быть честно. Вы только дайте мне шанс, а я смогу ответить. Я угадаю. Я еще во сне почувствовал.

Кудрявый клоп повел себя по-умному. Подсуживать любимчикам я не имел права. Другое дело – я мог не вредничать и закрыть глаза на то, что игрок уже выступал на этой неделе.

– Ладно, – согласился я. – Уговорил, шанс у тебя будет. Но дальше все в твоих руках, без обид. Переигрывать не дам. Ошибаешься раз – выбываешь из команды на полгода. Идет?

– Ура-а-а-а! – прокричал клоп Дмитрий Дмитриевич и кинулся в студию, где, судя по шуму, едва не снес на радостях нашего главного оператора вместе с камерой и двумя ассистентами.

Я достал, наконец, «Яву». Щелкнул зажигалкой, подпалил сигарету, успел сделать пару торопливых голодных затяжек, но дальнейшему помешал мой сотовый. Звонок был из тех, на которые отвечают.

– Здравствуйте, Лев Абрамович, – услышал я в трубке. – Как там ваше самочувствие?

При первых железных звуках начальственного голоса у меня засосало под ложечкой. Забегали мурашки, зачесалось в носу, заплясали блики перед глазами. Раньше, пока я надувал Ленца по служебным мелочам, мой организм реагировал на него спокойнее.

– Здравствуйте, Иннокентий Оттович, – ответил я. – Спасибо, я уже поправился. Ничего из вчерашнего практически не болит.

Пока еще я не лукавил. То ли на нервной, то ли на какой иной почве мои благоприобретенные болячки, включая ребро и копчик, трусливо затаились. Понимали, что мне не до них.

– Вот это вы молодец! – одобрило начальство. – Я сегодня в Госдуму заезжал, и там, знаете, все про вас только и спрашивали. Депутаты, министры, а особенно господа с других каналов. Они-то думали, что у вас постельный режим. А я их умыл: «Шиш, не дождетесь! Лев Абрамович в строю, он уже выходил в эфир на Сибирь и Дальний Восток»… Кстати, как все прошло?

– Как всегда, Иннокентий Оттович. – Отвечая, я намеренно строил фразы покороче. Они помогали симулировать беззаботность. А честность и так была при мне. Пока. – Особых проблем не возникло. Загадку разгадали. Многие же читают детективы.

– Многие, да, – подтвердил Ленц. Он выдержал паузу, а затем вдруг цепко спросил: – А Таисия Глебовна не скучала у вас?

Обычно человек-агрегат не был настолько дотошен. Тут может быть два объяснения. Первое – он что-то заподозрил. Второе – он так сильно прогибается перед Глебовной; вернее, перед Глебовичем, ее братом. Надеюсь, здесь второе. Даже думать боюсь о первом.

– Скуки не было, – заверил я. – Что вы! Шоу произвело на нее неизгладимое впечатление. Дети ее потрясли. Ничего подобного она просто не ожидала. И речь ее была такая… м-м… эмоциональная. К вечернему эфиру, говорит, придумаю что-нибудь еще.

В этом месте я еще был честен, но уже приблизился к самому краю правды. Дальше начиналась заповедная область экологически чистого, незамутненного вранья.

– Так вы, значит, уже послали за ней машину? – поинтересовался Ленц. – А то я могу отправить моего шофера, он пока свободен.

У меня под ложечкой заработал целый огромный пылесос. Кажется, я даже расслышал шум его пульсирующего шланга. Жуть. Мрак. Провал. Только шофера Ленца нам еще не хватало!

– Не надо, Иннокентий Оттович. – Я старательно поскреб по сусекам, выгреб все остатки бодрой беззаботности и вложил их в свой голос. – Мы уже обо всем позаботились. Шоу маст…

– …гоу он, – завершил нашу ритуальную фразу Ленц. – Ну, вам виднее. – После этих слов начальство, слава богу, отключилось.

В первый момент я испытал облегчение, но затем на его место снова – уже в который раз за сегодня – приполз страх. С почти мистическим ужасом я представил, что будет, если не удастся позаботиться о мадам Тавро. Даже у охотников на крупную дичь бывают промахи. Вдруг мадам вырвется из пут и вломится в студию? А на ее законном месте – кто-то другой! Бедные дети, от первого сектора до шестого, могут стать свидетелями душераздирающей сцены. Не исключена попытка президентоубийства… В общем, совет Лаптева нужно было срочно воплощать в жизнь. Не помешает.