А я больше не могу притворяться.
Поэтому я захлопнула за собой дверь. Он приподнялся из-за стола.
— Зачем ты уволил Луиса? Он был твоим лучшим другом. Твоим соседом в колледже.
Его рот двигался, но не издавал ни звука. Я подошла ближе.
— И он вступился за меня.
— Он напал на коллегу, — сенатор развернулся к своему ноутбуку и начал печатать. — Это тебя не касается, Кейт.
Мои руки дрожали. Кондиционер дул холодным воздухом, но изнутри я горела.
Но даже трясущиеся руки были смелее, чем всё остальное. Они потянулись вперёд и захлопнули крышку ноутбука. Сенатор откинулся в кресле, приподняв брови. Одно мгновение — и ему удалось принять почти удивлённый вид, вот только он всё ещё не смотрел на меня.
Мои глаза заслезились, комната поплыла, осталось всего несколько минут, пока уровень воды не достиг потолка. Если он станет критичным, никто из нас не выживет. Опёршись о стол, я попыталась вернуть самообладание.
— Эллиот обозвал меня шлюхой, пап, — я думала, что больнее всего было услышать это ругательство. Но куда хуже были слова отца. Его ложь. Его шутка. — Он назвал твою дочь шлюхой. Меня. Твоего ребёнка. А ты уволил единственного… единственного во всём автобусе человека, который вступился за меня. Сам ты ничего не сделал. Ты… — я набрала воздуха в лёгкие. — Ты свёл всё это к шутке! А затем выставил это так, будто я была виновата, будто из-за меня всё это произошло. Хотя я просто стояла молча!
Сенатор ничего не ответил. Я видела только его профиль: стиснутую челюсть и пульсирующий висок. Я кричала, истерила, чуть ли не выла, а он даже голову не повернул. Я моргнула, вся вода схлынула, лицо обожгли горячие слёзы. Я задыхалась, а он не делал ничего, чтобы мне помочь.
— Я твой ребёнок. Тебе совсем плевать? Я часть тебя, а тебе просто плевать, — я хотела остановиться, но было уже слишком поздно. — У меня есть жизнь, знаешь ли, своя жизнь. Должна быть, по крайней мере. Сейчас у меня должны начаться занятия в школе. Я должна учиться, сдавать экзамены, идти в колледж, но тебе всё равно. Ты даже не замечаешь меня. Словно меня не существует. Ты бы хотел, чтобы меня не существовало!
— Кейт… — его лицо дрогнуло, и на одно чудесное мгновение мне показалось, он сейчас скажет, что я ошибаюсь. Что он любит меня. Что я просто драматизирую. — Уже поздно, — он вздохнул. Открыл ноут и пожал плечами. — Что ты от меня хочешь?
Я забыла как дышать. Слёзы высохли в глазах так быстро, что комната показалась как будто бы за стеклом — яркие цвета, жёсткие очертания, острые края. Я словно впервые увидела мир таким, какой он есть на самом деле.
Я долго обдумывала, что сказать. Это был важный вопрос.
И я нашла ответ.
— Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня.
Он посмотрел на стену. Затем на тёмное окно. После чего всё-таки повернулся, его глаза нашли мои и задержались. Я начала считать: раз… два… три… В ожидании чего-то. Хоть чего-нибудь.
У нас одинаковые глаза. Только его холодные. В них ничего нет.
— Что-то ещё?
— Нет, — я кивнула. — Ничего больше.
Я вытерла нос рукой, тихо закрыла за собой дверь и начала подниматься по лестнице. На полпути меня ждала Мэг. Её руки были прижаты к губам, будто в молитве. Она медленно встала, надежда и тревога попеременно вспыхивали на её лице.
— Я понимаю, ты злишься…
Я покачала головой.
— Я в порядке.
— По поводу того, о чём ты говорила, — она взяла меня за руку, её пальцы дрожали. — Мы уже записали тебя в Фарвелл! Занятия начнутся в понедельник. Марк должен был сказать тебе об этом ещё давно… Мы договорились, что он скажет тебе об этом, — она проглотила недовольство и попыталась улыбнуться. — Мы поговорили с твоим дядей Барри, всё уже организовано. Он пришлёт твои вещи…
— Давай поговорим об этом завтра, — я прошла мимо неё, моя рука скользнула следом по перилам.
— А, — Мэг шагнула на ступеньку вниз. — Ладно. Ты права. Завтра. Утро вечера мудренее.
Но не дойдя до верхней ступеньки, я передумала. Быстро побежала вниз. Руки Мэг были раскрыты, готовы обнять меня, и она крепко прижала меня к себе, проводя по моим волосам рукой снова и снова. Я закрыла глаза, пытаясь впитать её тепло, вдохнуть запах увлажняющего крема и запомнить жёсткий край очков, уперевшийся в мою голову.
— Спокойной ночи, милая, — сказала она.
Позднее тем же вечером Мэг и сенатор пошли спать, а я стояла в коридоре, глядя на двойняшек. Сначала на Гейба, улыбающегося во сне, а затем на Грейс, волосы которой взмокли от пота. Она скинула одеяло на пол, как и каждую ночь.
В углу гардеробной, примыкавшей к гостевой комнате, я нашла старую синюю спортивную сумку, в которую я собирала вещи на выходные в июне. Среди кучи платьев на вешалках я нашла джинсы и три футболки, которые привезла с собой из Южной Каролины. Я сложила их в сумку.
Ещё я решила взять с собой рисунок птицы, который подарил мне Гейб, и фото нас троих из журнала Time, которое Мэг вставила в рамку. Я также сложила в кармашек подвеску с маленькой звёздочкой — подарок Грейси — и дневник от Гейба, но оставила подарки Мэг и сенатора. Пластинку Kudzu Giants я спрятала в обувную коробку в дальнем углу гардеробной.
Я уже собиралась закрыть дверь, как пальцы задержались на хлопковом платье, которое было на мне на вечеринке Джейка Спинейкера. Я сжала ткань в кулаке. Закрыла глаза. Вздох получился болезненным. «Отпусти, — подумала я. — Забудь его».
Я оставила платье и закрыла дверь гардеробной, после чего застегнула сумку и стала ждать.
В час ночи я тихо вышла из комнаты, спустилась по лестнице и вышла через парадную дверь, щёлкнув переключатель на ручке так, чтобы она закрылась за мной.
На тёмном крыльце я проверила боковой карман сумки уже, наверное, в десятый раз. У меня там было пять двадцаток — примерно столько же дал мне Барри перед объездом. Этого должно хватить на билет на автобус и телефон с предоплаченной связью. Если же нет, то по крайней мере, я буду достаточно близко к Барри, чтобы он меня забрал.
Слева от ворот, затем направо, пока не дойду до главной дороги. Я хорошо знала маршрут после многочисленных поездок в Вашингтон. Автобусный парк всего в нескольких милях отсюда. Сейчас темно, но улицы освещают фонари. Надеюсь, там будет тротуар.
Впрочем, неважно. Надо просто идти.