«Молчи. Серьезно: не говори ни слова. Если я встаю и ухожу, молча иди за мной».
Бабкин пожал плечами: молча так молча. Это его вполне устраивало. Разговаривать в присутствии Ломовцева – то же самое, что плясать перед раздражительным верблюдом: рано или поздно в тебя плюнут.
Когда Ломовцев открыл дверь, Илюшин выдвинулся вперед. Желтый плотный конверт он прижимал локтем.
– Мы вас надолго не задержим, – пообещал он.
– А мне-то чего? Можете и надолго! Особенно если твой малыш футболочку снимет. – Ломовцев развязно подмигнул Сергею.
Бабкин скользнул взглядом над его головой. Илюшин – тот и вовсе вел себя так, словно пришел не к Ломовцеву, а к настоящему хозяину и ждет, когда же тот наконец появится.
– Архаровцы, пить будете? Закусочка имеется! – Ломовцев мизинцем подтянул сползающую резинку драного трико.
Макар был в джинсах, белой футболке и сером пиджаке с голубоватым отливом. На этом фоне ярко-желтый конверт не просто выделялся – он притягивал к себе взгляд. «Как кучка собачьего дерьма посреди зеленого газона», – подумал Сергей.
Тимофея конверт заинтересовал. Он поглядывал на него, но ни о чем не спрашивал.
Илюшин сел на табурет, конверт пристроил на коленях.
– У меня предложение…
– Сразу согласен! – Ломовцев широко зевнул и поскреб голое пузо. – Твой дружок будет у нас свидетелем!
– Вы говорите мне, во сколько отсюда ушла Майя Куприянова в воскресенье, и этот конверт не попадает к Ульяшину. Или вы начинаете валять дурака – и я отнесу его прямиком в больницу. Ульяшину передадут его, когда он придет в себя.
Лохматые брови Тимофея полезли вверх.
– Э-э-э… А показать не хочешь, что в конвертике?
– Фотографии, – равнодушно сказал Макар. – И вы отлично знаете какие.
– Да ты не мельтеши, ты предъявляй!
– Это неинтересно, – сказал Макар и вздернул верхнюю губу. То ли улыбка, то ли хищный оскал – поди разбери. Он больше не напоминал того милого паренька, который, как внимательный ученик, в прошлый раз слушал то, что втюхивал ему Ломовцев.
Тимофей уловил эту метаморфозу. В глазах мелькнуло беспокойство.
– Чего тебе неинтересно?
– С фотографиями. Так сразу все ясно. Все карты на столе, играть не о чем.
– А у нас с тобой покер или преферанс?
– Права полюбоваться на свои фото и все взвесить вы не заслужили. Так что решение будете принимать, исходя из этого. – Макар легонько похлопал по конверту. – И поскольку вы мне надоели до чертиков, у вас десять секунд.
– Что-то тебя, малой, заносит…
– Девять.
– Че мазуришь ты на понт, я не товарка, и пугаешь, падла, бабу Колымой, – пропел Ломовцев.
– Семь.
– Восьмерку пропустил. Эх, совсем ты еще беззубый.
– Шесть.
– А чего дружок-то твой молчит?
– Пять, четыре, три, два, один, – быстро досчитал Илюшин и поднялся. По губам пробежала нехорошая ухмылка. – Мои наилучшие пожелания, Тимофей. Советую начинать подыскивать новый зоопарк. В нынешнем вас сожрут. И скажите спасибо Юханцевой, которая собирала компромат на всех вас, а не только на Бурмистрова.
Он, не задерживаясь, прошел в коридор. Бабкин проследовал за ним.
Полчаса назад он сам завез Илюшина в книжный магазин. На его глазах Макар выбрал и оплатил конверт. На его глазах положил внутрь небольшой календарь.
Но сейчас даже Бабкина терзали сомнения! Все выглядело так, будто в конверте и впрямь фотографии, а Илюшин разозлен до чертиков…
– В час ночи, – раздался хрипловатый голос за их спинами. Илюшин продолжал шествовать к двери, и Ломовцев повторил отчетливее: – В час она ушла, говорю!
Бабкин даже тронул Макара за плечо, решив, что тот не расслышал. Хотя слух у Илюшина, как у совы. Сергей был уверен: Макар по шелесту способен определить номинал купюры, которую уронили у него за спиной.
Илюшин остановился, будто нехотя. Обернулся. На лице читалось разочарование. Он взглянул на Ломовцева, будто взвешивая, стоит ли ему доверять.
– Я не понял, с чего ты меня так невзлюбил. – Тимофей переминался с ноги на ногу. Было заметно, что ему не по себе. – Отчего у тебя так подгорает заложить меня Ульяшину?
– Не только Ульяшину, – поправил Макар. – Но и Бурмистрову. Куда поехала Куприянова, когда ушла от вас?
– Извини, без понятия! Это ты у нее спроси! – Тимофей помолчал, и голос его сделался заискивающим. – А фоточки-то мне отдашь или как?
– Или как, – отрезал Илюшин.
…В машине Илюшин протянул конверт Бабкину. Сергей вытряхнул из него календарь с фотографией белой цапли на болотах.
– Как ты догадался, что натурщица спала и с Ломовцевым? – Вопрос вертелся у него на языке с той минуты, когда Илюшин объяснил, зачем ему конверт.
– Не спала, а переспала. Один, может, пару раз.
– Откуда ты узнал?
– Мы же с тобой ее видели. Очень глупа, очень красива, но главное – крайне любопытна! А Ломовцев обладает исключительной притягательностью для женщин…
– Чего? – грубовато перебил Бабкин и расхохотался. – Вот этот дрищ?
Илюшин насмешливо покосился на него.
– Нет, в самом деле? – Сергей перестал гоготать и спросил с совсем другой интонацией: – Вот этот дрищ?
– Он харизматичен, обаятелен, умен, талантлив и играет роль циника, очерствевшее сердце которого может растопить только женская любовь. Работает безотказно.
– Он похож на истлевший труп вороны!
– А актер Эдриан Броуди похож на Бабу-ягу, – сказал Макар. – Можешь погуглить его женщин.
– Делать мне больше нечего…
– Тогда не задавай глупых вопросов. Мне было ясно, что прелестная Машенька заинтересуется Тимофеем. А поскольку она юна и красива, а Ломовцев – бабник… – Он выразительно развел руками.
Сергей завел машину. В дороге ему лучше думалось.
– Итак, мы выяснили, что Куприянова врет, что до пяти утра торчала у Ломовцева, – задумчиво сказал Макар. – Ушла она около часу. Интересно бы узнать, во сколько она вернулась домой. Но муж будет ее выгораживать…
– Я опрошу соседей, – сказал Сергей.
– Хорошо. Куприянова знала Тарасевича, виделась с ним за сутки до смерти.
– Может, мне все-таки попробовать поговорить и с Колесниковым?
– Пока рано. Давай узнаем все, что можно, о Куприяновой. Меня особенно интересует, нет ли у нее недвижимости за городом. Какой-нибудь дачки в глуши, где можно поселить беглого сторожа.
* * *
Дачи у Куприяновой не было. За ней вообще не числилось никакой недвижимости. С некоторой натяжкой недвижимостью можно было назвать «Форд», по документам принадлежавший Майе. Один из соседей-кляузников время от времени писал жалобы, что «Форд» бросили на вечной стоянке и он занимает парковочное место во дворе. Колесников в ответ предъявлял доказательства, что на старичке изредка, но все же выезжают в город, и на некоторое время борьба стихала.
К этому соседу Сергей Бабкин и направился в первую очередь. Ни от него, ни от остальных не удалось ничего узнать о времени возвращения Куприяновой в ночь с воскресенья на понедельник. Все спали.
Оставалась надежда на Колесникова.
Бабкин поговорил со следователем, который вел дело убитого ювелира. Алиби не было ни у Майи, ни у Ульяшина, который по-прежнему оставался в реанимации. Илюшин предпринял три попытки связаться с ним – все безуспешные.
Все, что знали, они сообщили следователю, занимавшемуся кражей картин. Тот не проявил никакого интереса. Тщетно