парня в рванине…
— За всех поквитаюсь…
Гена сидел на корточках возле забора своего дома. Он походил на спринтера перед стартом. Его щека нервно дёргалась, тело — напряжено, ноздри вздувались. Он услышал позади себя голос тёщи:
— Этого момента мы и ждали! Сейчас ты отомстишь подлому старику! Сейчас он за всё заплатит!
Прапор отбросил пустую канистру, вынул из кармана зажигалку, поджёг факел и выкрикнул злорадно:
— Гори, тварь!
И тут же принялся тыкать факелом в тех, кого облил бензином. Сумеречных людей охватывало пламя, однако оно было странного зеленоватого оттенка и спустя пару секунд гасло, не опалив даже волосы и одежду.
В глазах Прапора плескалась ярость. Он словно бы не замечал, что его попытки поджечь бесцветных тщетны.
— Горите, твари! Горите!..
Виталий пробормотал встревоженно:
— Он обезумел.
Они с Борисом приближались к Прапору. На их лицах отражались вспышки зелёного пламени.
— Твоё время пришло, бедный маленький мальчик! — Гена снова услышал голос позади себя. — Действуй! Отомсти старику!
— Я отомщу! Да, прямо сейчас отомщу!
Растянув губы в жуткой пародии на улыбку, Гена покинул своё убежище за забором, пригнувшись, преодолел несколько десятков метров по полю, а потом рванул вперёд со всей скоростью, на которую был способен. Сумеречные люди взревели, отвлекая внимание, однако Борис всё же заметил Гену. Заметил и понял, что не успеет его остановить.
— Прапор! — на бегу закричал Борис. Крик потонул в похожем на шум урагана рёве бесцветных.
Гена на полной скорости врезался в старика даже не вытолкнув, а швырнув того за периметр. Факел упал на песок и сразу же погас. Сумеречные люди, будто стая волков, набросились на поверженного и оглушённого Прапора. Гена захохотал, прыгая и кривляясь возле границы точно сумасшедший клоун. Он всё ещё слышал голос тёщи:
— Ты сделал это! Это самый правильный поступок в твоей жизни! Ты больше не бедный маленький мальчик!..
Ощущая, что его словно горячими плитами сжимает, Прапор выхватил из-за пояса пистолет, машинально и быстро снял с предохранителя и выстрели в Гену. Тот взвыл от боли — пуля угодила в живот. Сумеречные люди крепче вцепились в старика, однако вложив все свои силы, он всё же сумел вырваться.
На несколько мгновений.
Этих мгновений хватило, чтобы приставить дуло к подбородку. Мелькнула мысль о жене и сыне, и мысль эта была на фоне неожиданно вспыхнувшей радости. Такая радость бывает у уставшего путника, который после множества мучительных лет вернулся к родному дому, где его ждут и любят.
С этой радостью Прапор и нажал на спусковой крючок, оборвав свою жизнь.
Сумеречные люди шарахнулись от него, взревев с новой силой. По чёрному песку, как по беспокойному морю, побежали воны.
Гена вопил от боли — пуля разворотила кишки.
— Ползи к песку! — голос тёщи гневно шипел в голове. — Сейчас же! Спеши! Эти люди о тебе позаботятся, они снимут боль! Они на твоей стороне! Ползи!..
Но он и с места не успел сдвинуться, так как Борис, дрожа от негодования, прижал его к земле.
— Что же ты наделал, урод! Что ты, мать твою, наделал!
Сумеречные люди зашелестели беспокойно:
— Отдай! Отдай его мне! Он мой!..
— Ну, уж нет, — замотал головой Борис. — Нет! Обломаешься, сука! Этот урод сдохнет здесь, он тебе не достанется!
Гена продолжал вопить, выпучив обезумевшие глаза. На его губах пузырилась кровавая слюна. Виталий ходил взад-вперёд, обхватив голову руками. Он повторял с болезненным удивлением:
— Как же всё нелепо… Так всё нелепо!..
Борис схватил Гену за руку и поволок его прочь от периметра. Сумеречные люди продолжали упрашивать:
— Отдай, отдай! Он всё равно скоро умрёт! Отдай!..
— Хрен тебе, — пробормотал Борис, а потом обратился к идущему рядом Виталию: — Принеси какую-нибудь верёвку.
Виталий рассеянно кивнул и устремился к зелёному дому. Через пару минут вернулся с мотком бельевой верёвки, которой они с Борисом привязали Гену к забору двора бабы Шуры.
Борис всё ожидал, что Виталий начнёт говорить, что это жестоко, что Гена безумец, не отвечающий за свои поступки, и что ему следует оказать помощь. Но нет, Виталий молчал. И Борис был приятелю за это благодарен, ведь подобные слова сейчас могли с ума свести, вызвав мощнейшую волну ярости.
— Ты сдохнешь! — выдохнул он в лицо Гены. — Истечёшь кровью, падаль! И никто тебе даже глотка воды не принесёт!
Гена уже не мог кричать — силы покидали его. Он стонал и глядел на Бориса и Виталия как ребёнок, не понимающий, за что его наказали.
За периметром сумеречные люди отступили — словно серая волна отхлынула. Вперёд вышли Маргарита, Анфиса, Кирилл, Валерий, Вероника и остальные бывшие жители злосчастной деревни, тех, кого забрала пустыня. Посерёдке стояла Зоя.
— Борис! — громко сказала она. — Услышь меня, Борис, прошу тебя! Отдай его мне. Все эти люди просят, чтобы ты отдал его. Не будь таким жестоким. Ты сам себе не простишь, если оставишь его умирать. Не становись убийцей, Борис, отдай этого несчастного безумца мне!
Борис еле сдерживался, чтобы не отломать от забора доску и не побежать к периметру, намереваясь проломить голову страшной копии сестры. Его трясло. Он сжал кулаки так сильно, что ногти до крови врезались в кожу. Виталлий положил руку ему на плечо, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не нашёл нужных слов.
Гена стонал совсем уже тихо. Мольба в его глазах сменилась тупым безразличием.
Кеша стоял неподалёку. Он понимал: ситуация — хуже некуда. Полный провал. Часть его порывалась вмешаться, попытаться как-то убедить Бориса и Виталия вытащить Гену за периметр, но здравый смысл прямо-таки вопил: «Не делай этого, иначе и тебе достанется!» Только и оставалось, что смотреть, как умирает ещё один человек, самой судьбой предназначенный Хессу.
— Ты будешь жалеть об этом, Борис, — продолжала вещать мрачная девочка. — Сейчас тобой движет злость, но когда злость пройдёт, ты осознаешь, что поступил неправильно. Осознаешь, что теперь твои руки в крови. Сделай над собой усилие, подави гнев и помоги этому несчастному. Когда ты это сделаешь, тебе сразу станет легче.
Она замолчала. После короткой паузы заговорил Кирилл:
— Виталя, убеди Бориса отдать Гену мне. Я знаю, ты человек добрый и смотреть на мучения Гены тебе тяжело…
— Пошёл ты нахер! — взорвался Виталий. — Этот ублюдок сдохнет здесь, на этой стороне! Он тебе не достанется!
Гена задышал порывисто. Кровавая пена стекала по подбородку, глаза затуманились.
— Отдайте его мне! — свирепым, совсем не детским голосом потребовала Зоя. — Он сейчас умрёт!
Все сумеречные люди подступили к границе, образовав плотную серую стену. Пространство загудело:
— Отдайте, отдайте, отдайте!..
Кеша не выдержал, вопреки здравому смыслу подошёл