плечи, вскинул правую руку к поломанному козырьку своего картуза и четко отрапортовал: — Сто двадцать, шестого стрелкового полка, пятой роты, третьего взвода, второго отделения рядовой Макар Чужганов!
Красноармейцы в теплушке заулыбались:
— Наш, стало быть, фронтовой!..
— Из татар, что ли? Отстал он, ребята, по-царскому лепортует!
— Пустить, чего там! Слышь, из плена мужик.
Сероглазый красноармеец, видать по всему, командир, поднял руку, — и в теплушке стало тихо.
— Документ есть? — строго спросил он. — Давай. А ржать тут, товарищи, между прочим, нечего. Тут воинский поезд. Незнакомых людей приказано не пускать.
Сакар — а человек в серой шинели был именно он — достал из котомки сложенный вчетверо лист бумаги и подал его сероглазому красноармейцу. Тот развернул бумагу, неторопливо прочитал и протянул ему руку:
— Лезь, товарищ!
Сакара затащили в вагон. Его тут же обступили красноармейцы. Они приветливо улыбались, расспрашивали, угощали табаком, а Сакар с растерянной и радостной улыбкой озирался вокруг и повторял:
— Вот спасибо-то, ваше благородие, вот спасибо-то!
— Благородия, брат, вывелись! — усмехнулся командир. — Благородий ты брось. Здесь не царская, а Красная Армия. Здесь не благородия, а товарищи!
— Восьмой эшелон — по местам! — раздалась команда.
Люди на станции загалдели еще громче, у вокзала прозвучал звонок, где-то впереди прогудел паровоз.
— Отправляемся! — крикнул командир. — Устраивайтесь, товарищи! Затем он повернулся к Сакару: — Тебе куда? Говоришь, за Казань?
— Казань, Казань… Царевококшайский уезд, — кивнул головой Сакар.
— Не попадешь! — сказал сероглазый. — В Казани чехословаки.
— Чеко-словак? — удивился Сакар. — Какой чеко-словак?
— Белая гвардия. Царя снова посадить на престол хотят генералы, купцы, попы, — стал объяснять командир Сакару. — Вышибать их едем. Сойти бы тебе, товарищ. Может, после лучше доедешь, а?
Сакар наморщил лоб, ему припомнились слова питерского рабочего Волкова.
— Цар, генерал, купца… — повторил он. — Им война надо? Зачем в Казань война?
— Генералы, купцы, попы хотят свергнуть Советскую власть, власть рабочих и крестьян. Генералам и купцам помогают кулаки, ну, значит, богатые мужики.
— Бедный крестьянин! — воскликнул Сакар. — Генерал бьет бедных крестьян?
— Так, — подтвердил командир. — Ну, что, может, останешься?
Сакар снова наморщил лоб, в его глазах промелькнул гневный огонь.
— Генерал бьет бедных крестьян! Нет! — твердо сказал он. — Не остану! Винтовка даешь, стрелять будем. Ты вышибать, мы вышибать!
Эшелон тронулся. Закачались на стыках вагоны. Проплыла и осталась позади станция. Сакар положил свою котомку под лавку. Красноармейцы потеснились и освободили ему место.
Целый месяц добирался Сакар до Арзамаса из Двинска, куда он попал из Германии после Брестского-мира, когда начался обмен пленными…
Сакар лежал на верхних нарах, у стены. Он спиной чувствовал тепло тела лежащего рядом красноармейца. Давно уже ему не было так хорошо, как сейчас, давно он не слышал таких хороших, добрых слов, обращенных к нему. Красноармейцы приняли его в свою среду, как равного, они называли его «товарищем», как друг друга, наперебой угощали его хлебов, селедкой, табаком из своего, не такого уж богатого пайка. Но всего дороже, дороже хлеба и табака было Сакару слово «товарищ».
Красноармейцы по-дружески расспрашивали Сакара, рассказывали о себе. Сакар даже удивился, как же это так получается: раньше, когда он говорил по-русски, его не понимали, а сам он зачастую не понимал русских, а сейчас он все понимает, и его понимают.
Всю свою жизнь рассказал им Сакар.
А когда дошел до того, как его били посреди леса по голове мешком, наполненным песком, и потом отдали в солдаты вместо Макара Чужгана, красноармейцы не выдержали, возмущенные возгласы прервали его рассказ:
— Вот сволочи!.. Вот окаянные!.. Расстрелять надо их, мерзавцев!
В разговор вмешался командир:
— Ты это верно говоришь? Не врешь?
Сакар поклялся, что все было именно так.
— Да, товарищи, — продолжал командир, — много страшных дел творилось в царской России, и всегда страдал рабочий или бедный крестьянин. Но теперь мы уничтожим всех кровопийцев! Товарищ Ленин нам указал правильный путь.
От сероглазого, командира Сакар услышал Много нового для себя: и о Ленине, и о революции, и о новой жизни…
— Ленин… — повторил он. Первый раз в жизни в его сердце затеплилась надежда на хорошую, светлую жизнь. Но дорогу к этой жизни, как он понимал, теперь придется прокладывать штыками и пулями.
Эшелон, в котором ехал Сакар, уже сутки стоял на станции Шихран.
Шихран жил фронтовой жизнью, куда ни посмотришь — везде вооруженные люди — красноармейцы, красноармейцы, красноармейцы…
Проходя мимо одного вагона, Сакар вдруг услышал марийскую речь. Он повернулся к говорившим и увидел двух молоденьких красноармейцев.
— Вы откуда, братцы? — по-марийски спросил Сакар, подбегая к ним.
Красноармейцы удивленно взглянули на него, и один, который был помоложе, ответила.
— Я из Аркамбала, а он — моркинский.
— Я тоже моркинский! — воскликнул Сакар и, быстро повернувшись к земляку, спросил — Какой деревни?
— Из Лопнура, — ответил красноармеец. — А ты сам-то из каких мест?
— Потом все расскажу, потом, — торопливо заговорил Сакар. — Скажи прежде, братишка, чей ты?
— Я Иван, сын Василия Микитича. Ты знаешь кого-нибудь из нашей деревни?
— Раньше знал всех.
— Так кто же ты, дядя?
— Я кудашнурский… Сакар меня зовут…
— Сакар?! — воскликнули в один голос оба красноармейца. — Ведь ты же давно умер!
— Да, братишки, убивали меня, да не убили до смерти…
Красноармейцы, не веря своим ушам, с удивлением смотрели на него.
— Дядя Сакар, неужели и вправду это ты? — проговорил аркамбальский, — Я видел тебя, когда был маленьким, поэтому и не очень-то помню…
— Кто твой отец? — перебил его Сакар.
— Яшай Никифоров.
— Япуш! — радостно воскликнул Сакар. — А как твой отец с матерью? Живы? Как Чачи?..
Теперь Япуш поверил, что перед ним действительно Сакар, и разговор пошел иной — откровенный и душевный.
«Так вот как Чужганы расправились с Сакаром!» — удивлялись Япуш и Иван.
Япуш рассказал ему о Чачи. Рассказал, как кончил свою жизнь Макар Чужган.
Сакар опустил голову и долго сидел, задумавшись.
С одной стороны он был доволен, что Григорий Петрович отомстил Макару. Будь он сам на его месте, он бы тоже поступил точно так. А с другой стороны, когда узнаешь, что твоя любимая вышла замуж за другого, не очень-то бывает радостно на сердце. Раньше такой поступок Чачи просто разозлил бы Сакара. Но теперь, после всего, что ему пришлось пережить, и вытерпеть, он научился смирять свои чувства и хорошо думать, прежде чем давать волю гневу.
«Ведь тогда никто, кроме Григория Петровича, не смог бы спасти Чачи от Чужганов, — думал он. — А Григорий Петрович себя не пожалел, чтобы спасти ее».
Складки на лбу Сакара разгладились, и он уже доброжелательно и спокойно спросил:
— А сейчас Чачи с Григорием Петровичем хорошо живут?
— Когда