Задумавшись, принцесса не сразу сообразила, что фырканье и плеск поутихли.
— Тони, — раздался удрученный голос Генри. — Эй, Тони…
— Что?
— Я идиот, — просветил Монтроз. — Я одежду-то не взял. Ты это… зажмурься, что ли, я вылезу…
— Лезь так, — усмехнулась она. — Я не испугаюсь.
— Ну ты не понимаешь, что ли? Тони!..
— Прикройся лопухом.
— Нет здесь лопухов и кувшинок тоже нет! Тони!
Девушка только покачала головой: похоже, в нынешние времена чрезмерной стеснительностью страдали не только благородные девицы.
Разувшись, она прошла по мелководью — пальцы ног тонули в мягком илистом дне, вода закручивалась бурунчиками возле щиколоток, — заглянула за кусты.
— На берегу твои штаны, — сказала Мария-Антония Генри. Тот стоял по пояс в воде, но выходить явно не собирался. — Я отвернусь. Освободи купальню для дамы, рейнджер!
— Как вас там только воспитывали… принцесс! — прошипел Генри у нее за спиной.
— Нас учили, что приличия — дело уместное в обыденной жизни, а в чрезвычайных ситуациях их вполне можно отринуть во имя удобства, — ответила девушка, раздеваясь.
— Да какая чрезвычайная ситуация! — раздалось уже с берега. — Сидим спокойно, а ты… Тони?
— Что?
— Ты далеко не заплывай, — предостерег Генри. — У берега тихо, а чуть подальше можно в стремнину попасть, вылавливай тебя потом!
Она не ответила, зашла подальше — тут вода была прохладнее, чувствовалось течение, присела, окунувшись с головой, открыла глаза — мир сделался тускло-зеленым, искрящимся от солнечных бликов на поверхности…
Вода смывала усталость, будто вливалась в жилы этой своей прохладой, принесенной с самих Ледяных гор и не растраченной по пути сюда, и выходить из реки не хотелось. Однако сделалось уже зябко, и девушка выбралась на отмель, отжала тяжелые волосы, — хорошо еще, у нее нет прежних роскошных кос длиною ниже пояса и толщиной в руку, было бы с ними мороки! — подставила лицо едва заметному горячему ветерку, позволяя ему высушить капли влаги на коже.
На берегу дожидалась ее чистая смена одежды: в отличие от Генри, Мария-Антония об этом позаботилась, — а прежнюю она собиралась прополоскать чуть позже. За ночь как раз высохнет, по такой-то жаре, а то и за вечер. Вряд ли они сегодня поедут дальше, лошади совсем вымотались, да и хотелось бы дождаться собак Генри… если те, конечно, всё-таки их нагонят. Жаль, если псы погибли, подумалось принцессе. Ему, наверно, будет одиноко без верных товарищей…
— Я думал, ты утонула, — встретил ее Генри. Довольно ловко орудуя здоровенной иглой, он зашивал прореху в одеяле — черные колючки постарались.
— Это было бы слишком глупо после всего, что пришлось пережить, — ответила принцесса, усаживаясь рядом. Вынув из поясного кошеля гребень, она принялась расчесывать волосы — иначе высохнут, не распутаешь уже!
От речной воды пряди завивались змейками, хотя кудрявой Мария-Антония отродясь не бывала.
— В какую сторону отправимся теперь? — спросила она. — Вплавь на ту сторону?
— Да нет, зачем же, — хмыкнул Генри. — Далековато, знаешь ли. Не-ет, нам вниз по течению. Если не ошибаюсь, еще дня два-три пути, если особенно не торопиться, и мы выйдем к Барри. А там нормальная переправа есть, паром, в смысле. — Он помолчал. — А я слышал, еще дальше к западу, где уже города по берегам стоят, через Майинаху мосты перекинуты. Представляешь? Это какой же величины должен быть мост, чтобы и до того берега достал, и в половодье чтоб его не смыло, и вообще… А?
— Маги, должно быть, работали? — усмехнулась девушка.
— Да уж конечно! — улыбнулся Генри. — Куда без них. Маги работали, а до того тоувы рассчитывали, скорее всего. Эх, вот бы посмотреть!
— Отчего же не поедешь?
— Не ближний свет, а без дела в такую даль таскаться я не приучен, — ответил Монтроз и снова улыбнулся. Поднял одеяло, растянул ткань на руках. — Вроде крепко…
— Истинно мужская работа, — подтвердила Мария-Антония, пряча гребень.
И вправду, стежки были крупные, хоть и аккуратные, заметные — женщины так не шьют. Ну да Генри и впрямь важнее прочность, нежели красота. Кто станет придирчиво рассматривать походное, трепанное-перетрепанное одеяло на предмет заплат? Никто, в том-то и дело.
— Спать вроде рано, — сказал Генри неуклюже после долгого молчания. Он вообще как-то странно себя вел, будто ему не хотелось возвращаться к людям, а лучше бы он остался в прерии…
…Он изо всех пытался придумать тему для беседы, но выходило всё не то. То есть сам-то он мог болтать обо всем, что знал, часами, но тогда выйдет, что Мария-Антония станет молчать и только кивать будет или изредка задавать вопросы, а такого ему не хотелось. Ее бы расспросить о чем-нибудь, но… тоже чревато, знаете ли! Не угадаешь, когда ее высочеству вожжа под шлейф попадет. Как начнет опять насмешничать или выдаст что-то вроде сегодняшнего…
Нет, с детьми равнин Генри бы смущаться не стал, у тех нагота не считалась чем-то из ряда вон выходящим. Кожа и кожа, что в ней такого? Но белая девушка, особенно знатного, очень знатного рода — это всё-таки нечто иное, нежели хорошенькие дикарки, разве нет? Иную нынешнюю благородную Генри не преминул бы смутить нарочно, чтобы полюбоваться очаровательным румянцем, но Марию-Антонию — не рискнул. Еще оскорбится, чего доброго, и что тогда? Прощения не допросишься, она не из таких, что запросто извиняют чужую дурость, а им еще ехать и ехать!
Да и вообще, разбери, когда она шутит, а когда говорит всерьез! То она что-то важное выдает с улыбочкой, а то с совершенно невозмутимым видом говорит такое, что впору покраснеть или там захохотать на всю округу. А теперь вовсе сидит, молчит, волосы расчесала и не торопится их собирать, и они развеваются по ветру…
А красиво, между прочим. Профиль у девушки точеный, тоже породу сразу видать, и плевать на веснушки! Волосы вроде бы светло-каштановые, но с бронзовым отливом, а сейчас, в закатном свете — почти огненные. И по ветру стелются. Были бы длинные — хоть русалку с нее рисуй! Генри видел как-то такую картину: сидит себе голая девица на камушке посреди реки, золотые волосы распустила и ручкой этак стыдливо прикрывается, хотя такие прелести не то что ладонью, а и шляпой не вдруг прикроешь! И что-то подсказывало Монтрозу, что принцесса-то как раз прикрываться не будет. Королевская кровь, что с нее взять? У такой и нагота — царственная…
Генри на всякий случай отвернулся, взглянул на лошадей. Стыдно сказать: не удержался, он подсмотрел всё-таки за девушкой, как тогда, под дождем. Безо всякой задней мысли глядел, как ни удивительно, полюбовался просто: точеная фигурка в потоках воды, мокрые волосы кажутся совсем темными… был бы художником, правда бы картину написал!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});