Характерно, что Георгий Федотов здесь же вспомнил о Троцком: "Революция в России умерла. Троцкий наделал много ошибок, но в одном он был прав. Он понял, что его личное падение (в 1927 году. - В.К.) было русским "термидором". Режим, который сейчас установился в России, это уже не термидорианский режим. Это режим Бонапарта" (там же, с. 85) - то есть нечто подобное режиму ставшего в конце концов императором полководца Французской революции Наполеона.
Немаловажно, что единое понимание (правда, с совершенно разной "оценкой"!) происходившего в 1934-1936 годах было высказано двумя столь различными деятелями. Правда, оба они явно преувеличивали результаты "контрреволюционных" изменений, делая это опять-таки по разным причинам: Троцкий стремился как можно более решительно разоблачить "предательство" Революции, а Федотов, напротив, - внушить надежду на "воскрешение" России, какой она была до революционного катаклизма. И то и другое стремление мешали объективному пониманию происходившего.
В рассуждениях Троцкого с очевидностью предстает "дурное" противоречие: он ведь сам заявил, что "каждая революция" сменялась "реакцией" или даже "контрреволюцией", то есть справедливо увидел в перевороте 1934-1936 годов воплощение неотменимой исторической закономерности, однако далее начал негодовать по поводу вполне "естественных" последствий этого поворота истории (определенное "восстановление" прошлого).
В свою очередь Федотов совершенно уместно напомнил о ходе Французской революции, которая закономерно породила Наполеоновскую империю, однако тут же заговорил о возможности "восстания из мертвых" дореволюционной России хотя, как ему хорошо было известно, ни "бонапартизм", ни даже позднейшая реставрация монархии (в 1814 году) не смогли "отменить" основные результаты Французской революции (стоит, правда, отметить, что впоследствии Федотов "разочаровался" в совершавшейся в СССР 1930-х годов, согласно его определению, "контрреволюции" и перестал усматривать в ней "восстание из мертвых" прежней России, - но это уже другой, особый, вопрос).
При всех возможных оговорках и Троцкий, и Федотов были правы в основной своей мысли - в том, что страна начиная с 1934 года переживала "контрреволюционный" по своему глубокому смыслу поворот.
Нельзя не задуматься о самом этом слове "контрреволюция". В устах Троцкого оно имело самый что ни есть "страшный" обличительный смысл, в то время как Федотова это слово явно не "пугало". Об этом необходимо сказать потому, что и до сего дня в массовом сознании "контрреволюция" воспринимается скорее "по-троцки", чем "по-федотовски", - хотя в истории нет ничего "страшнее" именно революций - глобальных катастроф, неотвратимо ведущих к бесчисленным жертвам и беспримерным разрушениям.
Господствовавшее в продолжении десятилетий прославление и Российской революции, и - что закономерно - любых революций вообще посеяло прочное, но заведомо ложное представление о сущности этих катаклизмов. Беспощадность, которая была присуща всем революциям, когда они сталкивались с каким-либо сопротивлением, поистине не сравнима ни с чем. Вот типичные факты.
После победы Английской революции в 1648 году часть тогдашней Великобритании - Ирландия - не признала новой власти. Началась жесточайшая борьба, и в 1650 году, как констатируется в специальном исследовании, "английское командование прибегло... к таким средствам, как выкуривание (поджог мелколесья) и голодная блокада (поджог и истребление всего, что могло служить повстанцам продовольствием)... После трех лет борьбы Ирландия к концу 1652 г. лежала в развалинах. Запустение страны было столь велико, что можно было проехать десятки верст и не встретить ни одного живого существа... население Ирландии сократилось почти вдвое"227.
Через полтораста лет, во время Французской революции, примерно то же самое произошло в своеобразной области страны - Вандее, которая также сопротивлялась новой власти. Борьба с вандейцами "была чрезвычайно кровопролитной... по наивысшим оценкам погиб 1 млн. человек (учитывая тогдашнее население Франции - примерно 25 млн. человек, - это было колоссальное количество. - В.К.)... целые департаменты обезлюдели"228.
В ходе Российской революции такая же ситуация имела место, например, в Области Войска Донского (ее и назвали тогда "казацкой Вандеей"), где также погибла примерно половина населения... И конечно, жертвы "контрреволюции-" 1930-х годов несопоставимы в этом отношении с результатами Революции: выше было показано, что в 1934-1938 годах погибло примерно в 30 раз (!) меньше людей, чем в 1918-1922 годах...
Впрочем, к этой скорбной теме мы еще вернемся. Сначала следует рассмотреть конкретные черты "контрреволюционного" поворота середины 1930-х годов.
Кардинально изменилось тогда само отношение к "дореволюционной" истории России. В 1930-1932 годах издавалась десятитомная Малая Советская Энциклопедия, в статьях которой, несмотря на их предельную лаконичность, все же нашлось место для всяческого поношения величайших исторических деятелей России:
"Александр Невский... оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу... подавлял волнения русского населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам. "Мирная" политика Александра была оценена ладившей с ханом русской церковью: после смерти Александра она объявила его святым (т. 1, с. 216). ...Минин-Сухорук... нижегородский купец, один из вождей городской торговой буржуазии... Буржуазная историография идеализировала М.-С. как бесклассового борца за единую "матушку Россию" и пыталась сделать из него национального героя (т. 5, с. 229)... Пожарский... князь... ставший во главе ополчения, организованного мясником Мининым-Сухоруким на деньги богатого купечества. Это ополчение покончило с крестьянской революцией (т. 6, с. 651)... Петр I... был ярким представителем российского первоначального накопления... соединял огромную волю с крайней психической неуравновешенностью, жестокостью, запойным пьянством и безудержным развратом" (там же, с. 447) и т.д. и т.п.
Начиная с 1934 года об этих русских деятелях заговорили совершенно по-иному, и вскоре вся страна восхищенно воспринимала апофеозные кинопоэмы "Петр Первый" (1937), "Александр Невский" (1938), "Минин и Пожарский" (1939), "Суворов" (1940) и др.