Всю жизнь Ницше боролся с платонизмом. Вульгарный платонизм утверждает, что есть «истинный мир» идей и ценностей, тогда как чувственный мир есть лишь его слабое подобие, мир кажущийся. Ницше разоблачил верхний «истинный мир» платонизма как мир фикций, выдумок, которые ставит воля-к-власти для своего роста, и заодно реабилитировал чувственный мир. По сути он переворачивал вульгарный платонизм, делая чувственный мир истинным, а мир идей — ложным. И вот в конце жизни его осеняет процитированная выше мысль. Эту мысль Ницше называет ни много ни мало «кульминационный пункт человечества». А дальше сходит с ума. Ницше внезапно понимает, что простого переворачивания платонизма недостаточно, чувственность, которую он реабилитирует, та самая, что была в платонизме. Чувственность — это то, что придумано самим платонизмом в качестве противоположности себе, а не его, платонизма, истинная противоположность. Он также понимает, что надо не переворачивать пирамиду чувственности и идеального мира, а вообще устранить их различие и прежнее различие между истинным и кажущимся, но не в пользу кажущегося. Легко сказать!
Весь XX век, однако, занимаясь реабилитацией репрессированных в прежней метафизике и платонизме феноменов, вместо того, чтобы переосмыслять эти феномены, действовал по принципу «баба яга против», идя за ранним Ницше, за романтиками, за вульгарным Марксом, за Фрейдом…
Репрессированные феномены, например воображение, брались без переосмысления, как они были даны прежней философией, и так же утверждались, поэтому все революции XX века были лишь торжеством прежней метафизики, а не ее отрицанием, как им это виделось. Все политические бунты и освободительные войны, весь атеизм, все авангардное искусство, все сексуальные революции, все теории относительности, все это ни в коей мере не является «прогрессом» или действительно новым историческим этапом, подобно тому, как надетый на изнанку пиджак останется на мне тем же пиджаком, хотя торчащие швы и нитки можно для лохов выдать за крутой креатив и модный дизайн.
Также как раб, которого внезапно освободили, не престает быть рабом, потому что имеет психологию раба в себе, так и эмансипированное воображение еще не стало гениальным воображением, поэзисом, про-из-ведением истины из «сокрытости». Сочинение фикций и обманов с помощью коррумпированного воображения не есть открытие новых истин для истории (их дает чистое спонтанное воображение, на которое злая рассудочная воля делается неспособной).
Именно поэтому от нас закрыто будущее: потому что воображение, как показал Хайдеггер, разбирая Канта, связано со временем, к которому мы не можем прорваться. У нас создается бесконечное количество «креативных проектов», но все они только самокопируют историю, не дают прорваться настоящему будущему. Эти проекты будущего не имеют отношения к настоящему будущему, хотя вполне и могут быть реализованы.
Настоящий прорыв в будущее может осуществить только святой пророк (правда, не надо подменять святость вульгарным понятием святости. Святость — очень сложная вещь, мы пока не можем ее обсуждать). Таким, например, Хайдеггер видел Гельдерлина, поэта, творившего под влиянием Канта, но никак не тождественного романтикам и вагнерианству. Хайдеггер связывает способность человечества иметь будущее только с тем, сумеем мы или нет услышать Гельдерлина, последнего святого пророка, открывшего в своем творчестве новые истины, а не создавшего фикции, как это делают составители-композиторы со своим рассудочным воображением, или спонтанные нарушители законов, бунтари с «расширенным сознанием», со своим корявым и коррумпированным воображением.
Популярные поделки ремесленников-профессио-налов, знающих «законы творчества», и спонтанные бунтарские иррациональные выплески неконтролируемой разумом чувственности — это одинаково еще есть вопиющие чувственность и рассудок, а не их глубокий исток — собственно воображение.
С точки зрения классической метафизики (которая давно срослась с религиозной) XX век был веком реабилитации зла, причем того зла, с которым прежняя метафизика боролась, — ее зла. Это как открытый ящик Пандоры. Неудивительно, что уже с эпохи Просвещения консерваторы видят историю как сплошной упадок. Но надо понимать, что «добро» классической и религиозной метафизики так же заражено злом, потому что питалось и самоутверждалось за счет репрессий зла и оправдывало себя этим.
Подобно тому, как освобождение от рабства есть освобождение не только рабов, но и рабовладельцев, то чтобы устранить присущую им психологию подавления (также как и рабов недостаточно просто освободить: нужно, чтобы они внутреннее перестали быть рабами), необходимо устранить прежнюю противоположность добра и зла, вместе со всеми противоположностями метафизики. Это не означает нигилизма, это означает, что будут даны новые различия, новые схемы, новые эскизы, наброски нового мира.
Новые схемы и наброски могут дать философы, поэты, святые и пророки. Народ, который породит таких пророков, а также будет чуток к их голосу, станет новым историческим народом, поскольку заложит новые основы новой истории человечества, новой эпохи.
Что говорить про пророков! Достаточно в какой-нибудь Словении появиться какому-нибудь Жижеку, который просто пытается разобраться в апориях современной европейской мысли, а уже вся Европа знает, где на карте Словения! И уже эта Словения оправдала свое существование, она уже ценность. Еще пара-тройка «комаров» типаЖижека, и ее, возможно, никогда не захотят разбомбить, как Югославию, даже если она провинится перед НАТО, а все потому, что элита пожалеет и заступится… Всего лишь модный интеллектуал, а уже создал своей стране протекцию не хуже атомной бомбы, легитимировал в глазах мировой элиты, отпиарил, ничего специально про нее не говоря.
А если Россия в короткий исторический период вывалит сотню таких жижеков или хотя бы десяток пророков, или даже одного по-настоящему великого?
Когда мы запускали в космос первый спутник и первого человека, этому предшествовал длительный процесс. Была отмена обязательной службы для дворянства при Екатерине, что породило кучу «бездельников», увлекающихся философией, поэзией, науками и проч. Это создало критическую массу людей и стало основанием для взрыва той русской культуры в XIX веке, которою Россия до сих пор славна.
Затем в этой культуре возникли партии позитивистов и религиозных философов, западников и славянофилов, спорящих до умопомрачения. Они думали о смысле истории, о том, как оправдать все ее жертвы и «слезинку замученного ребенка».
Далее скромный святой библиотекарь Румянцевского музея Н. Федоров, придумал, как объединить религию и науку, как решить проблему жертв истории — воскресить всех мертвых.
Потом Циолковский, его ученик, задумался, куда деть огромное население земли, когда этот проект будет исполнен, и размышлял над колонизацией космоса, делал расчеты космических кораблей.
Потом поступил от власти заказ на ракеты, и одновременно страна создавала систему образования, где десятки миллионов людей получали инженерное образование, другие — стоили заводы, плавили стать, добывали нефть, чтобы эти ракеты могли быть построены.
Наконец появился Королев, который построил эту ракету, Гагарин, который полетел в космос.
А потом миллиарды человек на Земле рукоплескали России. И даже чеченцы, недавно испытавшие депортацию, выбегали из домов и салютовали из дедовских ружей всеобщей победе советского народа, а якуты приходили в паспортный стол и просили записать их «русскими». А опозоренная на весь мир Америка вынуждена была начинать лунный проект, который, кстати, скорей всего был фальсифицирован.
Затем мы первыми выходим в открытый космос, возим на орбитальные станции представителей других народов, и они нам безумно благодарны, первенствуем в космической медицине и прочих космических науках.
Мы имеем больше спутников на орбите, чем все остальные, мы полностью могли бы покрыть весь мир спутниковым телевидением и контролировать его (куда там США, которые вещали на нас только парой радиоголосов!), а еще монополизировать полеты в стратосфере, создав самый быстрый вид транспорта. Мы могли бы сами создать систему противоракетной обороны и нейтрализовать ядерные силы любых стран и ставить им ультиматумы…
Но тут уже начинаются всевозможные «бы», потому что к власти пришли люди, считающие, что мы должны стать страной лавочников, мелкого бизнеса и среднего класса. Пришли, в том числе, и Солженицыны, которые требовали экономить на космосе.
Большие проекты осуществляются силами всего народа. Как не исчерпан потенциал космоса, так не исчерпан потенциал идей космистов. В том числе забыта идея Федорова об оживлении мертвых и бессмертии. А ведь тут есть огромные наработки науки, есть разные версии трансгуманизма, которые уже сейчас позволяют ставить проблему в практической плоскости.