Это было идеальное место для колоратурного сопрано убийцы. А когда Царица ночи вышла на сцену, все, что могла сделать Грейс, — это сопротивляться желанию спрятаться за стоящее впереди сиденье.
Костюм Царицы был тщательно продуманной композицией из нескольких слоев шелка и бархата ярких оттенков синего. Платье было отделано золотом и расшито блестящими бусинками. Сложный черный парик заставлял переосмыслить понятие начеса. Блестящую корону ловко вплели в башню поддельных кудрей, отчего возник эффект новогодней елки.
Все в Царице ночи зловеще сияло, искрилось и блестело, словно заявляя, кто главный на сцене. И вся эта энергия, включая невероятную силу ее великолепного голоса, сверкала так же сильно, как ее жуткая аура.
Аудитория замерла, когда яркие ноты «O zitt’re nicht»[66] заполнили зал до самого верхнего балкона. Сирена не просто брала невозможно высокое «фа», она пела его во весь голос.
Грейс не смела даже шелохнуться. Она почти перестала дышать, ожидая услышать звук разбитого стекла. В музыкальном фейерверке была парапсихическая сила — для убийства недостаточная, но загипнотизировать аудиторию — в самый раз. Кожу покалывало и пекло. Все чувства Грейс кричали, что рядом находится хищник, сумасшедший хищник.
Она знала, что их с Лютером хорошо скрывала тень; знала, что сильное освещение на сцене делало аудиторию практически невидимой для певцов; знала, что у Сирены нет причин подозревать, что на нее сегодня ведется охота. Но логика не могла успокоить инстинкт выживания. Со сцены лились смерть и безумие.
Грейс не пыталась прошептать об этом Лютеру. В том, что люди вокруг будут страшно раздражены, если кто-то в зале просто кашлянет, не говоря уже о разговоре со спутником, не было сомнений.
Правая рука Лютера стиснула ее левую ладонь. Грейс почувствовала, что ее трясет. Он стиснул еще сильнее, показывая, что ясно понял ее послание. Она знала, что Лютер почувствовал сильную ауры Царицы и даже рассмотрел все оттенки светлого и темного. Наверное, он тоже заметил ее безумие.
Слегка переместившись, Лютер потянул ее за руку, показывая, что им пора уходить. Грейс сопротивлялась, давая понять, что они не могут выйти, пока Царица все еще на сцене — слишком велик риск, что их заметят.
Когда сцена сменилась, они поднялись с мест и направились к выходу. Грейс притворилась, что не замечает неодобрительных взглядов, и с облегчением вздохнула, когда они вышли в фойе.
— Какие все нервные, — заметил Лютер.
— У оперы много условностей. Покинуть зал посреди выступления — значит, вызвать неодобрение.
— Если бы эти люди знали, что может проделать своим голосом Царица ночи, все они в ужасе бросились бы к выходу.
— Я в этом не уверена, — сказала Грейс, стараясь выровнять дыхание. — Это опера. Люди ожидают невероятных исполнителей. И что теперь?
— Теперь, как всегда, звоним Фэллону.
Выйдя наружу, они пересекли улицу и вошли в удобно расположенную рядом с театром крытую парковку. Несмотря на то, что Царица по-прежнему находилась на сцене и пробудет там еще какое-то время, Грейс поняла, что сканирует чувствами каждую тень. Когда они дошли до взятой напрокат машины, Лютер сел за руль и вытащил телефон.
Фэллон ответил после первого же звонка.
— Ну что? — спросил он.
— Грейс ее узнала, — сообщил Лютер. — Сомнений нет.
— Проклятье. — По голосу было слышно, что Фэллон поражен. — Она уверена?
— Знаю, тебе очень тяжело, когда все идет не так, как ты ожидал, — сказал Лютер. — Смирись с этим. Мы вообще сидели в двух шагах от женщины, которая могла убить нас одной колыбельной. Что дальше?
— Гарри Свитуотер сказал, что не может найти среди своих конкурентов того, кто соответствовал бы описанию сирены.
— Может, потому что Грейс все это время была права. Эта женщина не профессиональная убийца. Она профессиональная оперная певица.
— Ерунда какая-то. Какого черта она проделала такой путь до Гавайев, чтобы убить Юбэнкса, если она не профессионал?
— Может быть, Крэйгмор знал о ее таланте и каким-то образом смог убедить ее убрать Юбэнкса. Может, он был ее любовником. Грейс сказала, что у нее их было много. Но главное — она и есть убийца.
— Остается чертовски много вопросов, — настаивал Фэллон. — Отсутствует большая часть головоломки. Нам нужно найти связь между Крэйгмором и оперной певицей. У вашей дивы есть дом в Сан-Франциско. Я пошлю туда кого-нибудь как можно скорее.
Лютер взглянул на часы.
— Сирена еще некоторое время будет занята на сцене. Затем, как говорит Грейс, она проведет с поклонниками за кулисами еще как минимум час. Дальше у нее по расписанию частный прием. Мне хватит времени, чтобы осмотреть номер в отеле, где она остановилась.
Схватившись рукой за спинку сиденья, Грейс резко повернулась к нему. Ее глаза были огромными от беспокойства.
— Нет, — прошептала она.
— Так и сделай, — сказал Фэллон и отключился.
Лютер успокаивающе улыбнулся Грейс.
— Расслабься, — сказал он. — Что со мной может случиться?
ГЛАВА 42
Обняв себя руками, Грейс ходила туда-сюда по гостиничному номеру. Дрожь не отпускала. Лютер оставил ее здесь почти двадцать минут назад. Сейчас он наверняка уже в номере Вивиан Райан. Грейс напомнила себе, что он бывший коп, а значит, знает, что делает. Кроме того, второй акт «Волшебной флейты» еще даже не закончился. Прямо сейчас Царица, наверное, на сцене и поет свою сокрушительную арию о том, как заставила собственную дочь убить отца.
«Времени еще много», — подумала Грейс. Райан не уйдет из театра, пока не встретится в гримерке со своими преданными поклонниками. Она была дивой в истинном смысле слова; ей нужно было восхищение, как кислород. Все это просматривалось в ее ауре.
Грейс дошла до противоположной стены, повернулась и пошла обратно. Почему она не может избавиться от ужасного беспокойства, подкрадывающегося все ближе? Все ее чувства были начеку. Лишь глубокое дыхание и постоянное движение помогало не поддаваться приступу паники. Ее пронзило новое, неиспытанное ранее чувство. Грейс привыкла заботиться о себе, но теперь впервые со смерти матери ее пугало, что кто-то другой находится в опасности.
Несмотря на близость с Мартином Крокером, Грейс никогда не испытывала подобного беспокойства, даже когда поняла, что препарат оказывает на него все большее влияние. Они с Мартином были друзьями и деловыми партнерами. Между ними существовала привязанность, но не любовь. Когда все закончилось, единственное, что она испытывала к Мартину, была печаль и сожаление от предательства. А затем, как всегда, отточенный инстинкт выживания взял верх.