Читать интересную книгу Мой-мой - Владимир Яременко-Толстой

– Нет, лама, – возмутился я. – Это переходит уже все границы.

Если ты не перестанешь издеваться надо мной и не дашь мне требуемых разъяснений, я тебя ударю. В купе мы одни и тебе никто не поможет.

– Хорошо, – ответил лама, – дело в том, что почти пятьсот лет назад Монголия и южная часть Сибири были колонизированы нашими монахами. Мы построили здесь монастыри, находившиеся под политической и духовной властью Далай-ламы. Эти территории входили в состав Тибета. При коммунистическом правительстве они были разрушены, а монахи изгнаны. Теперь же южная Сибирь вновь возвращается в лоно Тибета. Для меня это Тибет. Поэтому я и отвечал тебе так, как я тебе отвечал.

– Значит ли это, что, родившись в Сибири, я могу говорить, что я родился в Тибете?

– Да, – сказал лама, – ты действительно родился в Тибете и можешь об этом всем говорить. Я вижу, что у тебя еще есть вопросы. Ты можешь сейчас мне их задавать, до Улан-Удэ еще много времени и я мог бы тебе на них ответить.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Дай мне подумать, потому что я хочу спросить что-то важное, ведь не каждый день приходится беседовать с ламой.

Лама кивнул, а я задумался. Но мысли в голову мне не шли. Как бы я ни старался, на ум не приходило ничего умного.

– Скажи, почему ваш Далай-лама бежал из Тибета? Почему он вообще не оставляет впечатления чего-то особенного. Он выглядит и ведет себя, как человек ординарный. В чем дело? Ведь Далай-лама по моему представлению должен выглядеть совершенно иначе, разве не совершенствуется он в процессе своих многочисленных перерождений?

– Нынешний Далай-лама и есть человек ординарный. В этом трагедия

Тибета. Все дело в том, что когда умер предыдущий Далай-лама, верховные ламы собрались, чтобы вычислить место его перерождения, но они не могли этого сделать. Надо было принимать решение. И тогда ламы решили взять нового Далай-ламу из простых людей, в надежде, что настоящий вскоре найдется. В крайнем случае, думали они, этим человеком можно будет легко манипулировать, как манипулируют толпой. Крайним вариантом оставалось ждать следующего перерождения Далай-ламы и тогда найти настоящего и объявить истину. Все эти рассуждения были непоправимой ошибкой. За этот неверный выбор лам Тибет ожидала страшная расплата. Ты знаешь историю. В довершение ко всем бедам, фальшивый Далай-лама бежал из Тибета. Посуди сам, стал бы настоящий Далай-лама так поступать и страшиться смерти, зная, что ему суждено переродиться опять в Далай-ламу? Да он ни в коем случае не стал бы поступать так со своей божественной кармой! Нет, это мог сделать только простой человек, подозревающий, что ему предстоит переродиться в более низком качестве, но, тем не менее, по своему несовершенству и глупости еще более усугубляющий свою личную карму. Как этого человека ни старались учить, как ним ни манипулировали ламы, его низкая карма не стала от этого выше, а становилась все ниже и ниже. Вот в чем состоит трагедия Тибета.

– Но почему об этом не говорят и не пишут?

– Об этом мало кто знает, а афишировать это невыгодно для Тибета в политических целях, это будет означать полный хаос и непредсказуемость, а этого все боятся.

– Тогда почему ты рассказал это мне?

– Потерпи, ты уже скоро это узнаешь.

– Хорошо. Скажи, пробовал ли кто-нибудь искать настоящего

Далай-ламу?

– Да, после избрания фальшивого Далай-ламы, несколько лам ушло в оппозицию. Они долго искали и нашли. Но было уже поздно, Тибет лежал в огне и руинах. Заниматься внутренними распрями и устанавливать истину никто не хотел, тем более всем было ясно, что фальшивый Далай-лама не откажется от своего высокого сана. Это означало гражданскую войну во время войны с Китаем. Все было очень непросто.

– Что же сталось с этим настоящим Далай-ламой?

– Ему даже не сказали о том, что он Далай-лама, хотя он, возможно, догадывался. Он умер, так и не узнав эту тайну. Но он снова переродился.

– Правда? Кто он?

Лама молчал, задумчиво глядя в окно.

– Скажи мне, кто настоящий Далай-лама?

– Ты, – сказал мне лама, пристально взглянув мне в глаза.

– Ты шутишь! – рассмеялся я. – Ты просто решил надо мной посмеяться!

Ничего мне не отвечая и, не обращая более ко мне свой взгляд, лама торопливо засобирался. Он взял свои вещи и вышел на ближайшей станции. А я долго еще смеялся, почти до самого Улан-Удэ, вспоминая о шутке тибетского ламы и о том, как остался он, растерянно озираясь, один на узкой захолустной платформе.

Глава 47. ПЕТР БЕЛЫЙ. ДВОРЕЦ МОЛОДЕЖИ. ФУРШЕТ.

В раздевалке Дворца Молодежи встречаются первые знакомые. Сначала это Петр Белый по прозванию Петр Первый – мой бывший сосед по Лондону. Петр Белый – художник, женившийся на англичанке и уже давно обосновавшийся в Англии. Дедушка его жены во время второй Мировой войны был адмиралом британского флота. Выйдя в отставку, он купил большой дом над Гринвичем возле знаменитой обсерватории и недалеко от Военно-Морской Академии, в которой преподавал. Этот четырехэтажный дом-крепость достался его внучке, делящей его теперь со своим русским супругом и квартирантами.

Петр Белый – человек питерский, хотя в Питере мы с ним знакомы не были. Познакомились мы в Лондоне, периодически общаясь и обмениваясь русскими словами. Последний раз я видел его несколько лет назад в Гринвич-парке, где я выгуливал свою тогдашнюю пассию немку Надин, а Петр Белый – свою жену Джо. С Надин мы ходили на экспозицию о Петре Первом и его пребывании в Гринвиче, открытую в помещении королевского дворца напротив Военно-Морской Академии, предоставляемом когда-то три столетья назад английской короной для проживания молодому русскому царю, пожелавшему осваивать на верфях Гринвича и прилегающего к нему Дептфорда кораблестроение. Выставка была любопытной. Фигурировали там и многочисленные полицейские отчеты о пьянках и бесчинствах Петра, пьянках, дебошах, приставаниях к женщинам, которых он ничуть ни хуже знаменитого Джека Потрошителя вовсю потрошил своим кожаным скальпелем.

Память о Петре Первом жива в Гринвиче и по сей день, поэтому его жители и прозвали ныне живущего там русского художника Петра Белого Петром Первым. Однако, как известно, если есть Добчинский, то должен быть где-то и Бобчинский! И Бобчинский действительно есть. Зовут его тоже Петр, но прозывают уже не Петром Первым, а Петром Вторым. Живет этот Петр Второй в Санкт-Петербурге и не с английской женщиной, а с толстенькой американской – по имени Сузи. Она – представитель американского фонда СЕС и непосредственная начальница Ольги. Я всегда поражался, насколько тесным может быть мир!

О том, что Петр Белый в городе, я узнал в пирожковой "Буфетъ" на Моховой, когда мы с Будиловым пытались снять там двух гимназисток, угощая их шоколадом и чаем, и предлагая им зайти в гости – смотреть картины гениального художника, живущего в соседнем дворе.

– Ага, значит, теперь два Владимира! А вчера было два Петра! И тоже художники! Ну, надо же, как нам везет! – простодушно заявила одна из них, более бойкая.

– И картины смотреть звали?

– Конечно – звали! А то, как же?

– Значит, приехал из Лондона Петр Белый, – констатировал я неоспоримый теперь уже факт.

– Да, один из них был действительно из Лондона! – удивляются девицы. – А вы их знаете? Они что, такие известные?

– Что нового на берегах Темзы? – спрашиваю я Белого.

– Не знаю. Мы сейчас вот уже полгода в Москве, Джо там работает переводчиком в международном строительном концерне, а я, как жена декабриста, последовал за ней. Кстати, мы покупаем квартиру на Моховой, уже смотрели. Отличный вид из окна! Недалеко от Театральной Академии.

– Поздравляю! А как вам СКИФ?

– Это такое говно, что здесь можно только напиться, что мы и делаем. Здесь все напиваются. Там вверху продают пиво, и там тоже. Больше никаких развлечений.

– А как же обещанные три площадки?

– Три площадки-то есть, но ты сам посмотри, что там!

Я люблю Петра Белого за то, что он честный. Он говорит правду, а не изворачивается. Другие будут говорить завтра людям, на СКИФ не попавшим – "Это было так классно! Такой нищак! Мы так оттянулись! Встретили там Аньку и Тамарку, они были такие бухие, просто – пиздец!", а Петр Белый не стыдится того, что здесь всем самым банальным образом насрали на голову, и говорит прямо, как есть – "это говно!".

– А где Сузи? – спрашивает Ольга.

– Она уже ушла. Западному человеку трудно все это понять, тем более что Сузи не пьет. А вы пейте, пейте! Мы тоже уже скоро пойдем, мы здесь с самого начала – с шести, ну сколько можно? Не оставаться же здесь до утра?

– Что, даже открытие не было интересным?

– Да ну тебя, с этим открытием! Вы хитрые, сами-то позже пришли!

– Здесь где-то должен бы быть фуршет, – философски замечает Ольга.