Читать интересную книгу Чемпионы - Борис Порфирьев

— Чего ты так дышишь? Я же вижу, что ты совсем не устал. Просто он ошеломил тебя неожиданной атакой, а на самом деле он не так силён. И ты сам понимаешь, что он всё время открывается. Ты провёл несколько отличных ударов… Всё. Иди. Будь внимателен.

Лахти ринулся в атаку, словно был свеж, и снова обрушил на него град ударов. Но Михаил с удовольствием убедился, что ни один из них на этот раз не достиг цели. Хорошо! Так! Разбиваются ваши атаки! Ага, ещё один удар мимо!.. Раскачивая корпус, Михаил уходил от чёрных упругих кулаков финна. Голова была опять ясной. Сейчас он почти спокойно пританцовывал по рингу, передвигался скользящими и лёгкими шагами и старался держать Лахти на дистанции левой руки. Прижав подбородок к груди, защищая его перчатками, он выжидал момент, когда противник раскроется, чтобы пустить в дело свой любимый апперкот. Сделав несколько ложных выпадов, он просел удар справа и достал финна. Потом ударил кулаками с обеих рук; финн принял их, охнул и вошёл в клинч. Это было позором для такого опытного боксёра, тем более, что он продолжал висеть на плечах Михаила, пока судья не крикнул:

— Брек!

Возглас «Бокс!» упруго бросил Михаила в атаку, как отпущенная лучником тетива. Он не очень сильно, но удачно ударил финна крюком слева в голову, а затем справа — в корпус. Но, едва успев отскочить, получил издали немыслимый свинг в голову. Ноги стали студенистыми, голова закружилась, и он медленно опустился ничком на помост. В голове мелькнуло: «Неужели я подведу команду? — И следом наплыла вторая мысль: — Не только команду, но и всю страну». И Михаил упёрся руками и поднял тяжёлую голову. Судья одной рукой отсчитывал секунды, другой — придерживал финна. У финна было такое выражение лица, словно он замышлял убийство. Комментатор кричал что–то в микрофон, но его голоса не было слышно в сплошном гвалте, охватившем цирк.

Глаза дяди Никиты неумолимо впились в Михаила. Он тщётно пытался улыбнуться ему в ответ, и тут–то столкнулся с глазами тренера; странно выглядели чёрные брови рядом с седыми волосами, словно их нарисовал кто–то на этом обмякшем, домашнем лице. Левая его ладонь приказала Михаилу разогнуть напряжённые руки и принять прежнюю позу, а взгляд разрешил: «Отдохни». Отсутствие тревоги на лице тренера успокоило Михаила, и он почувствовал, что выбитая финном душа вновь водворилась на своё место и мозг отмечает всё реально и чётко. Михаил видел даже часы тренера, которые на широком волосатом запястье казались маленькими. Он окончательно пришёл в себя и отдался отдыху, следя, как тренер пальцами показывает мчащиеся секунды. Взмах тренерской руки стронул с откоса лавину: Михаил вскочил, словно подброшенный пружиной, и, испытывая накал душевных сил, ринулся в атаку, которую сразу же прервал гонг.

Третий раунд он начал без страха и растерянности, владея своими чувствами и ощущениями и с радостью убеждаясь, что тело его стало послушным. Для него ничего сейчас не существовало, кроме пританцовывающих ног финна. А тот, напуганный бурной атакой, которая, очевидно, казалась ему невероятной после нокдауна, осторожно кружил вокруг и накапливал силы… Михаилу нечего было терять, спасти его могла лишь чистая победа, и он шёл напролом. Ему удалось избежать второго немыслимого свинга, он успел обдумать комбинацию и апперкотом — снизу вверх — ударил финна в подбородок. Тот упал на колено, но тотчас же вскочил, и тут же раздался удар гонга.

Победа по очкам была присуждена финну.

На другой же день Михаил уехал домой, рассчитывая в объятиях Симы забыть о своём огорчении. Но то, что он узнал в Кирове, его ошеломило сильнее, чем проигрыш на матче: пока он ездил, Сима вышла замуж. Михаил хотел выведать у её отца, как это могло случиться. Тот хмурился, вздыхал. Потом обволок себя дымом из громадной самокрутки и посоветовал сходить за реку, где, по его словам, в столовой устроилась дочь.

Михаил долго ждал её в тамбуре перед кухней. Пахло квашеной капустой и отхожим местом. Наконец Сима вышла — такая же великолепная, мощная и, потупившись, стала перед ним в полумраке бревенчатых стен.

Сколько Михаил ни пытался добиться у неё, почему так всё произошло, она, теребя лацкан засаленного халата и глядя в сторону, тупо повторяла: «Он женился на мне». Только один раз её глаза вспыхнули, когда Михаил сказал, что и он бы женился на ней.

— Придёт же в голову, — усмехнулась она. — Да где бы жить–то стали? У отца — каморка… С твоей матерью и сопливым братом?

И на все дальнейшие уговоры опять тупо отвечала:

— Нет, нет. У него здесь дом и корова.

— Но как это можно после того, что у нас было? — взмолился Михаил.

Глаза её снова вспыхнули на миг, но она тут же вздохнула:

— Забудь об этом, милёночек, и помалкивай. — А когда Михаил попытался обнять её, испуганно стукнула его по рукам и заявила: — Нет уж. Сейчас никакого баловства.

Позже, опираясь спиной на горячие рёбра батареи и бессмысленно глядя на бутылку с пивом, Михаил впервые понял, как грязен и общедоступен был его любимый буфет. Ему представилось, что каждый здесь норовил ущипнуть Симу, и она тоже показалась ему грязной и общедоступной. Но тут же он вспомнил её знаменитое: «Эй, эй! Только без рук!» Нет, она не была такой, она сегодня даже ему дала по рукам…

Буфет осиротел без Симы… Михаил не в силах был здесь сидеть, он понял, что больше никогда не откроет эту дверь… Он тяжело поднялся и побрёл домой.

Рюрик раскрашивал карту. Михаил прочитал написанные тушью слова: «3 октября 1935 года 600‑тысячная армия Италии вторглась в пастушескую Абиссинию».

Третьего октября Михаил был ещё счастлив.

Был счастлив. А теперь всё кончено. Конец. Точка. Любовная лодка разбилась о быт, как любил говорить Ванюшка. Точка. И нечего распускать себя.

Он взял у Рюрика перо и бумагу и написал: «Сима! На кого ты меня променяла! Я воспитанник орденоносного общества «Динамо». А ты…»

Потом усмехнулся, представив, как бы потешался над этими словами Рюрик, и скомкал листок. Достал другой и написал:

«Ванюшка! Я подаю заявление в танковое училище. Когда пойдёшь приписываться, просись туда же…»

27

Гол!

Ванюшка Теренков повернул от ворот устало и картинно, не сгибая ног, почти не отрывая коньков ото льда, растирая шерстяной варежкой горевшее ухо. От пронзительного ветра слипались ресницы, хохолок на затылке превратился в сосульку и обледенелая чёлка царапала лоб.

Он потупился, ожидая обычной похвалы.

Но вместо этого раздался крик: «Ребята! Кончай тренировку!» И следом другой — восторженный и удивлённый: «Хлопцы! Едем в Париж! Снова футбол!» Ванюшка, забыв о только что забитом голе и об усталости, помчался наискосок по полю, отталкиваясь коротко и резко и сжимая в голой ладони клюшку.

В раздевалке творилось неописуемое. Все старались перекричать друг друга:

— Французы приглашают на новогодний матч московскую команду!

— Комитет дал согласие.

— В Париже уже вывешены афиши.

— Это будет гвоздём новогоднего праздника. Первого января там по традиции устраивают сенсационный матч.

— Да с кем играть–то, ребята?

— С «Ресингом».

— Ну да? Это он только что сыграл вничью с «Арсеналом»?

— Спрашиваешь!

— Тихо, ребята! Тихо! — ударил в ладоши Николай Старостин. — «Ресинг» не только сыграл вничью с «Арсеналом», но он здорово подготовился к встрече. Его команда укомплектована сильнейшими игроками из зарубежных клубов: центр–форвард Куар — из Алжира, вратарь Хиден и хавбек Жордан — из Австрии, правый инсайд Кенеди — из Англии, защитник Диань — из Сенегала, другой из Германии, левый инсайд Живкович — из Югославии; остальные — французы. А тренирует команду тренер Англии Денис Кемптон…

— Ишь, насобирали!

— Да это, можно сказать, сборная мира.

— Тихо, ребята! Сборная не сборная, а орешек крепкий. Это вам не турки, с которыми мы сражались два месяца назад.

Ванюшка вспомнил стамбульский стадион, где ему посчастливилось играть вместо покалеченного инсайда десять минут. Он и в Париже сыграет не менее самозабвенно! Нет, положительно для него началась сказочная жизнь!

И снова ему показалось, что это не он сидит в раздевалке московского «Спартака», а какой–то чужой удачливый спортсмен, прикрывающийся его именем. И ему, как это бывало не однажды, подумалось, что кто–нибудь сейчас заявит, что он самозванец и поэтому его нельзя брать в Париж. Но никто не думал этого говорить, все по–прежнему кричали о том, разумно или не разумно ехать; сезон давно кончился, и вместо футбола они играют в хоккей…

Ванюшка от возбуждения даже вскочил на ноги! Чудаки! Как можно отказываться от такого матча! Он, как никогда, верил в счастливую звезду. Даже новость, что вместе с ними едут динамовцы и что состав команды будет решаться на месте, не могла омрачить его настроения.