Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилли бросил взгляд на картину, над которой сейчас работал. Ею восхищался Дартон Вашингтон, даже намекал, что не прочь купить. И было это всего несколько недель назад. Уилли старался ни о чем не вспоминать — ни о гибели Дартона, ни о том, как он тогда разозлился. Но если бы только этим все и ограничивалось.
Уилли сунул в рюкзак несколько пар носков. Он тогда разозлился, потому что чувствовал свою вину. Он обманул Кейт. Дал брату Генри денег, чтобы тот залег на дно. Вот в чем все дело. Уилли потянулся за телефоном. Нужно позвонить Кейт. Ей пришлось несладко. Может быть, даже тяжелее, чем ему. Он взял трубку в руки и… не решился.
Интересно, она по мне скучает? Так же, как я по ней? Хорошо, что подвернулся случай уехать на несколько дней. Он сунул в рюкзак черный кожаный пояс. И вдруг перед глазами возникло видение. Причем так быстро, что Уилли дернулся назад. То же самое, что и тогда, в последний раз, в машине. Кейт барахтается в воде, тонет. Но на этот раз Уилли тоже там присутствует. Но не барахтается, не сопротивляется. Он вообще не двигается.
Уилли попробовал открыть глаза, прогнать видение, но снова: темная вода, он и Кейт.
Потом все прошло.
Браун барабанил пальцами по краю стола. Мид шумно втягивал в себя воздух. Митч Фриман, обычно такой спокойный, теперь громко вздыхал, а в перерыве щелкал суставами пальцев. Слаттери жевала резинку, громко выдувая пузыри.
Кейт подняла голову.
— Морин, пожалуйста, перестань издавать этот противный шум.
— Я? — Слаттери тут же выплюнула жвачку в урну.
Вся группа сгрудилась над последним опусом Живописца смерти. Он заставил их ждать. Но не долго.
— Ладно, давайте обсудим.
Кейт еще раз посмотрела на репродукцию. На картине был изображен мужчина, привязанный к античной колонне. Его тело пронзали более десяти стрел, а рядом с его лицом было наклеено лицо Кейт.
— «Святой Себастьян», — сказала она. — Кисти Андреа Мантенья, итальянского художника пятнадцатого века.
— А зачем твое лицо? — спросила Слаттери.
— Это вырезка из «Нью-Йорк тайме», — проговорил Браун. — Снимок сделан во время благотворительного вечера.
Кейт этого ждала. Ждала, когда же Живописец смерти доберется до нее. Это было неизбежно. Она чувствовала, как он подбирается все ближе и ближе. И вот…
— Я завершаю его композицию, — промолвила она. — Ему не хватало только искусствоведа.
— Но вы много больше, чем просто искусствовед, — заметил Фриман. — Вы — его стимул.
Его стимул. Эти два слова долго звучали в голове Кейт, пока она перемещала лупу по репродукции.
— На этот раз никаких дополнительных рисунков. Он взял репродукцию картины «Святой Себастьян», на нее приклеил вырезку из газеты с моей фотографией и все это приклеил к репродукции другой картины, которая называется «Вид на Большой канал» и принадлежит кисти известного итальянского художника восемнадцатого века Каналетто. — Она перевела дух. — Тут ошибиться невозможно. Он указывает, с кем собирается расправиться и где. Со мной, в Венеции. — Кейт замолчала на пару секунд. — Как видите, Живописец смерти прислал мне приглашение. Придется поехать. Я должна.
— Но это опасно! — возразил Мид.
— Очень опасно, — добавил Фриман.
Кейт подняла голову.
— Но он меня ждет. Разве можно его разочаровывать?
Мид насупился.
— Но вы подвергаете себя смертельному риску.
Кейт заставила себя улыбнуться.
— Честно говоря, Рэнди, я не знала, что это вас беспокоит.
— Я поговорю с Тейпелл, — продолжил Мид. — Она свяжется с Интерполом и итальянской полицией.
— ФБР это может организовать проще, — сказал Фриман. — Мы работаем в постоянном контакте с Интерполом.
— Позвольте мне сопровождать Макиннон, — попросила Слаттери.
— Это было бы полезно, — согласился Фриман.
— Мне нужно подумать, — сказал Мид.
— Я тоже поехал бы, — подал голос Браун.
— А вот это исключено! — крикнул Мид. — Я не могу отправить туда всех сотрудников. Кто-то должен остаться и здесь. Тем более что это все может оказаться уловкой. Вдруг Живописец смерти хочет, чтобы Макиннон уехала, а сам…
— Нет, — возразила Кейт. — Он так не работает.
— А звонок перед благотворительным вечером? — Мид шумно втянул в себя воздух. — Он вас обманул.
— Это была просто игра, — сказала Кейт. — Ему захотелось, чтобы я ощутила его присутствие, поволновалась. Вот и все. Он не предлагал никаких загадок вроде этой. — Она постучала по репродукции картины, на которой святой принимал мученическую смерть. — А сейчас другое дело. И он постарается довести его до конца.
Фриман подался вперед.
— Я думаю, она права. Ей следует поехать. А ФБР организует бригаду для ее защиты.
Кейт покачала головой.
— Если я буду ходить в окружении американских роботов с короткой стрижкой, от которых за милю пахнет ФБР, он просто не решится действовать.
— Роботы будут держаться на расстоянии, — произнес Фриман.
— Тогда другое дело. — Кейт бросила взгляд на коллаж Живописца смерти. — Венецианский бьеннале открывается завтра. Значит, выступить он может в этот уикэнд. И мы должны быть готовы.
Обычно, собираясь в поездку, Кейт тщательно укладывала вещи. Между блузками прокладывала папиросную бумагу, каждый предмет косметики и туалета находился в отдельном полиэтиленовом пакете. А сейчас она положила в вещевую сумку всего один вечерний костюм, кое-что из белья, туалетные принадлежности.
— Я собирался с тобой в Венецию, — сказал Ричард, — все спланировал заранее, но ты поездку отменила. А теперь я завяз в делах по уши, так что составить тебе компанию не могу.
— Извини, что так получилось, дорогой. — Кейт уткнулась взглядом в сумку. — Я действительно не думала, что меня отпустят. Но сейчас расследование зашло в тупик. Живописец смерти совершил пятое преступление и опять затих, поэтому я решила устроить себе небольшой отдых. Он мне действительно необходим.
— Ну что ж, — Ричард подошел и обнял ее сзади, — я рад, что ты едешь. Будешь представлять там нас двоих.
Кейт машинально сунула в сумку флакон духов «Бал в Версале» и тут же удивилась, зачем они ей нужны в этой поездке. Для кого я буду душиться? Для убийцы?
— Несколько дней отдыха тебе действительно не помешают, — продолжил Ричард.
— Да.
Если бы он знал о «Святом Себастьяне», то ни за что бы не позволил мне уехать. И был бы прав. Но я должна. Ведь сейчас впервые представилась возможность выиграть у Живописца смерти на его поле.
— И постарайся расслабиться. — Ричард обнял ее крепче.
— Хорошо.
Он погладил ей волосы.
— Если хочешь, я все отменю и поеду с тобой.
Кейт поцеловала Ричарда в шеку.
— Нет, не стоит. — Боже, да я больше всего на свете хочу, чтобы он поехал. Но нельзя, потому что меня на бьеннале ангажировал Живописец смерти. — Я привезу тебе все каталоги и прокомментирую каждый.
— Прекрасно. — Ричард поцеловал ее в губы. — И возвращайся поскорее. Я буду скучать.
41
На протяжении всей своей истории Венеция постоянно погружалась в море со скоростью примерно от восьми до десяти сантиметров в столетие. А в XX веке скорость увеличилась до двадцати пяти сантиметров и продолжает расти. Все пришлось поднять: тротуары вдоль каналов, телефонные и силовые линии. Люди тоже перебрались с первого этажа на второй. Если все будет так продолжаться, то скоро венецианцы переберутся на чердаки, а туристы смогут любоваться жемчужиной Адриатики только с вертолетов.
Но Морин Слаттери ничего этого не замечала. Для нее жемчужина сияла как обычно. Вапоретто[50] скользили по Большому каналу, а она не могла насмотреться на лазурное небо, темную изумрудную воду и позолоченные дворцы. Жаль только, что итальянские полицейские, Маркарини и Пассатта, не отходили ни на шаг.
После долгих дебатов и консультаций решили, что двадцать четыре часа в сутки Кейт будут охранять двое полицейских и каждые два часа докладывать в свое управление и Интерпол. Слаттери мысленно называла их Макарони и Паста. Маркарини было около тридцати, темноволосый, симпатичный. Пассатте можно было дать лет сорок, красивый, неулыбчивый, нервный, во рту постоянно торчит сигарета. Оба довольно бегло говорили по-английски.
День был теплый, влажный, в воздухе плавал сладковатый запах гнили.
— Красота, — промолвила Слаттери.
— Да, — отозвалась Кейт, глядя на дворец.
— Что тебя беспокоит? С тех пор как мы приземлились, ты не сказала и двух слов.
Кейт усмехнулась:
— Да, ты права, Морин. Меня много чего беспокоит.
— Я понимаю, — спохватилась Слаттери. — Извини. Этот город меня просто потряс. Я вся переполнена впечатлениями.
— Прощаю, — промолвила Кейт, глядя в темную венецианскую воду.
Она постоянно ощущала присутствие Живописца смерти. Ей казалось, что сейчас он притаился где-то на берегу и наблюдает.