– Извините. День добрый.
Дэвон взглянул на своего управляющего, остановившегося на почтительном расстоянии и мнущего в руках широкополую черную шляпу.
– Артур! – кивком приветствовал он Кобба. – Я вам нужен?
– Надо поговорить.
Дэвон отодвинул свой стул и подошел к Коббу.
Произошел короткий разговор, затем хозяин Даркстоуна вернулся к столу.
– Придется мне съездить поглядеть на коттедж Роберта Слоупса. Кобб говорит, что вчерашней ночью его жена пыталась устроить пожар.
Он взглядом пресек попытку Клея обратить все в шутку, и Лили ясно увидела, в чем состоит основная разница между братьями. Интересно, подумала она, вот если бы Клей был первенцем, стал бы он вести себя более ответственно? Или различие лежит глубже и не зависит от старшинства?
– Позаботься о Лили, – велел Дэвон брату с улыбкой, ничуть не смягчившей серьезности приказа. – Не позволяй ей переутомляться. Через пару часов я вернусь.
Когда же хозяин Даркстоуна обратил свою улыбку на нее, сердце Лили забилось учащенно. Она проводила его взглядом, любуясь его походкой и плавным, упругим покачиванием широких плеч при ходьбе, пока он не скрылся из виду вместе с мистером Коббом.
Ощутив пристальный взгляд Клея, Лили повернулась к нему, но тотчас же опустила голову, чтобы скрыть смущение. Она поняла, что позволила ему слишком многое прочитать на своем лице. Что он думает о ней – о девушке, еще недавно одетой в застиранный чепец и фартук и приносившей ему завтрак на подносе? Теперь, находясь под защитой и опекой его брата, она… Кем она должна считаться? Компаньонкой? Об этом Лили не имела понятия. Клей, наверное, удивлен этим внезапным поворотом событий до крайности, хотя вряд ли больше, чем она сама. Увидев, что он по-прежнему наблюдает за нею с веселым любопытством, Лили спросила первое, что пришло в голову:
– Каким образом мистер Кобб потерял руку? Клей удивился неожиданному вопросу, но ответил охотно:
– Это случилось очень давно, когда ему было четырнадцать лет. Отец Кобба служил управляющим у нашего отца. Мы вместе выросли в Даркстоуне, вместе играли, как братья. Когда мне было четыре, мы с Дэвом и Коббом однажды пошли туда, где нам запрещалось играть: в заброшенный оловянный рудник. Его в конце концов засыпали и сровняли с землей, но в ту пору еще можно было залезть в главную штольню, если рост позволял и любопытство тянуло. Как раз наш случай.
– Что же произошло?
– Я не очень хорошо все помню, но, в общем, я каким-то образом умудрился забраться в боковой штрек, такой узкий, что там можно было передвигаться только ползком. Крепления в нем сгнили. Я испугался и не смог сам вылезти. Дэв заполз туда, чтобы меня вытащить, и тут перекрытие начало трещать. Мы оказались в ловушке.
– А сколько лет было Дэвону?
– Десять. И тогда Кобб тоже залез туда и подпер плечами крышу, чтобы мы могли выбраться. А в последнюю секунду все обрушилось прямо на него. Руку раздробило, пришлось отнять кисть.
– Ужасно, – вздохнула Лили, вообразив, как это было. – Вы, наверное, чувствовали себя очень… – Она смущенно умолкла.
– Виноватым? Конечно, мне бы следовало… Но я был таким маленьким… Больше всех переживал Дэв.
Так и должно было быть, подумала Лили. Даже в десятилетнем возрасте он взвалил на себя бремя ответственности за несчастный случай с Коббом.
– Дэв у нас всегда был взрослым, – заметил Клей, словно прочитав ее мысли. – Даже в детстве он был серьезным не по годам и все принимал близко к сердцу, совсем как наш отец. Он все переживал глубже, чем другие люди, и уж конечно… – Клей смущенно засмеялся, – больше, чем я. И иногда страдал от этого.
– Ясно, – кивнула Лили, хотя в действительности ей мало что было ясно, а природная сдержанность не позволяла задавать вопросы.
– Вы знаете о жене Дэва?
Лили вздрогнула. Неужели у нее на лице все написано?
– Нет, я… то есть я слыхала, что она умерла.
– Да, она умерла. Ее звали Маурой.
Клей вытянул голые ступни на сиденье стула, с которого только что встал Дэвон, откинулся назад и сложил руки на груди. На нем не было ни камзола, ни жилета, рукава рубашки были закатаны до локтей. Он выглядел в точности как праздный сельский сквайр, отдыхающий у себя дома, но Лили заметила, как напряженно сжались его губы, а в красивых голубых глазах, более светлых, чем у брата, появилось незнакомое ей серьезное выражение.
– Дэвон влюбился в нее, когда ему было двадцать три. Она была наполовину ирландкой, наполовину француженкой. Черноволосая, с очень белой кожей. Очень красивая. Она была гувернанткой старшей дочери моей сестры. Нечего и говорить, это был неподобающий брак.
– Да, конечно, – еле слышно согласилась Лили, – совсем неподобающий. Я понимаю.
– У них был тайный роман, но Дэв не мог на этом остановиться. Не знаю, в чем тут было дело, в его безумной страсти к ней или в чувстве чести, но он решил жениться на ней. Можете себе представить, что переживала вся семья.
– Наверное, это стало для них сильнейшим потрясением.
– Они были в ужасе. Отец пригрозил лишить его наследства, все старались его отговорить, даже когда Дэв узнал, что она беременна, и сказал им об этом. Словом, он твердо решился и заявил всем, что должен жениться на матери своего ребенка, и ему плевать, будь она хоть простой коровницей.
Клей взял свой стакан и отхлебнул глоток лимонада. Лили сидела совершенно неподвижно, заплетая косичками бахрому шнура, служившего поясом ее капота, и ждала.
– Он женился на ней. Отец, конечно, не лишил его наследства, это была пустая угроза. Дэв мог бы привезти ее сюда или в дом нашей матери в Девоншире, но вместо этого он на свои собственные деньги купил ферму в Дорсете и поселился там. Она была родом из Дорсета. Он думал ее порадовать.
Клей скорчил гримасу и вновь замолчал, словно воспоминания об этой истории причиняли ему боль.
– Вы можете не рассказывать, если не хотите. Он торопливо покачал головой.
– Не знаю, как они там жили, потому что Дэвон старался об этом не говорить. Родился ребенок. Его назвали Эдвардом – в честь нашего отца. А восемь месяцев спустя Маура взяла все деньги, какие были в доме, и сбежала со слугой Дэва. Один Бог знает, что ими двигало, но они прихватили с собой и ребенка.
– О Боже.
– Дэв бросился в погоню. Поиски заняли несколько недель, но в конце концов он обнаружил своего сына в Крюкерне. Ребенок, заболевший оспой, был оставлен Маурой на попечение какой-то старой женщины, чтобы она и ее любовник могли путешествовать без помех. Когда Дэвон нашел его, маленький Эдвард был уже мертв. А вскоре он отыскал и сбежавших любовников – в общей могиле для нищих в Уэймуте. Они ждали попутного корабля, чтобы отправиться во Францию, когда болезнь настигла и их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});