картине изображен спортсмен высокого уровня, вероятно, выезжающий на соревнования за рубеж. Мальчик стоит ближе всех к бегущим, что показывает его горячее желание присоединиться к спортсменам.
Существует мнение, что в этой же группе Дейнека изобразил сам себя. На картине присутствует человек, уверенно держащий голову, с четким профилем, напоминающий фотографии Дейнеки 1930-х годов. Изобразив себя среди персонажей эстафеты, художник, по мнению Владимира Сысоева, хотел этим сказать, что находится «в самой гуще повседневной действительности, среди своих любимых героев». Дейнека включил в картину и архитектурные образы: три многоэтажных здания, которые играют роль доминант в композиции и являются ее композиционными краями. В сравнении с довоенными работами художника полотно отличается тщательностью проработки деталей. На первом плане прописаны даже трещины на асфальте, остановившийся у края улицы троллейбус, флаги и другие символы спортивного общества «Динамо» с голубой буквой «Д» на белом фоне.
В изображении эстафеты Дейнека подчеркнул связь между физкультурой и послевоенным восстановлением страны. Ксения Толоконникова считает «Эстафету по кольцу Б» достаточно традиционной работой художника. По ее мнению, автор поступился здесь динамичностью в пользу более тщательной разработки объемов, но картина «столь же щедро источает оптимизм, как и более ранние спортивные работы художника». По мнению Елены Воронович, из-за обилия тщательно прописанных деталей в картине «„Эстафета по кольцу Б“ теряется сила образов, а стилистика социалистического реализма размывает индивидуальный творческий почерк художника». Вне всякого сомнения, в этой картине видно, как Дейнека постепенно изменяет своему традиционному стилю, который постоянно подвергался критике за «формализм», и старается приблизиться к стилистике фильма Ивана Пырьева «Кубанские казаки», которая все больше довлеет над советским искусством конца 1940-х — начала 1950-х годов. Однако недостатки, на которые многие критики обращали внимание после знакомства с картиной (среди таковых отмечаются традиционность и повествовательность, связанные с детальной прорисовкой элементов сюжета и окружающей среды), с течением времени отходят на второй план в сравнении с жизненной и художественной ценностью картины, ее искрящимся оптимизмом.
В репродукции картины «Эстафета по кольцу Б» довольно сложно понять, где именно происходит забег, поскольку гигантское (практически в человеческий рост) полотно при воспроизведении теряет некоторые детали. При ближайшем рассмотрении нетрудно установить, что бегуны находятся на том месте, где сейчас проходит Новый Арбат — а точнее, тоннель прямо под ним, где в августе 1991 года погибли трое молодых москвичей, вставших против танков. Тоннель был прорублен в 1950-е годы, уже после того, как Дейнека написал свою картину, а на ней атлеты бегут со стороны Министерства иностранных дел и станции метро «Смоленская». С левой стороны легко узнать так называемый Дом военно-морского флота с башенками и колоннами, который теперь оказался на углу Нового Арбата. За ним — довольно крупное здание, снесенное при прорубке проспекта Калинина. С правой стороны виднеются красные стены доходного дома князя С. А. Щербатова, построенного в 1912 году, — недалеко от него жил тогда художник.
* * *
В это время в Москве создается Академия художеств СССР и Дейнека утверждается в звании ее действительного члена. В отличие от «Большой академии» (АН СССР) в Академии художеств действительные члены не избираются, а назначаются — так обстоит дело до сих пор. Академиками АХ СССР, помимо Дейнеки, стали А. М. Герасимов (ее президент), С. В. Герасимов, Б. В. Иогансон, П. П. Кончаловский, Кукрыниксы (М. В. Куприянов, П. Н. Крылов, Н. А. Соколов), В. И. Мухина. Академия художеств, существовавшая когда-то в царской России, по сути дела, создавалась заново, что было тесно связано с набирающей силой кампанией против формалистов и космополитов-антипатриотов. В постановлении Совета министров СССР о создании Академии художеств говорилось, что «перенесенные на советскую почву цветы западного искусства пустили крепкие корни и продолжают произрастать». Отмечалось, что многие искусствоведы и критики «игнорировали реалистические традиции национального искусства». Первой ласточкой борьбы с «тлетворным влиянием Запада» стало закрытие Музея нового западного искусства в Москве — в декабре 1949 года вместо него создается Музей подарков Сталину по случаю семидесятилетия. Правильными художниками, истинными соцреалистами были провозглашены Александр Герасимов, пятикратный лауреат Сталинской премии Василий Ефанов, Дмитрий Налбандян, Матвей Манизер, Павел Соколов-Скаля, а также Федор Модоров, назначенный ректором Московского художественного института имени В. Сурикова и уволивший 60 преподавателей и студентов «за формализм». А. Д. Чегодаев вспоминал, что Модоров обладал удивительной способностью приспосабливаться к жизненным обстоятельствам и реалиям времени. «Абсолютно некультурный, очень грубый, он в основном занимался тем, что вытравливал из института дух прежнего директора Сергея Герасимова, изгнанного за формализм. Студенты из тех мест, где родился Модоров, рассказывали, что до революции Модоровы были „мироедами“, держали в полной зависимости от себя иконописцев и бессовестно наживались на их искусстве»[180].
В МИПИДИ во время учебы посадили студентов — Бориса Свешникова, Льва Кропивницкого и Юрия Шиблетко, которых после ХХ съезда реабилитировали. Шиблетко просидел десять лет и выжил в лагере только потому, что умел делать очень красивые татуировки. Как вспоминали сокурсники, поводом для ареста студентов было то, что они дружили с сыном коменданта Кремля и им инкриминировали подготовку покушения на Сталина. Свешников, получивший восемь лет, на допросе говорил: «У нас художники в своем творчестве не свободны, они не могут писать то, что хотят, а только то, что приказывают». После освобождения он стал видным деятелем московского неофициального искусства, как и Кропивницкий, тоже отсидевший десять лет. Дейнека, скорее всего, не пытался заступиться за попавших в переплет студентов — знал, что это бесполезно. Но всем оставшимся пытался помогать, обеспечивая им как можно лучшие в скудное послевоенное время условия жизни и учебы.
Скульптор Александра Владимировна Кузнецова, выпускница МИПИДИ 1950 года, вспоминала, как проходила защита ее дипломной работы «Дискометатель». Комиссия, состоявшая из всех профессоров, включая Дейнеку и Белашову, поставила ей высшую оценку с отличием. Выпускнице предложили приобрести ее работу для установки на Хорошевском шоссе в Москве. За эту работу Кузнецовой был выплачен гонорар четыре тысячи рублей, что по тому времени было очень большой суммой[181]. Кузнецова рассказывала, что на последнем курсе она получала повышенную стипендию в 360 рублей, а обычная стипендия в МИПИДИ составляла 140 рублей. В 1947 году была проведена денежная реформа (обмен денег старого образца на новые), которая «съела» все сбережения (если они были) студентов и преподавателей. Переход на новые деньги стал своеобразным символом наступления мира. Вместе с обменом денег была отменена и карточная система, существовавшая во время войны.
Большое внимание в МИПИДИ отводилось практической работе студентов в специально оборудованных мастерских, где можно было обрабатывать металл, ковать, отливать, заниматься гальванопластикой, а также работать по дереву, стеклу или