Никогда еще она не была так прекрасна. Она в белом шелковом платье, в темных волосах жемчуг, на шее — бриллианты. Она берет брата за руку и вся сияет.
— Я вернулся, — кричит Наполеон, — ради народа Франции. Я здесь для того, чтобы служить величайшей империи в мире!
Реакция толпы оглушительна. Светильники отбрасывают на императора золотой отсвет, и снизу он становится похож на позолоченную статую.
— Отныне ни один человек не будет жить в условиях тирании. Как император, — начинает он, и я перестаю дышать, — я отменяю работорговлю и объявляю всех людей свободными.
Вокруг меня всеобщее ликование, а у меня, при мысли о том, что он сейчас сделал, слезы наворачиваются на глаза. После тринадцати лет он наконец прислушался.
— Более того, — продолжает Наполеон, и толпа стихает, — будь то при моем правлении либо при правлении моего сына, тирании во Франции больше не бывать!
В этот момент в небо летят фейерверки, а внутри «Крийона» начинает играть музыка. Он победно поднимает руку Полины у себя над головой, и у меня с глаз спадает пелена. Мне становится очевидно, что он сейчас делает. Он дает представление. Сцена другая, роль — тоже, а освобождение рабов провозглашено не из каких-то его великих принципов, а потому что для этого акта тема свободы подходит больше всего.
Я отворачиваюсь от этого циничного спектакля и направляюсь прочь через площадь Согласия. Одно слово — и я был бы возвращен во дворец Тюильри, где опять заботился бы о Полине, как все эти тринадцать лет. Я мог бы снова вкушать деликатесы на роскошных банкетах и танцевать под сверкающими канделябрами Фонтенбло. Но что бы теперь ни происходило во Франции с Бонапартами, я уже этого не увижу. Меня здесь не будет.
Глава 34. Мария-Луиза, герцогиня Пармская
«Я хотел править миром, и для этого мне требовалась неограниченная власть… Мне требовалось мировое господство».
Наполеон
Дворец Шенбрунн, Австрия
В коридоре раздаются крики, и, хотя различить голоса мне не удается, я точно могу сказать, что это генералы моего отца.
— В чем дело?
Я сажусь в постели, а Адам мгновенно начинает одеваться. Он открывает дверь, и хотя пожениться, пока жив Наполеон, мы не можем, никого из солдат его присутствие в моей спальне не удивляет. Вся Австрия знает, кем он приходится мне и кем будет приходиться Францу.
— Новости из Франции, — говорит генерал Либерих.
— Что-то с королем Людовиком? — спрашивает Адам.
Я судорожно отыскиваю халат и, подойдя к двери, слышу:
— Никакого короля Франции больше нет, лейтенант. Наполеон занял дворец Тюильри.
Этого не может быть. Это немыслимо!
— Это какая-то ошибка, — говорю я.
— Он выждал момент, когда отошли корабли союзников, — объясняет генерал. — Затем высадился в Каннах и по мере продвижения к Парижу собирал войско. Сейчас у него больше шести тысяч солдат.
Адам обхватывает меня за плечи.
— Вы с Францем уедете из Вены. Вам надо где-то укрыться.
В коридоре раздаются шаги, появляется отец с Францем на руках. Я беру у него сына и приглаживаю ему волосы. Ребенок плачет.
— Ш-ш-ш…
— Ваше величество, мы приглашаем вас на Совет, — говорит мне генерал Либерих.
Я смотрю на отца.
— Отнести его назад в детскую?
— Я хочу, чтобы он был со мной. Пусть все помнят, за что сражаются.
Адам ждет, пока я оденусь, а я думаю о картине Генри Фюзели «Ночной кошмар». Фигура спящей или лежащей без сознания женщины, закинувшей руки за голову, удлинена и изогнута. И в этот момент ее полной уязвимости на груди женщины восседает инкуб — воплощение кошмаров и бессознательных страхов. Он явится за мной. Я это знаю.
Адам подает мне шубу, я просовываю руки в теплые рукава. Когда я поворачиваюсь к нему, он берет меня за плечи.
— Он никогда тебя не найдет, Мария-Люция. Я обещаю.
— Ему это и не нужно, Адам. Достаточно всего лишь захватить в плен моего отца. Неужели ты думаешь, что в такой ситуации я останусь сидеть в своем укрытии? Причем это он сделает в первую очередь, — предрекаю я. — У меня его сын!
— Послушай меня! — Его голос звучит очень убедительно. — Союзники поднимутся и победят Наполеона. Войско у него слабое. Мы его разобьем.
Я киваю, и он берет меня под руку. Мы идем слабо освещенными коридорами в зал заседаний Совета. Шесть лет назад меня призвали в эту комнату с аналогичной целью: поговорить о человеке, который станет вершить мою судьбу. Сегодня, занимая кресло между Марией и Адамом, я спрашиваю себя, многое ли изменилось. Я оглядываю зал, и снова, как и тогда, здесь все важные персоны, за исключением Фердинанда. Место кронпринца занимает Меттерних, с которым мы подчеркнуто избегаем смотреть друг другу в глаза.
— К настоящему моменту, — серьезно начинает отец, — всем в этом зале известно, что император острова Эльба бежал. Мы намерены сформировать Седьмую коалицию против человека, претендующего на французскую корону.
Все разом начинают говорить, и отец жестом призывает их к тишине.
— Первого марта Наполеон высадился в Каннах с восемьюстами сторонников. Это солдаты, обученные им на протяжении его девятимесячного пребывания на острове Эльба, который по предложению англичан был отдан в его владение при подписании договора Фонтенбло.
Поднимается генерал Либерих.
— Мы предостерегали союзников против такого решения, объясняли им, что остров вблизи итальянских берегов — небезопасное место.
— Но не были услышаны, — подхватывает отец. — И вот теперь он бежал. Он начал с Гренобля, где не встретил особого сопротивления со стороны тамошнего немногочисленного гарнизона. Но в Лаффре он наткнулся на батальон Пятого пехотного полка. По всей видимости, бойцы были готовы открыть огонь, но Наполеон распахнул мундир и двинулся им навстречу со словами: «Пусть тот, у кого хватит сердца, убьет своего императора!» И хоть король и приказал заключить его в клетку, как дикого зверя, и доставить в Париж, дальнейшего сопротивления во Франции ему уже никто не оказывал. А в Лионе Наполеона так и вовсе торжественно проводили через весь город.
Присутствующие качают головами, но я-то знаю: это его особый талант — устраивать спектакли, и я даже стала считать, что этот дар правителю так же необходим, как армия или казна.
— А королевская армия в Тюильри? — недоумевает Меттерних.
— К моменту его прибытия в Париж, — отвечает отец, — король уже бежал. Теперь армия на стороне Наполеона.