Читать интересную книгу История абдеритов - Кристоф Виланд

В творчестве Виланда немецкая сатира приобрела новое качество: общечеловеческий порок был показан как порок социальный, а гротескные маски его носителей получили живые, индивидуальные черты. Виланд создал в немецкой литературе «роман нового типа, где положительные и отрицательные тезисы воплощены не только в рассуждениях, но и в характерах и действиях».[389]

Особенность виландовской сатиры состояла также и в том, что сатира эта не была открытой, прямой насмешкой, привычной для немецкой обличительной литературы, говорившей обычно правду в глаза. Виланд заставлял читательскую мысль работать, искать и усваивать его идеи, искусно вплетенные в пеструю ткань пронизанного юмором повествования. «Таков мой вкус, – признавался писатель, – мои излюбленные характеры – Сократ и Арлекин».[390]

В романе «История абдеритов» природа смеха еще сложнее. Под внешним простодушием скрыта уже не только веселая арлекинада: мы ощутим в этом произведении беспощадную насмешку, подобную сарказму Лукиана Самосатского, Свифта или Вольтера.[391]

Значение сатиры Виланда заключалось не в одних талантливо написанных карикатурных портретах носителей социального зла. Само это зло продолжало существовать, ибо пороки феодальной Германии во многом сохранились и в Германии капиталистической, приобретая еще более зловещий вид и более воинствующий характер. Среди причин невнимания буржуазной критики XIX в. к Виланду было, конечно, и настороженное отношение к его сатире.

Для того чтобы определить место «Истории абдеритов» в творчестве Виланда, необходимо бросить общий взгляд на деятельность этого писателя.

* * *

Кристоф Мартин Виланд родился 5 сентября 1733 г. в семье пастора в швабской деревне Оберхольцхейм вблизи «вольного» города Бибераха.[392] Воспитание пасторского сына проходило под влиянием противоречивых тенденций, боровшихся между собой в немецкой культуре. Отец будущего писателя приходился родственником А. Г. Франке (1663–1727), возглавлявшему пиетистское движение. Мальчик воспитывался в строго религиозном духе, был отдан в пиетистскую гимназию, где провел около трех лет (1747–1749). Учение пиетистов, связывавших просветительскую деятельность с догмами протестантской церкви, повлияло на вкусы молодого поэта. Но это влияние все же не было безраздельным. В гимназии Виланд начал тайком читать труды французских просветителей, в том числе Вольтера, который произвел на него огромное впечатление.

В последующие годы Виланд жил в Эрфурте, некоторое время учился в Тюбингене, готовясь к карьере юриста. Но юриспруденция не привлекала его. В начале 50-х годов появляются в печати его первые, еще несовершенные поэтические опыты.

В эту пору в немецкой литературе происходит разрушение поэтики классицизма, оплотом которого был драматург и критик Иоганн Кристоф Готшед (1700–1766). Чрезмерная приверженность французским образцам, описательность, отсутствие психологической глубины, ориентация на вкусы верхов феодального общества перестали удовлетворять передовую часть немецких читателей. Образованные слои бюргерства требовали от литературы внимания к «третьему сословию», которое даже в том жалком состоянии, в каком оно находилось в Германии XVIII в., оставалось все же тогда носителем исторического прогресса. Во главе немецкой литературы становятся Лессинг и Клопшток. Страстная лирика последнего, его грандиозная поэма «Мессиада» не прошли бесследно для первых произведений Виланда. Новые тенденции отвечали тяготению Виланда к поэзии, воспевающей все оттенки человеческих чувств, развивали его интерес к внутренней жизни личности. Но молодой писатель долго не мог избавиться от следов пиетистского воспитания, религия занимала в его раннем творчестве немало места. Правда, благочестие боролось там с юмором и жизнелюбием и вынуждено было, как правило, отступать.

С 1752 по 1760 г. Виланд прожил в Швейцарии. Он был приглашен в Цюрих известным в то время швейцарским просветителем Иоганном Якобом Бодмером, который видел в начинающем поэте талантливого лирика. Бод-мер надеялся воспитать в Виланде поэта-моралиста, распространителя христианской нравственности.

Швейцарская литература заняла к середине столетия выдающееся положение среди немецкоязычных литератур. Пронизывающий ее антифеодальный дух, культ труда и родной природы были хорошо понятны и немецкому бюргерскому читателю. Швейцарские поэты А. Галлер и С. Геснер принимали участие в создании немецкой литературы нового времени. Однако швейцарское Просвещение имело свои особенности, связанные в конечном счете с экономической отсталостью страны. В литературе была распространена религиозная назидательность, проповедь бюргерских добродетелей – бережливости, умеренности, узкого местного патриотизма. Такой своего рода духовный аскетизм не мог удовлетворить Виланда.

Незадолго до приезда Виланда в Цюрих оттуда уехал Клопшток. Попытки Бодмера втиснуть творчество Клопштока в рамки евангельских сюжетов оттолкнули поэта от швейцарских литераторов.[393] Подобно Клопштоку Виланд также стремился переосмыслить христианские темы как темы земной радости – и это привело в конце концов и его к разрыву с Бодмером. Швейцарская действительность помогла Виланду освободиться от настроений религиозной экзальтации. От него не укрылась мертвящая атмосфера, созданная кальвинизмом. Обстановка в Швейцарии немногим отличалась от скудной духовной жизни, которую вели жители Бибераха. Возвратившись в 1760 г. на родину и получив должность письмоводителя ратуши, Виланд стал свидетелем долгой и мелочной борьбы между католиками и протестантами за влиятельные должности в городском магистрате.

Восприятие нелепостей окружающей жизни обострилось у Виланда благодаря чтению английских авторов. Их умение проникать в человеческую душу опережало в то время опыт немецкой литературы. Шекспир, Свифт, Стерн, Дж. Томсон становятся сильнейшим увлечением Виланда. В начале 60-х годов Виланд переводит и ставит с актерами-любителями в родном городе «Бурю» Шекспира. В течение нескольких лет он издает восемь томов шекспировского театра в своем переводе.[394]

Но самым любимым писателем Виланда был Лоуренс Стерн, родоначальник английского сентиментализма. Стерн, старший современник автора «Истории абдеритов», в эти же годы печатал свой знаменитый роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» (1759–1767). Затем появилось его «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768). Виланда поразила в Стерне смелость мысли и чувства. Манера его письма резко противостояла канонам немецкого классицизма и религиозно-назидательной литературы. Стернианский юмор, на первый взгляд легкомысленный и «бесшабашный», скрывал в себе горькую иронию, вызванную сознанием контраста между идеей Человека и жалким искажением ее в мире буржуазного практицизма.

Произведения Стерна подсказали Виланду не только стилистические приемы, но и жизненную позицию: внешне благодушное, но в сущности крайне критическое и насмешливое отношение к окружающему. При этом немецкий писатель не просто подражал Стерну. Насмешка зрелого Виланда была еще беспощаднее, – возможно, потому, что общественный застой на его родине превосходил в своей косности пороки английской действительности. «Голова моя работает совсем в тристрам-шендиевском направлении», – писал Виланд еще при жизни Стерна, в 1767 г.[395] Роман «История абдеритов» свидетельствует, что ирония Виланда достигала местами такой обличительной силы, которая заставляет вспомнить не только о Стерне, но и о Свифте.

Интерес Виланда к позднему английскому Просвещению не ограничивался литературой. Английские авторы воспринимались в определенном философском освещении. Если Стерн был самым близким Виланду писателем, то наиболее родственным ему философом можно назвать Энтони Шефтсбери (1671–1713). Взгляды этого популярного моралиста и эстетика привлекали к себе Виланда тем же, что и сочинения Стерна, – концепцией внутренне свободной, духовно раскрепощенной личности. Шефтсбери сохранил восходящее к Возрождению представление о личности как гармоническом единстве. Философ переосмыслил античный термин «калокагатия» (единство добра и красоты, т. е. нравственного и эстетического начал), лишив это понятие древней кастовой и привнесенной Платоном мистической окраски. Калокагатией он назвал нравственную цель, к которой надлежит стремиться человеку в процессе самосовершенствования.[396]

Идеи Шефтсбери увлекли Виланда своей просветительской, воспитательной направленностью. Немецкое Просвещение, как известно, возлагало огромные надежды на воспитание человеческого рода. Виланд решился наметить путь формирования человеческого характера, построенного в соответствии с философией Шефтсбери и собственными представлениями о том, каким он желал бы видеть современного человека.