Зачем те шли в атаку с факелами, вождь понять не мог.
За спиной, возле пылающего костра, отчаянно зазвенела музыка. Кто-то изо всех сил рвал нежные струны, торопливо, захлёбываясь и частя, брал аккорды, спеша докончить мелодию. Несколько голосов выводили какое-то песнопение; но Твердислав не смотрел назад. Из тьмы один за другим выныривали те, что бежали через поле с факелами, и парень только теперь понял, почему они идут в атаку со светом.
Это были не враги. Добрая сотня мохнатых высокорослых существ с добродушными глуповатыми мордами, истошно взрёвывая и завывая, мчалась к городку, размахивая факелами. Лучники посылали стрелы через их головы, наугад во мрак…
А затем появились и те, что спугнули мохнатых великанов.
Прямо посреди истоптанного поля появился крошечный бело-лунный огонёк. За спиной Твердислава кто-то истошно заверещал — нечто вроде “Иззан! Иззан! От-тан изгибир Иззан!”.
Не двигаясь с места, огонёк стремительно разрастался, распухая ввысь и вширь. Вот он уже выше самых высоких деревьев… вот он закрыл полнеба… вот в белом пламени стали появляться чёрные точки — десятки и сотни, они стремительно росли, приближались, иные внезапно оборачивались клубками пламени, роящиеся огненные призраки с рёвом вырывались на свободу, разевая исполинские пасти.
Точки приближались, и уже можно было разглядеть неуклюжих, машущих крыльями существ: вместо голов — лишь странное вздутие между плеч, с парой торчащих на коротком торсе глаз.
Теперь защитники били уже прицельно, и Твердислав не мог не поразиться меткости маленьких лучников — они играючи всаживали непомерно длинные для них стрелы прямо в выпученные буркалы чудовищ, и те взрывались. На месте взрывов распускались диковинные рыжие цветы, тотчас сменявшиеся облаками удушливого, стелющегося по земле дыма.
Первая волна атакующих опустилась в полусотне шагов от края рощи. Молча, без боевого клича крылатые двинулись в атаку. Когтистая лапа каждого сжимала ослепительно белый, лучащийся светом клинок, чуть изогнутый наподобие сабли. Обычно летучие создания не слишком-то уверенно чувствуют себя на земле. Но эти твари ковыляли хоть и косолапо, но сноровисто.
А там, возле непонятной статуи, всё тянули и тянули свои песнопения высокие голоса.
Твердислав успел, похолодев, вспомнить наконец, кого же напомнило ему лицо изваяния, когда первая тварь оказалась достаточно близко, чтобы пустить в ход клинок.
Кровавый туман битвы привычно охватил разум. Твердислав заученным движением вскинул меч, отводя сияющее белым оружие врага, легко миновал зацеп на чужом эфесе и коротким выпадом вогнал сталь прямо в один из выпученных глаз.
— О Боже! — умирая, простонало чудовище. Самым что ни на есть обычным, полным мукой человеческим голосом. Твердислав в ужасе отшатнулся.
Как?! Жуткие чудища, только что вывшие и ревевшие так, что, казалось, лопалось небо, — и говорят нормальным, обычным языком, его, Твердислава, языком? Он знал, что такое “Боже”…
Справа и слева от него крылатые легко сломили сопротивление древесных обитателей. Схватка вскипела лишь вокруг юноши — для наступавших он оказался слишком крепким орешком. Слишком быстр, слишком ловок, слишком силён. Но что мог поделать один боец против целой орды?..
Торжествующие вопли мешались с полным смертного ужаса и отчаяния визгом. Опаляя кору исполинского дерева, взметнулся огонь — кто-то из крылатых поджёг груду хвороста возле корней.
Струны отчаянно прозвенели в последний раз и лопнули.
Отмахиваясь мечом, Твердислав отступал, уже понимая, что это конец и, если не случится чуда, отсюда ему не вырваться — крылатые уверенно теснили его, окружая со всех сторон. Потеряв четверых, они уже не лезли под удары смертоносного клинка, а пытались выбить оружие из рук юноши длинными и толстыми жердями. Сила этих существ позволяла им легко ворочать настоящими лесинами.
Что произошло потом, Твердислав понял не очень хорошо. Где-то на поле чуть ли не до неба взметнулся огонь — тёмное, хищное, перевитое дымом кровавое пламя. Дрогнула земля. Словно в ужасе, под внезапным порывом ветра затрепетали деревья. Кора их быстро покрывалась новыми и новыми складками, точно они и в самом деле тряслись от испуга.
Языки пламени, уже обглодавшие лестницу и добравшиеся до нижних ветвей, внезапно опали, словно под ударом ливня.
Крылатые дружно взвыли. Бессильная злоба, ненависть, какую невозможно выразить словами, и безысходное отчаяние слышались в этом вое; дружно бросая оружие, они взмыли вверх, к ночному небу, но с равнины наперерез им рванулась целая стая огненных птиц; с оперения дождём сыпались многоцветные искры. Птицы с клёкотом устремились в атаку, безжалостно терзая отстающих. Безголовые крылатые существа, по-прежнему истошно воя, поднимались всё выше, стремясь укрыться в наползающих тучах; птицы мчались следом, и вскоре нижний край облаков засветился изнутри переменчивым, мигающим светом. Битва смешалась, уходя в небо; на земле же всё стихло, только стонали раненые защитники городка.
Твердислав опустил меч. Нагнулся, сорвал пучок травы и принялся привычно стирать кровь с клинка. За кого и против кого он сейчас сражался? Во имя чего убивал? Из самого простого соображения — чтобы не убили его самого?.. Разве в этом наставлял его Всеотец, посылая вершить Свой приговор?..
Он поднял взгляд. Прямо перед ним застыла деревянная статуя; незрячие глаза, казалось, с усмешкой смотрели на него.
А позади послышались нарочито громкие шаги.
— Здравствуй, — сказал он не оборачиваясь. Он и так знал, кто стоит за спиной.
Доклады Конрада становились всё более и более паническими. Опытный, бывалый офицер с опалённой шкурой неожиданно пал духом. “Впрочем, так ли неожиданно, — устало подумал Исайя, — мало кто может выдержать прямую атаку Идущего по Следу. Что-то он последнее время совсем осмелел, — подумал верховный координатор, машинально регистрируя сообщения и даже успевая отвечать на некоторые вызовы. — Осмелел, осмелел, да и как же не осмелеть! Мой Проект… А вот у него никаких проектов, никаких Планет Сказок, никаких кланов, никаких Всеотцов. Каждый за себя, и никого нет, кто за всех — вот и вся нехитрая философия. А может, философия там как раз совсем иная — я не знаю, что творится в душах по ту сторону Черты, я запретил себе это, а чтобы вернуть способности, нужно вернуться… не будем сейчас даже и думать куда. Пусть лучше я останусь в убеждении, что, несмотря ни на что, творю благо”.
Зелёная книжечка с тончайшими страничками внутри…
“Откровение святаго Андрея Богослова”, глава вторая, стих третий. “Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился, и не изнемогал, и увещевал маловеров, и помогал утвердиться сомневающимся, вопрошающим о Воскрешении и Вознесении — а было ли?”
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});