оправдываться! Я за все в ответе! Этот мужик – убийца, находился в розыске, но закон есть закон, и допрашивать будут. Думаю, что ситуацию я сумею переломить, но на всякий случай… Ваша версия одна, приехали к «Центральной», побалагурили и уехали. Ни полковника Гурова, ни рецидивиста Клыка в гостинице не видели. Я сейчас пойду с тобой в кабинет, скажем, что я сей минут и прибыл, у тебя работают не дураки, сообразят.
– И убийца! – Капитан расправил плечи, дернул подбородком. – Собственными руками…
– Алеша, не надо мелодрам, – перебил Гуров. – «Шестерку» от гостиницы сюда перегнали?
– Во дворе у Аннушки стоит, – Капитан протянул ключи. – А этот? – он кивнул на труп.
– Моя забота, – пусть полежит, в сарай запри. Когда прибывает московский вечерний рейс?
– В девятнадцать, – Капитан взглянул на часы, – не скоро, только четырнадцать. Чего же они своего? – он снова взглянул на Клыка, прикрыл попоной.
– Этот нож был для меня, обознались, балахоны и маски одинаковые, – сыщик отвернулся.
Гуров не нашел в себе мужества признаться, что практически отвел удар убийцы, когда вынудил Клыка обнять его за плечи. Сыщик только рассудил, что убийца ищет момент для удара, но не в силах решить, кто под каким балахоном. Сыщик умышленно чуть сутулился, роста они с Клыком были примерно одинакового, а бесформенные балахоны и маски превращали их в абсолютных двойников. Убийца с них не сводит взгляда, разгадывает, когда они пойдут, суть проявится, сыщик преступника придержит. Гуров не был уверен, что убийца, используя толчею, нанесет удар, но не исключал такой возможности и подстраховался. И получается, что он, Лев Иванович Гуров, оберегая свою жизнь, подставил человека под нож. И можно найти массу оправданий, но факт остается фактом: сыщик не знал, как защититься, и подставил вместо себя другого человека.
Колесников почувствовал замешательство Гурова, спросил:
– Что-то не так?
– Жизнь… Один жив, другой мертв, – ответил сыщик и пожал плечами. – Кто-то занимается философией, а я разыскиваю преступников.
* * *
Когда Капитан и Гуров прошли в директорский кабинет, весь штаб был уже в сборе, и самовар вскипел, и торт раскрыт, только не разрезан.
– Вот, ребята, знакомый вам полковник Гуров Лев Иванович, столкнулся у дверей, зазвал на чай.
Кто-то хмыкнул, кашлянул, наступившую паузу прервал Гуров:
– Здравствуйте, слышал, вы представление у гостиницы устроили?
Откликнулся, конечно, Сильвер:
– Здравствуйте, Лев Иванович, давно не виделись! Ну, ясное дело, идет человек мимо, почему не заглянуть на чашку чая.
Классик чуть приоткрыл глаза, вытянул ноги, сказал:
– Всегда рады, Лев Иванович.
– Здравствуйте, – ответил администратор Жуков, потерся о руку жены и лукаво улыбнулся.
Гимнаст и акробат переглянулись, пожали плечами и ничего не ответили.
Капитан резал торт, довольно поглядывал на свою команду.
– Я, конечно, от чая не откажусь, – сказал Гуров, усаживаясь на стул верхом, – но вообще-то зашел попрощаться. А что-то Рогожина я никогда на ваших чаепитиях не видел?
– А он, известно, медведь, – сверкнул золотым зубом Сильвер. – К тому же мы – лапотная провинция, а они…
– Сильвер! – сказал Капитан. – Сейчас останешься без торта.
– Ясное дело, хромого Сильвера обидеть легко, тем более лично Капитану…
– Саша, прошу, – администратор снял с плеча руку жены и пошел за тарелкой с тортом.
– Александр прав, в цирке должно быть всегда хорошее настроение, – сказал Гуров. – Я рад, что встретил таких замечательных людей, и должен всех вас поблагодарить и принести свои извинения. Я кругом перед вами виноват: и прибыл обманом, и дальше опростоволосился. Я попытаюсь объяснить, – и замолчал.
Ну, сейчас или никогда! Сыщик напряг мышцы, затем расслабился. Либо я разыграю единственный козырь, либо проиграюсь в пух. Гуров видел, что присутствующие ждут, наблюдают за ним внимательно и верить ему здесь никто особенно не собирается. Действительно, с чего бы вдруг полковник милиции качнет оправдываться перед артистами цирка? Его молчание было вполне естественным, сыщик взглянул на Классика и сказал:
– Прошлой ночью мы беседовали с Николаем Ивановичем, и он сказал, что я артист скверный.
– Классик может, он такой! – сорвался Сильвер и быстро добавил: – Молчу! Навеки!
– Нет, Александр, валяйте и дальше, ваши реплики снимают с моих выступлений театральность. Я не артист, сыщик, перед людьми говорить не привык. Признаться, я даже фотографироваться не умею. В жизни у меня физиономия обыкновенная, а на карточке – каменная.
«Уговорить всех, отвлечь, вместе со всеми расслабится и убийца. Он должен мне поверить». Атмосферу доверия чуть не взорвал человек, которого сыщик опасался меньше всего.
– Разбег хорош, посмотрим на прыжок, – сказал руководитель акробатов-прыгунов.
– А я и прыгать не буду, – быстро парировал сыщик. – Пробегу под планкой, на публику плевать.
– Лев Иванович, не заводись, – сказал Капитан: – Наш Костя столько раз на голову приходил, что на него сердиться грех.
– Алексей Иванович, я вам говорил, мол, уверен, что убийца цирковой? Говорил?
– Ну? – Капитан растерялся, сыщик ни о чем не предупреждал, и вопрос застал врасплох. – Говорил, только я не верил.
– И правильно делали, я ошибался, – Гуров развел руками. – А за ошибки платят, а сыщик за свои ошибки платит чужими жизнями, – он встал, подошел к акробату, заглянул в глаза. – Ну как прыжок?
Артист смутился и не ответил, сыщик пошел к дверям, говорил, не оборачиваясь:
– Пейте чай, лопайте торт, а я пойду к «медведям», стакан приму. А за подозрения уже извинился, хотел чего-то сказать, так не скажу, – Гуров вышел. За дверью громко говорили, перебивали, даже ругались.
Пусть выговорятся, чем больше слов, тем больше убийца запутается. Надо, чтобы деза прошла не отдельным номером, а в сумятице противоречий. Сыщик быстро прошел в администраторскую.
Как и следовало ожидать, дверь была открыта, Гуров снял трубку, набрал номер, услышав ответ Капитана, сказал:
– Ты их не отпускай, я скоро вернусь, – он положил трубку, прошел к «медведям».
Рогожин тоже пил чай, увидев сыщика, не удивился, двинул рубленый табурет, спросил:
– Как мы сегодня смотрелись?
– Отлично, – Гуров присел. – Завтра землю отдадут, и номер пропал. Михалыч, налей мне контрабанды граммов несколько.
– Ну, завтра тебе не землю отдадут, а по жопе выдадут, – Рогожин выудил из-под стола заморскую бутылку, налил граненый стакан. – А