Мы спешились и подошли к ожидающим нас на паперти монахам. Поклонились одновременно. Я не знал никого из них. Раймон втягивал голову в плечи, спасаясь от ледяного ветра.
– Не растягивайте приветствие, святые отцы, – мягко предложил он, – на холоде неприятно стоять ни вам, ни нам, так что оставим все эти титулы и регалии. Вы знаете, кто я, и что нас ждут господа легаты. – Он дружелюбно улыбнулся, похлопав стоящего тут же мальчишку служку по плечу.
– К сожалению, мы не можем пригласить вас прямо сейчас в собор, – сообщил настоятель, возвышающийся жердиной над остальными встречающими. – В данный момент аббат Сито разговаривает с представителями Папы, и мы не можем им мешать.
– Что ж, – Раймон переступил с ноги на ногу. – Возможно, мы могли бы подождать в тепле. Безусловно, я не собираюсь мешать господам папским легатам и уверен, что в аббатстве окажется немало места для меня и пришедших со мной рыцарей. Мне хотелось бы посмотреть, как изменился собор после ремонта.
Я почувствовал неладное и шепнул Раймону, чтобы тот не злил святош. В конце концов он отстал, и мы принялись ждать. Ветер крепчал, теперь он начал приносить легкие снежинки. Видя, как страдает от холода его сеньор, Андре скинул с себя подбитый мехом плащ и предложил его Раймону. Тот был вынужден принять неожиданную помощь.
Никогда не забуду, как мы ждали, сами не зная чего. Уже несколько месяцев как Раймон был оправдан, но какой-то черной душе хотелось истязать его бесконечно.
Веселое настроение предыдущего дня и радостного шествия через город было разрушено. Мы стояли на ветру, не смея ни уйти, ни открыть двери и войти внутрь, словно просящие на паперти милостыни попрошайки.
Конечно, рыцари должны молча переносить холод и зной, равно как и другие телесные мучения. Но... если холод еще как-то можно было пережить, не такое еще терпели, хуже всего было ожидание... ожидание чего-то плохого.
Когда солнце должно было встать в зените, проклятые двери наконец открылись, и нас, замерзших до такой степени, что мы едва могли передвигать ноги, впустили внутрь.
Центр зала был пуст, как на поэтическом турнире. Господа легаты сидели за длинным столом со стороны алтаря. По бокам зала на скамьях для молений размещались крестоносцы и монахи разных орденов. Горели свечи. Нас вывели на середину зала, заставив стоя слушать приговор суда, на котором нам не было дано даже присутствовать.
Раймона попросили подойти к столу, за которым сидели легаты.
По решению суда граф Тулузы должен был распустить свои войска и выдать духовному суду тех своих подданных, на которых ему укажут.
С этого дня жителям графства Тулузского, как дворянам, так и простолюдинам, как женщинам, так и мужчинам, было запрещено носить модное платье и украшения. По особому указу мы все должны были одеваться в грубо вытканные балахоны, вроде мешков с прорезями для головы и рук с пришитыми к ним рукавами.
Кроме этого, в пищу разрешается употреблять всего два сорта мяса. Все оборонительные сооружения вокруг городов и отдельных крепостей должны быть сняты, чтобы этот сумасшедший де Монфор и его прихвостни не тратили время на осады, а имели возможность беспрепятственно передвигаться по всем землям Раймона.
Сам граф терял всяческую власть, лишался даже права вмешиваться в творимые на собственных землях беззакония. Власть переходила к де Монфору и аббату Сито.
А чтобы Раймон особо не печалился, глядя на то, во что легаты вознамерились превратить прежде прекрасно вооруженную и сильную Тулузу, ему следовало незамедлительно отправиться подальше в Палестину и оставаться там вплоть до специального разрешения легатов.
Пленение и наказание Булдуина
И вот я снова руководил обороной Тулузы, готовил фуражные отряды, занимался набором и подготовкой новобранцев.
Снова крестоносцы долбили стены и забрасывали город каменьями из катапульт, и снова камни и стрелы неслись на них из-за крепостных стен. Войска пилигримов то редели, потому что из них уходили считавшие, что уже достаточно послужили Господу рыцари, то снова пополнялись новыми силами.
Катар тоже, как будто, не становилось меньше. Бывали случаи, что перед тем как должны уже были рухнуть крепостные стены какого-нибудь города, толпы ее защитников и простых горожан вставали на колени перед находящимися в городе Совершенными с просьбой принять их в лоно Церкви Любви. Сразу же после посвящения, не успев согрешить даже в мыслях, они всходили на костер, откуда, как известно, прямая дорога на небеса.
Казалось, что вторжению не будет конца и все жертвы напрасны. Пал замок Лавор, принеся Церкви Любви новых мучеников в лице его хозяйки, прекрасной, воспетой трубадурами Геральды, ее брата Аймерика и всех оставшихся им верными вассалов.
Донну Геральду, которую много лет почитал мой сеньор, фанатики сбросили в колодец и закидали камнями.
Я никогда не говорил с Раймоном о ее смерти, как не обсуждал и смерть других. Уже народилось новое поколение тулузцев, не знавших, что такое жизнь без войны. Рушилось все, что мы считали своим миром, повсеместно слышалась французская и английская речь вместо провансальской, вместе с монастырями и аббатствами погибали их библиотеки.
В это время, а точнее, сразу же после смерти Раймона-Роже, на сторону опального графа Тулузы встал его родственник Петр Арагонский, который открыто выступал против нехристианских деяний легатов. Еще в самом начале вторжения король Арагона отправил посольство в Ватикан с единственной целью – пожаловаться понтифику на беззаконие, творимое в тулузских землях.
Теперь же его послы снова обивали пороги Ватикана с требованием немедленно вернуть незаконно отобранные земли и устроить новый Собор, уполномоченный рассмотреть деятельность де Монфора.
При этом они недвусмысленно давали понять Иннокентию, что дальнейший разгром Тулузы не даст начаться очередному и заранее запланированному крестовому походу против извечных врагов христианского мира – сарацинов.
Потому что невозможно одновременно содержать две огромные армии, воюющие в разных частях света, как нереально сесть одним седалищем сразу же на двух лошадей. Все эти справедливые требования не могли не довести легатов до белого каления, так как в результате заступничества знаменитого короля им приходилось бороться с еретиками в Тулузе и одновременно с тем отвечать за каждый свой новый шаг перед Ватиканом.
В 1213 году Петр Арагонский вручил папским легатам петицию, в которой – неслыханное дело – предлагал отнестись к лишенным имущества тулузским дворянам милостиво, а не справедливо. Чисто катарское выражение. Арагонский предлагал – и к его предложению прилагали свои печати графы Фуа и Комменжа – отдать все отобранные у Раймона земли в пользу Арагона, который стал бы лишь формальным сюзереном, так как тут же передал бы их истинным хозяевам, разумеется, после того, как они поклялись бы в верности церкви.