Он смотрел вдаль, на Филипа в телеге.
— Наверное, я несправедлив к ней. Понимаете, ее сын на фронте, и она постоянно переживает из-за него. Потом проблемы с Филипом. Иногда он так ее злит…
— Чарли, посмотрите на меня.
Он посмотрел на Хелен: это лицо ничего не выражало.
— Что такое? Я смотрю на вас, — сказал он.
— Я хочу, чтобы вы смотрели мне прямо в глаза и сказали, может, это все из-за меня?
— Вот что я вам скажу…
— Что? — спросила Хелен.
— У вас грязное лицо!
Чарли пошел по двору и залез на телегу. Хелен стала открывать им ворота. Чарли поднял руку, проезжая мимо нее, а Филип помахал шапкой.
— Спасибо за какао, миссис Шоу!
После завтрака в канун Рождества Чарли и Филип отправились в город. Автофургон сломался, и Чарли хотел купить кое-какие запасные детали. Пока он ходил в гараж, Филип отправился за покупками. Для Линн он купил желтую метелку для смахивания пыли. Чарли он решил подарить пакетик бритв и носовой платок для миссис Шоу. Для себя он купил бумажные яркие цепи и три маленькие сосновые шишки, выкрашенные золотой краской.
Они возвращались обратно через поля, но когда они приблизились к деревне Скемптон, Чарли повернул к железной дороге. Он посмотрел вдоль путей, приподнял Филипа над заграждением и быстро перепрыгнул через забор вслед за ним.
— Мы сократим дорогу, пройдя вдоль путей.
— Нам за это не попадет?
— Если нас никто не увидит, то все в порядке.
— Тетушка Линн не разрешает мне ходить к железной дороге.
— Она абсолютно права.
Чарли глянул на часы.
— Поезда не будет до двенадцати часов. У нас в запасе примерно минут тридцать, а мы весь путь пройдем за десять минут.
Он взвалил на плечи мешок с запчастями, и они спустились вниз по крутому откосу на узкие пути. Внизу было довольно тепло, а снег лежал отдельными островками.
— А что будет, если пойдет поезд?
— Он не пойдет, сейчас еще рано, — ответил Чарли.
— А вдруг пойдет? — продолжал настаивать Филип.
— Ну и что? — сказал Чарли. — Ты услышишь издалека.
Они продолжали шагать, и он добавил:
— Тебе нечего бояться. Если ты сойдешь с путей, тебе ничего не грозит.
— А я ничего не боюсь, — ответил Филип.
Чтобы показать, что он ничего не боится, Филип зашагал по шпалам между блестящими рельсами. Ему нравился стук башмаков по шпалам. Ему приходилось делать широкие шаги, чтобы дотягиваться до следующих шпал. Потом Филип остановился и посмотрел вперед и назад вдоль пути.
— В какую сторону нужно ехать в Лондон?
— Я тебе уже говорил, — ответил Чарли. — Здесь не ходят поезда до Лондона. Здесь кольцевая железнодорожная линия.
Филип нахмурился, он не мог понять этого.
— Нам нужно ехать в Минглетон, чтобы сесть на поезд в Лондон, — объяснил Чарли. — Ты разве не помнишь, когда вы сюда приехали, то приехали в Минглетон.
— Значит, в Лондон можно ехать оттуда, — сказал Филип.
Он посмотрел назад, откуда они шли, где узкая колея становилась совсем незаметной.
— Сколько миль из Минглетона до Лондона?
— Примерно сто пятнадцать миль.
Чарли посмотрел на грустное лицо мальчика.
— Ты собираешься идти туда пешком, а?
— Нет, это слишком далеко, — ответил Филип.
— Тогда пошли домой, — сказал Чарли.
Когда они подошли к Скемптон Холту, им пришлось идти по склону, скрываясь за деревьями, чтобы их не заметили дежурные на платформе. Они даже пригнулись, как краснокожие индейцы, осторожно пробираясь мимо платформы, потом снова пошли вдоль рельсов.
Во многих местах среди гранитных осколков, заполнявших пространство между шпалами, валялись разбитые ракушки. Они были желтого и коричневого цвета с черными спиралями. Филип остановился, пытаясь получше разглядеть их, и увидел, что это были кусочки домиков улиток.
— Почему их здесь так много?
— Это работа дроздов, — ответил Чарли. — Они приносят улиток на линию и бросают их на гранитные камни, потом из разбитого домика они поедают улиток, а ракушки остаются.
— А что будет, если пойдет поезд?
— Ну, они достаточно умные и взлетают, когда идет поезд.
Но они прошли еще сотню ярдов и увидели мертвого дрозда, лежавшего прямо между рельсами. Чарли перевернул его носком ботинка.
— Этот поднялся в воздух слишком поздно, — сказал он.
Филип нагнулся и поднял мертвую птицу. Он никак не мог поверить, что дрозд мертв, настолько теплым было его тело в руках Филипа. На грудке были яркие перышки. Но он все равно мертв, его головка болталась на сломанной шее и вместо глаз были два сгустка крови.
— Бедная птичка, — сказал Филип. — Он прижал птицу с лицу, касаясь мягких перьев губами. Он почувствовал дыхание смерти, и у него закололо в груди. — Бедная птичка, — снова повторил он. Он погладил ее хорошенькую грудку в пестрых перышках. Филип гладил ее осторожно, кончиками пальцев.
Ему не хотелось, чтобы мертвый дрозд лежал на путях. Следующий проходящий поезд мог разбросать по сторонам его тело. Филип положил птицу на склоне в густую траву под куст терновника и завалил ее сухими листьями.
— Пойдем, Филип, — позвал Чарли. — Если мы не поторопимся, то опоздаем к обеду.
Они прошли еще примерно полмили — Чарли шагал впереди, потом поднялись вверх по откосу, перебрались через забор у моста и вышли на Реттер Лейн. Они уже дошли до фермы, когда проследовал двенадцатичасовой поезд. Он шел внизу в долине точно по расписанию. Чарли повернулся и посмотрел в ту сторону.
— Ты его видишь? Что я тебе говорил? Ты его можешь слышать за милю, правда? — сказал он.
Они постояли и посмотрели, как движется поезд. Над ним поднимались клубы дыма. Филип подумал о бедной птице, которая замешкалась и теперь лежала под кустом терновника, присыпанная сухой листвой, на откосе среди высокой травы.
Вскоре после Рождества повсюду распространились новости об ужасном налете на Лондонское Сити и его доки самолетов с зажигательными бомбами.
— Я надеюсь, что с родителями Филипа ничего не случилось, — сказал Чарли. — Они, конечно, не были в районе доков, но им все равно пришлось туго.
Ему стало гораздо легче, когда Филип получил письмо от матери сразу после Нового года.
— Как дела дома? — спросил он мальчика.
— У них лопнули трубы и пришлось приглашать сантехника.
— Видимо, у них такая же плохая погода, как и у нас.
— Да, мама пишет, что очень холодно. Опять вылетели все стекла, и она пишет, что ветер гуляет по дому.
— Их до сих пор бомбят?
— Конечно, — сказал Филип.