К понедельнику Микаэла и Лизетт окончательно успокоились, целиком посвятив себя домашним делам. Когда Хью и Джон наконец добрались до “Уголка любви”, на торжественную встречу не было и намека. Навстречу им вышли две простушки в старых запыленных платьях, всецело поглощенные наблюдением за наведением порядка на огромной мансарде. Обе вежливо улыбнулись, смахивая паутину, поблескивающую на покрывавших их головы выцветших косынках.
— О! Вы уже здесь, — с притворным удивлением произнесла Микаэла, входя в не до конца еще обставленную прихожую. — Как вы добрались?
На мужа она взглянула лишь мельком, но на стоящем рядом с ним высоком мужчине глаза невольно задержались. Он был, бесспорно, хорош собой, этот Джон Ланкастер, покоривший сердце ее матери, а затем жестоко бросивший ее. Такого при всем желании не назовешь толстым лысым старикашкой! Еще более удивили неподдельно дружелюбный взгляд его темных глаз и широкая приветливая улыбка, сиявшая на симпатичном худощавом лице. В облике Джона чувствовались характер и благородство. Он совсем не был похож на человека, способного обмануть женщину, которой поклялся в любви. Микаэла невольно засомневалась, что Лизетт сказала ей всю правду о тех давних событиях. Ее ответная улыбка Джону Ланкастеру была куда более искренней, чем та, которой она встретила мужа.
— А вы, должно быть, мой свекор! Я — Микаэла, жена Хью. Добро пожаловать в “Уголок любви”, мсье. — Подчиняясь, как это часто с ней бывало, не столько разуму, сколько сердцу, она быстро пересекла комнату и по-французски расцеловала гостя в обе щеки. — Мы надеемся, что вам у нас понравится, — прощебетала она при этом, весело сверкая глазами.
— После такого приветствия я в этом не сомневаюсь! — искренне воскликнул старший Ланкастер, совершенно очарованный молодой женой Хью.
Она была так похожа на свою мать, что у него даже заныло сердце от нахлынувших воспоминаний. И вместе с тем было в ее нервах нечто хоть и знакомое, но явно доставшееся ей не от Лизетт: упрямый изгиб маленького подбородка, точеный нос. Наследство Рено? Вопреки здравому смыслу эта догадка вызвала раздражение, с которым, впрочем, Джон легко справился.
— А это, — сухо сказал Хью, нарушая возникшую паузу, — моя теща — мадам Лизетт Дюпре. Полагаю, что вы встречались в те годы, когда создавалась наша компания.
Джон заставил себя отвернуться от Микаэлы и посмотреть на стоящую в отдалении женщину. О Боже, она совершенно не изменилась. Лизетт была столь же мила, как и двадцать лет назад. Только теперь их разделяло время. Они совершенно чужие друг другу, и это необходимо было учитывать.
— Мадам, — произнес он, вежливо кланяясь, — годы оказались очень добры к вам.
— И к вам тоже, мсье. — ответила Лизетт в том же светски вежливом тоне, хотя сердце ее неистово билось.
Dieu! Он все так же дьявольски красив! Разве что кожа стала чуть-чуть смуглее, а на висках появился серебряный блеск. Но это только красит его. Когда Джон подошел к ней и подчеркнуто вежливо поцеловал руку, Лизетт всерьез опасалась, что он услышит дробь ее пульса. Их глаза встретились, и весь остальной мир перестал существовать. Из оцепенения вывело вежливое покашливание Хью. Лизетт посмотрела в его сторону, Джон торопливо, будто обжегшись, выпустил ее руку, и оба они одновременно попятились друг от друга, как бы ища безопасное расстояние. С уст Лизетт сорвался какой-то странный смешок.
— Прошу извинить меня. Я должна покинуть вас. Надо отдать распоряжение повару относительно ужина, — пролепетала она и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.
Микаэла смотрела на все это широко раскрытыми от удивления глазами. Похоже, мсье Ланкастер все еще имеет власть над ее обычно столь собранной и спокойной шатан. Она перевела глаза на него и убедилась, что и Джона встреча с брошенной им двадцать лет назад женщиной взволновала не менее сильно. Он несколько раз повел головой, будто воротник рубашки вдруг стал слишком тесен, и вообще выглядел явно обескураженным. Очень интересно! Она украдкой посмотрела на мужа, чтобы определить, заметил ли он эти странности, и только тут увидела дырку на рукаве его сюртука и пятна засохшей крови вокруг нее.
— О! — вскрикнула она, бледнея. — Что случилось? Ты ранен?
Серые глаза Хью весело блеснули.
— А, это. — Он небрежно посмотрел на руку. — Небольшая царапина. Не стоит беспокойства.
— Не стоит беспокойства! — воскликнула Микаэла, заметавшись по комнате. Все намерения вести себя с Хью вежливо, но холодно при одной мысли о том, что ему сейчас больно, были напрочь забыты. — Пожалуйста, сядь и позволь мне самой осмотреть рану. Ой, нет, сначала вызову кого-нибудь из слуг, пусть принесут чистой материи для перевязки.
Хью повиновался. Микаэла, позвонив в колокольчик, подбежала к мужу и торопливо, но так осторожно помогла снять сюртук, что можно было подумать, что он при смерти. Стянув рукав рубашки, она, заставляя себя не смотреть на обнажившуюся грудь Хью, опустилась перед ним на колени. При виде глубокой красной борозды, пересекшей предплечье, Микаэла не смогла сдержать стон.
— Как это случилось? — спросила она дрогнувшим голосом. — Неужели еще одна дуэль?
Растроганный реакцией жены, Хью покачал головой.
— Нет, не дуэль, лапочка, — тихо сказал он. — Кто-то стрелял в нас сегодня утром на дороге. — Он посмотрел на Джона. — Мы думаем, что это был обычный бандит.
— Бандит? Dieu! И ты так спокойно говоришь о столь ужасных вещах, — прошептала Микаэла, проглатывая подступивший к горлу комок и осматривая рану. — Он же мог убить тебя!
Хью ласково приподнял ее подбородок и поцеловал в подрагивающие губы.
— И это огорчает тебя. Хм? Зря. Моя гибель превратила бы тебя в очень богатую вдову.
Помрачневшая Микаэла оттолкнула его руку.
— Я не хочу быть вдовой! Я женой-то стала только что. Хью улыбнулся, поудобнее усаживаясь на стуле. Про себя он отметил, что ради взгляда, которым смотрела на него сейчас Микаэла, он бы согласился получить куда более тяжелое ранение. Неужели она наконец стала относиться к нему хоть капельку лучше?
Вошедший в комнату чернокожий худощавый слуга Мишель, внимательно выслушав инструкции хозяйки, принес все необходимое. Джон с интересом наблюдал за ловкими движениями Микаэлы, которая быстро промыла рану, приложила к ней листок какого-то растения и аккуратно перевязала. Не обращая внимания на протесты Хью, она твердо сказала, что день или два он должен будет носить руку на перевязи.
— Пойми же, благодаря этому твоя рана заживет гораздо быстрее, — ласково убеждала она его будто ребенка.
— Если это доставит тебе удовольствие, любовь моя, я сделаю все, как, ты сказала, — кротко согласился Хью.