Читать интересную книгу Статус неизвестен (СИ) - Юрий Шубин

Через четверть часа он появился на пороге своего дома в рубахе «Джамайка». Пальмы, волны и раскрытые раковины на сочно-голубом фоне обжигали шелковым холодком. В начищенных до зеркального блеска туфлях цвета палых листьев с острым мыском его было не просто узнать. Идеально отутюженные желтовато-коричневые слаксы подпоясывал широкий ремень с шнурковым узлом-зажимом на пряжке.

Обшарканная метла замерла посереди счетверенного узорного рельефа аспидных плит. Дворник, больше похожий на бродячего музыканта, раскланиваясь обнажил голову, сняв бордовый, пошитый клиньями вельветовый берет, с льняных волос, стянутых жидким хвостом на затылке. Астрел поклонился в ответ и сунув руки в карманы брюк пошагал походкой праздной и бесшабашной в направлении Магерата Правительственного Национального Союза.

Редисовые купола храма, нарочито не замечая что причастны к великому, роняли длинную тень на еще зябкую почву. На омытой прохладой улице тени были такими мягкими, что слизывали запекшиеся щелчки каблуков по брусчатке. Блеклое небо, чуть подернутое петушками облаков, макалось в блескучую реку как луковица в соль.

Накопляя угол крена улица поворачивала в право будто уклоняясь от шаркающих шагов чучельника. Зеркальные окна из поляризованного стекла затоплял палех рассвета. Дома сошлись бортами, с цементировались переборками откинув кингстоны мусорных баков. Астрел шагал и ощущал как срабатывает под ногами заложенная, как мина замедленного действия, судьба. Необитаемая улица втягивала его словно вакуум, который оставляет после себя всякая великая идея. Несла воздушным потоком к изящным прутьям решетки закрученных на проволочку ворот, как к зашифрованной системе мира. За ними начинался парк.

С возрастом нас все труднее растревожить, вынести накатанную приспособленность за привычные, ороговелые шоры скобок нажитого опыта. Мы делаем движения богатые сердцем только когда испытываем удары судьбы. И в такие минуты Астрел предпочитал наслаждаться красотой. Может быть по такому поводу и открывается душа человеческая?

Вполне может быть.

Магерат веером оплесканный аккуратными клумбами словно был сделан из фаянса. Цветы — как утонченная форма всего, поражала своим многообразием, густотой и яркостью бутонов. Были времена когда он рвал цветы на этих клумбах и преподносил их Эмили. Астрел лавировал между феерично цветущих, пузырящихся соцветиями клумб, приближаясь к сливочно-белому зданию Магерата. Фигурно переплетенная низкая чугунная ограда вдоль тротуара с нераскрывшимися литыми бутонами смотрелась как увядание в строгом размере поребрика. Брусочки вытянутых глубоких оконных коробок были задернуты наглухо. Четыре широкогранные колонны поддерживали треугольный портик. Выше над оконного желоба тяжелой волной плескались флаги. Ступеньки ведущие внутрь отливали эмалью.

Он был в своем праве, поэтому поднялся не задумываясь. Его позабавило как снулые, еще не сменившиеся с ночи, спокойно одинаковые охранники ощупали раннего гостя глазами-присосками. Небрежно, за левую дужку Астрел не торопясь снял закрывающие пол лица солнцезащитные очки и подмигнул охранникам. Те, узнав Сатерлана, повели лопатками будто от холода и поспешили разделиться. Один побежал звать Председателя Избирательной Комиссии. Другой, блеснув стеклянной дверью, стремительно распахнул ее и пригласил «Правовержца» войти.

Астрел оказался в фойе здания и твердо остановился посередине. Изнутри шторы на окнах казались ветхими от солнечного света. Идеально ровный пол украшал сложный, слоеный рисунок из одних оттенков желтого. Две резные лестницы поднимались в противоположные концы здания.

Тут было звонко от пустоты.

Астрелу хотелось бросить монетку. На счастье. Чтобы расколоть эту шлифованную мраморную крошку под ногами.

Во дворцах не живут — им служат.

Роскошь притворялась доступной. Откуда-то из боковой двери появилась ловящая блики лысина. Человек был мелок и немного встревожен. Он окинул взглядом Астрела, кивнул себе под ноги, оробел, и с плохо скрываемой досадой запоздало изобразил радушие. Тонкие черты прирожденного секретарского лица напоминали Астрелу не так давно выполненную клиенту посмертную маску.

— Мне только кажется или вы совсем недавно понесли утрату?…

— Это так, — поспешил подтвердить слова хомодермика Председатель Изберкома. — Брата-близнеца болотная короза прибрала… и вчерашнее торжество… — лысый глубоко привздохнул, — … оставило нас ни с чем. Поэтому я немного… не в форме. Вы понимаете… — доверительно поведал чиновник поддергивая рукава обвислого пиджака.

— Скорблю за всех и за всех надеюсь, — изрек полагающееся в таких случаях утешение Астрел. — Но как же быть нам с делами не последней важности?

Чиновник казался почти напуган:

— Сей же минут. Процессуальных проволочек в таком деле быть не должно. Одна ваша воля… — он не уверенно замолчал, выжидающе глядя на Сатерлана.

В соответствии с сутью своей и инстинктивно влюбленный во все в чем заключается бунт Астрел лукаво поинтересовался:

— Для вас разве недостаточный повод что я заявился к вам в такую рань?

Чиновник попятился к покрытой ворсистым покрывалом тумбе. Складка за складкой собрал чуть запылившуюся накидку на изгиб локтя левой руки и окончательно стал похож на помощника фокусника.

Ящик для голосования представлял собой куб разрисованный золотистым песком и его стенки были залиты прозрачной плексидной смолой. В возбужденном замешательстве Глава Изберкома протянул Астрелу взятый с крышки вздрагивающий избирательный бюллетень. Сатерлан принял бумагу и пробежал глазами отпечатанный крупными буквами текст:

В согласии с законом «выборности решающего голоса»

единовременно избранный Правительственным Наци-

ональным Союзом Астрел Сатерлан, потомок Эббата

Сатерлана выносит решение на неделимое владение

планетой, согласно космическому атласу Жегрикова.

Кадастровое свидетельство регистрации за номером

0011037016, на хозяйственное землепользование, шах-

тную разработку недр, лесных и водных богатств осва-

ивающими представителями цивилизации Фракены.

Решение вступает в силу с даты обнародования момен-

та волеизъявления «Правовержца». И имеет статус об-

щепланетарного референдума.

Председатель Изберкома стоял в ожидании, дергая колпачок на кончике шариковой ручки.

Астрел прекрасно сознавал какой поднимется шум и скандал когда обратился к чиновнику со странной просьбой:

— Я бы хотел записать свое решение от руки. Буде так добры, принесите мне чистый лист бумаги.

Председатель слегка обалдел:

— Я не уполномочен… — колпачок выпал из его руки и покатился по полу.

— Разве? — Астрел надел легкую, глуповато непроницаемую улыбку. — Любая подписанная мною бумага является составленной по закону и не нуждается ни в дополнительном прописывании или юридических поправках.

— Если четкость изложенного в ней мнения трактуется однозначно и единственно возможно. Но так все равно нельзя! — попробовал он возмутиться, торопливо поняв что допускает оплошность.

Астрел в одно мгновение стер с лица улыбку:

— Ты слуга закона и обязан выполнять его согласно букве.

— Это не на столько безотлагательное решение… — пытался потянуть время Председатель.

Сатерлан замолчал, скосив на чиновника взгляд и так взрастив паузу молчания в нечто непререкаемое, расставляющее все на свои места и дающее богатую пищу для размышления.

— Сожалею… — чиновник пытался вывернуться.

— Сострадание и сожаление не входят в вашу компетенцию, милейший. Принуждать и угрожать добротой нельзя, но это почти секрет. И главная свобода в том, чтоб не пришлось ни о чем сожалеть. Ни однажды. Ни потом.

Чиновник скис совсем. Над его лысиной висел топор, который пострашней карьеры и чина. Если бы не хомодермик а кто другой, никогда бы он не поменял выборный листок.

Даже мудрые и сильные мира сего становились послушными точно дети не пренебрегая возможными движениями его ланцета.

Взгляд уже спасался бегством, но Председатель еще медлил, уставившись в туфли с блестящим отливом.

— Нельзя воспринимать все рекомендации буквально, — подбодрил его Астрел. — Иначе жить зачем. Несите чистый лист бумаги заверенный штампом избирательной комиссии. Несите же! Мы за зря теряем время, — его глаза были сухо раскалены.

Когда чиновник вернулся, галстука на его шее не было. Он, видимо, и сам не заметил когда тот стал душить его и в волнении был сорван.

Председатель заиндевелой рукой безропотно протянул чистый, как снежное поле в ледомир, бумагу с отметкой Изберкома.

Потребности говорить между ними больше не возникало. Все что они не в состоянии были понять — устраивало обоих.