«…Сидя у меня в номере, Алехин часто просил меня сыграть ему что-нибудь… Особенно ему нравилась одна старинная песня «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан».
В комнате нас двое. Полутьма. Я играю на скрипке. Никогда я не имел такого слушателя! Сидел он притихший, неподвижный, красивая голова свесилась на грудь, глаза прикрыты, ресницы мокрые. Алехин был сверхчувствителен, в нем была какая-то невероятная тонкость, и это особенно проявлялось в моменты, когда он слушал музыку… Что видел он, что рисовало его воображение? Родной дом, близких, мать?»
Положение Алехина казалось безысходным.
И вдруг, 8 марта, новость, способная многое изменить. Алехину вручили телеграмму английского шахматного деятеля Дербишайра, уведомлявшего его о вызове, поступившем от Ботвинника, на матч за мировое первенство. Для Алехина это сообщение говорило о многом. Из него следовало, что происки недоброжелателей лишить его звания чемпиона мира провалились, и все препоны к возвращению в шахматный мир устранены. Радость Алехина была настолько велика, что вызвала сердечный приступ. Ответная телеграмма с согласием играть ушла в тот же день.
Вскоре Алехина пригласили в английское посольство, находившееся в Лиссабоне, и передали письмо Ботвинника. В нем говорилось: «Я сожалею, что война помешала нашему матчу в 1939 году. Я вновь вызываю Вас на матч за мировое первенство. Если Вы согласны, я жду вашего ответа, в котором прошу Вас указать Ваше мнение о времени и месте матча.
4 февраля 1946 года. Михаил Ботвинник».
Переговоры о матче принимали конкретный характер. Своим представителем для окончательного согласования условий, времени и места проведения матча Алехин назвал редактора журнала «Бритиш чесс мэгэзин» Дю-Монта. Уже была достигнута договоренность, что матч состоится в Лондоне, ждали решения исполнительного комитета ФИДЕ.
Предстоящий матч дал новый импульс Алехину. Он приободрился и опять был полон планов, надежд, что встреча с Ботвинником поможет ему вернуться на Родину. Жизнь вновь приобрела цель, и Алехин с усердием готовился к матчу. По словам Люпи, он «хотел удивить мир своей игрой». Особенно много времени Алехин уделял тогда дебютной подготовке. Ему хотелось завлечь Ботвинника в открытые позиции, где большое значение приобретают импровизация и тактика. Он искал и находил новые продолжения в испанской партии, во французской защите и защите Каро-Канн. Об этом Алехин говорил, не вдаваясь в подробности, при встречах с Люпи. В те мартовские дни они завершали совместную работу по комментированию партий турнира в Гастингсе.
«В последний день своей жизни, — вспоминал Люпи, — Алехин почувствовал новый прилив энергии. Это был прежний Алехин. Он даже выразил желание пойти вечером куда-нибудь развлечься, но и там не переставал говорить о своем предстоящем матче с Ботвинником».
А на другой день в 11 часов дня официант отеля «Парк» принес в комнату Алехина завтрак и увидел его сидевшим в кресле без признаков жизни. Видимо, смерть наступила 24 марта 1946 года от паралича сердца.
Жизнь чемпиона мира оборвалась, вероятно, в ночное время — шторы на окнах номера были задернуты, горел электрический свет. Алехин сидел в кресле, склонив голову, и по его позе казалось, что он уснул, не успев почти притронуться к ужину, накрытому на столе. Ему было в тот час холодно, и он сел в кресло, не сняв пальто, укрыл ноги одеялом.
Справа от него на подставке для чемоданов находилась шахматная доска с расставленными фигурами — его постоянный спутник на пути славных побед. Незадолго до кончины он комментировал партию Медина — Рико, сыгранную на турнире в Бильбао в 1945 году.
Слева вблизи лежала раскрытая книга стихов Маргарет Сотберн. Последняя страница, на которой как бы покоился взгляд великого шахматиста, содержала меланхолическую строку — «…Это судьба всех тех, кто живет в изгнании…»
Так умер в 53-летнем возрасте Александр Александрович Алехин.
Он ушел из жизни, не успев получить телеграмму о том, что 23 марта исполком ФИДЕ принял решение о проведении его матча с Ботвинником, и не зная, что виза во Францию, которой Алехин добивался длительное время, наконец-то оформлена и выслана ему.
С большим опозданием, из-за споров между французской делегацией в Лиссабоне и португальскими церковными служителями, состоялись и проводы Алехина в последний путь. Только 16 апреля 1946 года гроб с телом Алехина был временно установлен в семейном склепе португальского шахматиста Мануэля Эстева на кладбище Святого Иоанна, близ Эшторила. У подножия саркофага, обитого черным бархатом, вышитым серебром, возложили прекрасный венок из роз и левкоев. Похороны были организованы и оплачены португальским шахматным объединением. В церемонии прощания с Алехиным участвовали дипломаты из французского посольства, русские эмигранты, представители португальского шахматного объединения, шахматных клубов Лиссабона и других городов, местные любители шахмат.
Скорбная весть о кончине шахматного короля облетела весь мир. Сообщения о смерти Александра Алехина были опубликованы почти всеми газетами, независимо от их политической ориентации. Тяжкую утрату в те дни переживали любители шахматной игры всех континентов и стран.
Отклик на это печальное событие в поэтической форме прозвучал в 1972 году в стихотворении Вл. Михановского «Чемпион мира»:
…И вот он в кресле, утомленный.Играет скрипка за стеной,То Паганини вдохновенныйРазбужен дерзкою рукой.Какая в этих звуках сила,Какая страшная печаль!..И скрипка душу разбудилаИ унесла куда-то вдаль,Туда, в Россию..Грудь сжимаетТоски холодная рука,И кто минут таких не знает,Когда грызет тебя тоска?Он четверть века дома не был.Россия! Видятся с тоскойТвое распахнутое небо,Просторы, ветер вольный твой.Прошен Советскою Россией,Он едет, это решено!Как давит грудь… Он встал, с усильемТолкнул стрельчатое окно.…Дверь заперта — ломать придется(Для полицейских — не впервой!)Он в кресле. Дремлет? Спит? — Не бьется.Поник над шахматной доской…И чуждый лавр листвой бессоннойЕму кивая, шлет поклон…Он жил и умер чемпионом —Непобежденный чемпион!
НАВЕЧНО В ПАМЯТИ ПОТОМКОВ
Трудно сказать, сколько бы еще времени мог находиться саркофаг с телом Александра Александровича Алехина в семейном склепе Мануэля Эстева на кладбище Эшторила, если бы не инициатива президента Международной шахматной федерации (ФИДЕ) шведа Фольке Рогарда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});