Но Олег сказал, что это пергаменты, которые рассказывают, что было раньше. Снова пожал плечами Ингорь – у него есть Карл, который знает все, не Карл, так другой сыщется, те же любимые Олегом волхвы. Князь нахмурился:
– У тебя есть Карл, а у других нет. Да и все ли он знает, все ли ты упомнишь? Волхвы про свои земли да народ запоминают, им чужие ни к чему. А в Царьграде давно события записывают. Великое дело – пергаменты, они могут правнукам рассказать про нас и нашу мудрость передать.
Сам Олег внимательно разглядывал значки на телячьей коже, словно те могли поведать о чем-то. Княжич сколько ни всматривался, ничего, кроме нескольких знакомых буквиц, не увидел. Ингорь решил для себя, что просто князь волхв, и ему открыто, что от других скрыто. Зато Карлу пергаменты тоже понравились, наставник увлеченно сравнивал два из них. Олег пояснял что-то про ромеев. Ингорю было неинтересно, но он не рискнул уйти без княжьего позволения и поневоле прислушался.
Олег спорил с Карлом о каких-то Солунских братьях, горячился, доказывая, что их письмена видел еще у Ильменя, когда только пришел с Рюриком. Карл не верил, что такое может быть, говорил, что Солунские братья-монахи придумали и начертали эти буквицы.
– Врут твои монахи! Все врут! Потому и не люблю их. Давно русичи такими буквицами пользовались. Что не на пергаменте писали, так незачем, а писаное сам видел. Просидел твой Константин в Корсуни сиднем, научился у тамошних славян их письму, да потом за свое и выдал! Не люблю! Чтоб не показывались более твои монахи на моей земле, не то велю меж двух берез рвать!
Карл возражал, что монахи не его, что они ничего плохого не делают, а что свою веру хвалят, так каждый своему богу молится и дары приносит. У славян тоже много богов.
Ингорь не раз слышал спор князя с Карлом об этой вере, Олег не желал допускать на свою землю любых проповедников, грозил расправой. На вопросы Карла, почему, ответил, что не в вере дело, племена, с таким трудом собранные, развалятся снова, если их заставлять новым богам молиться.
– Не время расшатывать то, что едва установилось! Славян сейчас скрепляет вера в одних богов, и то разных. А коли другую веру утверждать мечом стану, так совсем против меня пойдут. Ни к чему это!
Ингорь видел, как замер после таких слов Карл, точно услышал какую-то очень мудрую мысль. Сам княжич удивился, в Киев приходили разные люди, разным богам поклонявшиеся, почему нужно запрещать кому-то учить своей вере славян?
По тому, как горячился Олег, Ингорь понимал, что князя очень задевает разговор, и решил потом расспросить Карла и про Солунских братьев, и про их веру.
Случай выдался не скоро, но когда спросил, нахмурился сначала Карл, даже помрачнел, потом стал объяснять.
Про братьев рассказал, что это были два монаха из Солуни, Константин и Мефодий. Константин, когда постриг принял, стал Кириллом зваться. Ингорь про постриг не понял, но решил выпытать потом. Карл сказал, что они христианской веры, верят в Единого Бога и, чтобы записать вот такие пергаменты на славянском языке, придумали буквицы. Олег же твердит, что те буквицы славяне давно знали, мол, Константин, когда в Корсуни жил, у тамошних славян научился, а сказал, что сам придумал.
– Я и впрямь видел такие буквицы на старых браслетах и дощечках, да много на чем, – удивился Ингорь.
Карл кивнул – все верно, Кирилл скорее всего буквицы перенял и ими свои пергаменты начертал.
– Почему вы его то Кириллом, то Константином кличете?
– Я ж тебе сказал: он постриг принял и назвался Кириллом.
– Что принял?
Пришлось Карлу объяснять княжичу, кто такие монахи, хотя и сам наставник не все толком знал. Услышав, что человек может добровольно отказаться от земных радостей, Ингорь удивился:
– Так они волхвы? Но Олег тоже волхв.
– Нет, они не волхвы, и волхвы их ненавидят.
– Понятно… – протянул княжич, хотя понял только одно – Олег – волхв и потому не любит христиан. А если князь кого-то не любит, то горе тому.
Ингорь был свидетелем, как по знаку Олега на торжище зарубили иудея-ростовшика, что давал купцам одну гривну серебра, а возвращать требовал две. Князь не раз грозил наказать таких, но купцам было нужно серебро, а иудей богател, и все надеялись, что Олег не узнает про их дела. Князь казнил ростовщика и приказал не пускать на торг тех, кто брал у него серебро. Говорили, что прознал, потому что волхв, но Ингорь понимал, что про иудея рассказал Раголд.
Когда прогнанные купцы пришли просить у князя пощады и принесли богатые дары, чтобы загладить свою вину, Олег дары отправил волхвам, а сам допытывался у купцов, почему к иудею пошли?
– Как же без того, княже? Чтобы здесь товары купить, у иудея серебро брали, на него скору, меды, воск, да много чего покупали, везли к ромеям, там продавали и другие товары брали. С них потом долг и возвращали.
Купцы боялись укорить князя, что лишил их возможности брать в долг, а значит, покупать товары в Киеве. С чем тогда идти в Царьград?
Олег усмехнулся:
– Вам товар нужен или серебро? Почему у иудея просите, а не у меня?
– Как же? – растерялись купцы. Неужели сам князь станет давать серебро в долг?
– Серебра не дам! – отрезал Олег. – А скоры да всего остального дам. Кто будет товар, что из дани, возить, с того при обратном торге не десятину стану брать, а вполовину меньше.
Загудели купцы, переглядываются, поверить в то, что услышали, не могут, а Олег глазами заблестел:
– Ну, кто с моим товаром в Царьград пойдет? Но запомните: узнаю, что в долг с двойным возвратом даете, – шкуру спущу!
Ингорь не сомневался, что никто не рискнул ростовщичеством заниматься, Олега боялись и верили, что он волхв. Сам княжич понимал, что Олег просто умен, не надо быть волхвом, чтобы понять, чем человек богатеет, если караванов не водит, а на торге сидит. Князь не любил тех, кто жил чужим трудом.
Совсем по-другому разговаривал Олег с мастерами, в ковню если и входил, то лишь по разрешению ковалей, смотрел уважительно, спрашивал без конца, что не знал, головой качал. Так же и у других, мог подолгу стоять даже над горшечниками, следя за их ловкими руками. Уважительное отношение князя поднимало мастеров в глазах остальных, а ему добавляло людское уважение, всяк понимал, чтобы сделать что хорошо, много труда вложить надо. Не раз Олег твердил о том и Ингорю, княжич соглашался, но считал работу уделом низших. Удел князя – власть, походы, завоевания!
Олег все головой качал:
– Без мастеров не будет и у князя ни меча, ни щита, ни порошней… Помрешь голодным и раздетым.