Читать интересную книгу Особый талант - Сергей Куприянов

23 января. Подмосковье. 17 час. 50 мин

Племянника телохранителя Руслана звали Леча. Было ему восемнадцать лет, и он успел немного повоевать в девяносто шестом году. Тогда он, конечно, был совсем еще пацан и автомат Калашникова был ему тяжеловат. Но он не хныкал и гордился тем, что воюет, как настоящий мужчина. Но война быстро закончилась, и ему пришлось возвращаться домой, в Комсомольское, помогать кормить семью. Нормальной работы не было, и он за это время успел поработать на маленьком нефтезаводе, потом был водителем на старой «ниве» — возил боевиков, которые с оружием сопровождали грузовики с товаром, а когда машина сломалась так, что починить ее было уже нельзя, родственник устроил его при заводе, на котором из карданных валов «КАМАЗов» делали гранатометы. Сам он их, конечно, не делал, а только подвозил на разбитом «ЗИЛе» железо и какие-то инструменты. Два раза он с другими молодыми участвовал в набегах на русские села и угонял скот. В общем, жил — как многие. Отцу подарил новую папаху и кожаную куртку. Матери тоже куртку. Сестре красивые сапоги. Итальянские. Они оказались ей чуть-чуть великоваты. Но зато не малы. В Дагестан мотался несколько раз, в Грузии был дважды. У него был свой автомат с патронами, припрятанными во дворе за домом, пистолет — его он постоянно носил с собой. Когда поехал в Москву с сестрой, у которой началось нагноение на ноге и потому ей срочно нужна была хорошая операция, оружие пришлось оставить. Проверяли их самих и вещи много раз и если бы оружие нашли — посадили бы в тюрьму. Тогда бы Нурпат точно осталась без ноги.

В Москве их хорошо встретили. Атаби, его дядя по матери, разрешил ему жить в своей квартире, где сам он редко появляется. Он работает на большого человека в самой Москве, и у него не много свободного времени. Помог положить сестру в больницу. Там, конечно, пришлось дать денег, но как без этого? Без этого не бывает. Зато врач сделал операцию и сказал, что нога останется целой. Она еще походит в итальянских сапогах!

Леча каждый день ходил ее навещать. Утром встал, поел, сходил в магазин, потом в больницу съездил, опять в магазин и обратно в квартиру. Атаби сказал, чтобы он зря на улицу не высовывался, хотя у него все документы с собой есть. И правильно сказал. Милиционеры останавливали его раз пять. Тоже денег пришлось давать, а они уже заканчивались. Дядя, конечно, даст, если будет нужно, но он уже взрослый и стыдно сидеть на чужой шее. А еще им обратно ехать с сестрой. На это деньги тоже нужны. И немалые! Ее, конечно, лучше бы пока здесь оставить, но, кроме дяди, у них тут нет других родственников, а он человек занятой. Да и как можно навязываться ему, если он сам не предлагает остаться? Может, еще и предложит.

Когда вчера дядя неожиданно вернулся и сказал, что есть дело, на котором он может хорошо заработать, Леча обрадовался. А когда узнал, что нужно убить одного русского, — и подавно. Стрелять он умеет. Слово «леча» с чеченского переводится как «сокол». Глаз у него и правда острый. В прошлом году он с приятелями на спор из автомата стрелял — часы выиграл. Ношеные, правда, но зато японские. Может и из винтовки. Ему только нужно цель увидеть, а уж там не промахнется.

Переговорив с дядей, они решили остановиться на автомате. Во-первых, привычнее. Во-вторых, если с тем русским окажется еще кто-то или кто-то мешать вздумает, то с автоматом управиться легче. Дистанция стрельбы у автомата, конечно, меньше, чем у винтовки. Но все равно достаточная. Это же не по банкам стрелять — по человеку. А он больше.

К вечеру дядя привез АК-74. Леча разобрал его и внимательно осмотрел. Все в порядке. Жалко только, что попробовать его нельзя. Без этого оружием сложно пользоваться. Но дядя сказал, что автомат проверяли и у него все в порядке. Оставалось только аккуратно собрать его, проверить, как работает механизм, и собственноручно снарядить оба магазина.

Вечером Леча помолился и лег спать, чтобы утром быть бодрым и уверенным в себе.

Утром он раньше обычного поехал в больницу и привез сестре, которая уже начала вставать, целую сумку фруктов и соков. Сказал, что уезжает ненадолго и предупредил, чтобы она не волновалась, если завтра он не придет. Зато послезавтра он обязательно будет и купит ей, что она захочет. Куда он отправляется и зачем, спрашивать она не стала, а только тревожно на него посмотрела и тихо сказала, что здесь ей скучно и хочется домой, к своим. Он пообещал, что скоро они уедут — как только врач разрешит. К врачу он тоже зашел, точнее, перехватил его в коридоре, когда тот отправился на обход по палатам, и отдал ему бутылку коньяка. Врач сказал, что дня через четыре можно будет выписывать сестру. Это значит, что через неделю они могут быть дома. Или дней через десять. Ведь Нурпат захочет, наверное, увидеть Москву, в которой она до этого никогда не была и неизвестно, когда будет. В магазины еще ей нужно зайти.

На обратном пути Леча зашел на рынок и купил у азербайджанцев спичечный коробок с анашой. Из своего опыта и по рассказам других он знал, что воевать лучше после того, как покуришь.

Из Москвы они с дядей выехали засветло. Автомат он хитро спрятал под «торпедой» «жигулей», так что найти его было сложно. К счастью, их никто не остановил и не проверил. Леча с интересом смотрел на поселки, мимо которых они проезжали. В одних было много богатых кирпичных домов, а в других — в основном деревянные домишки в один этаж с сараями и будками туалетов на задворках и крашеными срубами колодцев около дороги.

Наконец они миновали очередной пост милиции, около которого стояли «жигули» характерной раскраски, и свернули в сторону. Проехав с километр, Атаби остановил машину и достал автомат из тайника.

— Держи, — сказал он. — Все помнишь?

Леча молча кивнул.

— Молодец. Я проеду вперед и буду тебя ждать на дороге. Через час. Давай, переодевайся.

Леча скинул кроссовки и вместо них надел неудобные сапоги, поверх теплых брюк, не нуждающихся в глажке, — старые спортивные штаны с молниями по бокам, так что надевать их можно было не разуваясь. Кожаную куртку пришлось сменить на неуклюжее полупальто размера на два больше, чем нужно, под которым легко прятался автомат. А вместо удобной вязаной шапочки Атаби нахлобучил ему на голову нечто бесформенное и вонючее.

— Подойдет. Теперь ты похож на местного бомжа. Тут неподалеку помойка, и они роются. Иногда ходят по домам — побираться. Готов? Это тебе на всякий случай, — дядя протянул ему гранату. Племянник сунул ее в карман. — Теперь иди. Аллах с нами.

— Аллах акбар.

Леча вылез из машины и двинулся в лес, проваливаясь в снегу. Почти сразу невзрачные «жигули» тронулись с места, и через минуту их габаритные огни скрылись за деревьями. Леча прислонился к сосне и привычно набил мундштук из-под выпотрошенной папиросы. Глубоко затягиваясь, покурил и бросил окурок в снег. Напряжение, сковывающее плечи и напрягающее скулы, прошло, а в голове появился приятный туман. Он двинулся вперед, рукой отводя низкие ветви.

Было уже темно, но облака отражались в белом снегу, и этого было достаточно, чтобы разглядеть все в радиусе метров десяти-пятнадцати.

Идти было тяжело. Сапоги погружались в снег почти по обрез голенищ. В своих кроссовках он уже давно бы промок. Вскоре он увидел тропинку, о которой говорил дядя. По ней жители поселка ходили, срезая Дорогу, к автобусной остановке. Идти стало легче, и он ускорил шаг.

Через несколько минут он увидел светившиеся окна домов. Тут надо быть внимательнее — в некоторых дворах есть собаки. Он свернул с тропинки, и передвигаться стало опять тяжело. Ничего, это он осилит. Он молодой. Он сильный. Он храбрый. Дыхание сбилось, рубашка под теплым свитером взмокла, и он остановился, чтобы сориентироваться и перевести дух. Теперь он увидел нужный ему дом. Среди остальных он выделялся светлым кубиком бани, бревна недавней постройки еще не успели потемнеть, и падающий на них свет из окна отражался от них, как от зеркала маяка.

Он двинулся к бане, нащупывая под пальто автомат и стараясь пониже пригнуться, так чтобы его не заметили. Хотя кому тут смотреть? Не похоже, чтобы тут опасались. Живут себе и ни о чем не беспокоятся. Даже не подозревают о том, что всего в нескольких десятках шагов от них крадется их смерть. Леча подумал, что запросто мог бы их перерезать, как сонных кур. Дядя сказал, в доме их может быть двое или трое. Жалко у него нет с собой ножа. Это было бы еще лучше. Тихо — и будет что рассказать дома. В крайнем случае он может их передушить. Голыми руками.

Молодой чеченец плохо представлял, с кем ему предстоит иметь дело. Точнее говоря, совсем не представлял. Калита был не просто пожилым и не очень крепким физически человеком. Он много чего повидал на своем веку, много чего испытал. Его уединенная жизнь в отдаленном поселке была не прихотью стремящегося к покою человека. Да и какой, спрашивается, может быть покой у казначея, держателя и распределителя общака? Можно сказать, директора банка, кассира и охранника в одном лице. Да вокруг чуть ли не каждый первый хочет запустить руку в эту кассу. И то, что денег, как таковых, в доме Калиты не было, особого значения не имело. Если бы Калита счел, что ему безопасней жить в городе или в замке за каменным забором, то он бы там и жил, и никто бы его не осудил за это. Потому что он кассир, а, кроме того, его слово само по себе, без этих денег, значит немало.