Она достала из-за корсажа пакетик с красным порошком и помахала им у его носа.
— Хочешь кристаллики счастья, мой одинокий король?
Через несколько минут, он откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение и эйфорию, боль затихала, отходила на второй план.
— Зачем ты нашла меня, Ирина? И что мне помешает сейчас тебя похоронить? Прямо здесь за наглость?
В ее глазах на секунду блеснул страх:
— Ничто не помешает, кроме того, что я сейчас тебе нужна. Я всегда буду выполнять все твои желания. Я ведь любила тебя. Это ты меня убил. А я подарила тебе новую жизнь. Смотри, кем ты стал. У тебя есть все. Но ты можешь это потерять, если не доверишься мне.
Ирина облизала его запястье и снова вскрыла вену, засыпая кристаллики порошка.
— Еще немножко анастезии и ты почувствуешь себя намного лучше, доверься мне.
Ник закрыл глаза, и застонал от наслаждения, чувствуя эйфорию от разливающегося по венам наркотика.
— Вот так, мой хороший. Она предала тебя, но есть я. Всегда есть я.
Ее руки гладили его по волосам нежно, успокаивая.
— Скоро ты все забудешь, поверь. Все. Мне нужно немного времени, и ты начнешь новую жизнь.
Ник приоткрыл глаза, с трудом размыкая тяжелые веки.
— У тебя много дури?
— Достаточно и я знаю, где взять еще.
— Дурь запрещена законом, — пробормотал он, а она тихо засмеялась:
— Закон это ты, мой король.
— Верно. Закон — это я. Оставь пакетик и уходи. Я найду тебя, если ты мне понадобишься. Давай, поди прочь. Ты меня раздражаешь.
На секунду зеленые глаза женщины вспыхнули яростью и тут же погасли, она обхватила лицо Ника руками.
— Посмотри на меня, посмотри, да вот так. Ты найдешь меня очень скоро, потому что я нужна тебе. Найдешь, запомни это. Ты меня найдешь сам.
Она ушла, оставив его одного, полумертвого от смеси алкоголя и красного порошка. Она не слышала, как он пробормотал:
— Сука…на хер ты мне нужна…но я найду тебя ты права, последнее время я делаю это слишком часто и не знаю почему. Черт…а все равно больно. Анастезия не действует. Марианна…как же ты болишь внутри меня, когда же ты умрешь в моем сердце…сколько еще, мать твою, ждать а? Я нахрен с ума схожу.
И захохотал громко, раскатисто, потянулся за сотовым:
— Серафим, ты узнал где она? Отчет мне на стол…как всегда, подробный. Подпиши это сам…я б***ь не в силах руку поднять. Пусть твои парни увезут меня отсюда.
21 ГЛАВА
Думаю, это то, к чему мы пришли.
И если ты не хочешь,
То можешь мне не верить.
Но меня не будет рядом,
Когда тебе будет плохо,
Поэтому знай,
Ты одна теперь, поверь мне.
(с) Fort Minor — Believe Me
Когда тихо умирает надежда, рассыпается на осколки и растворяется любая возможность вернуть что-то обратно, только тогда становится по-настоящему больно. Физические страдания не сравнятся с медленной агонией сердца. Я надеялась даже тогда когда он бросил меня, я надеялась даже тогда, когда Фэй сказала, что я не верну его и не должна пытаться, я надеялась и даже тогда, когда он равнодушно отключал мои звонки. Мне казалось, что пройдет время и он меня простит. Остынет, забудет. Да, возможно так было бы с любым другим, но не с Ником. С кем угодно, чьи действия и мысли несли в себе определённую логику. У Мокану нет логики. Он принял решение и этого изменит никто. Я поняла это когда мне вручили бумаги о разводе, но тогда я все еще не помнила кто такой Николас Мокану. В моем представлении это все же был человек. Подсознание не воспринимало другой реальности, более жестокой, страшной — я люблю не человека, я люблю монстра. Не воспринимала, пока Сэми не вернул мне мое прошлое, которое я так мечтала вернуть. «Бойтесь ваших желаний — они могут исполниться». Я наивно предполагала, что я страдаю — о, это были не страдания, это лишь прелюдия, отголоски, далекое эхо приближающегося апокалипсиса, агонии моей души. Насколько меняется восприятие. Все та же бумажка о разводе. Клочок нашего прошлого с подписью о вынесенном приговоре будущему. Я перечитывала эту бумагу день за днем, минута за минутой, я часами смотрела на нее и искала между колючими шаблонными словами некий смысл и не находила. Ничего. Только неожиданное дикое одиночество. Я говорила с ним, я видела его и это больше не тот Ник, которого я знала — это равнодушный, бесчувственный монстр. Ничего человеческого. Ни грамма. Исчезло все — даже те жалкие крохи, которые были в нем в момент зарождении нашей любви, от нее остался лишь пепел с тлеющими углями.
Возможно, так себя чувствует бабочка, когда у нее сгорают крылья или раненная птица, летящая камнем вниз с огромной высоты, подстреленная тем, кому всецело доверяла. Я летела в пропасть. Час за часом все ниже и ниже. Иллюзии, мечты, эфимерное счастье, жалкие надежды, унизительные желания. Все это не имело больше никакого значения — он отказался от меня. Я не значу в его жизни ровным счетом ничего. А значила ли?
А как же его слова «Я никогда тебя не отпущу», «Я не позволю тебе уйти» и жестокие ответы на вопросы — он не просто позволил, он вытолкал тебя из своей жизни, вышвырнул за борт. Тебя больше нет. Я как раненный зверь кружила вокруг этой бумаги, в которой был заключен весь смысл последних лет моей жизни, которую я так надеялась вспомнить и вернуть. Я не решалась взять ручку и поставить подпись рядом с его инициалами. Когда он расписался там, что он чувствовал? Ему было хоть немного жаль того что мы потеряли? Хоть чуть-чуть, ему было больно? Он страдал? Или подписал это между делом, вперемешку с многочисленными контрактами, которые его секретарь клал к нему на стол?
Он мучился, как я? Как быстро он принял это решение? Неужели только потому что я стала другой? Но тогда это не любовь…все его чувства суррогаты любви. Он не простил. Только почему то мне казалось, что дело не в прощении. Как говорит сам Николас — ненависть это чувства и пусть тебя лучше ненавидят, чем презирают или остаются равнодушными. Он прав. Его ненависть я бы пережила легче. Ненависть, ревность, безумие, но не ледяное равнодушие. С каким изощренным, садистским удовольствием он смотрел как я страдаю. Лучше бы бил как тогда, после плена Берита. Лучше бы насиловал, рвал тело в клочья, но не душу. Боже, я истекаю кровью. Каждая клеточка моего тела содрогается в предсмертной пытке. Любовь умирает долго и мучительно, годами. Я не выдержу…я слишком слабая.