Таура!
…чье-то мертвое тело.
Приземистая тень, едва различимая на сером фоне печи, метнулась в сторону и тотчас пропала. Спустя мгновение на чердаке что-то упало, и по потолку из угла в угол протопали частые легкие шаги.
– Чтоб тебя! – выругалась ведьма, схватившись за сердце.
Наверху сдавленно хихикнули.
– Напугал! – ведьма погрозила потолку кулаком. – А ну, спускайся! А не то завтра притащу сюда чертополох и лебеду! Разложу по всем углам! Вот тогда посмеешься!
Она ощупью нашла лучину, чиркнула спичкой.
Горшок, что вечером стоял на столе, сейчас валялся на полу. Железная крышка откатилась далеко в сторону. Остатки ухи жирной лужей растеклись по половицам.
– Ну и посмотри, что ты наделал! – сказала ведьма, вновь обращаясь к потолку. – А еще Хозяин называется!
Наверху затаились.
– Срам! – объявила ведьма.
Она поставила горшок на место. Подняла крышку. Но принципиально не стала вытирать лужу.
И вновь вернулась в кровать.
Утром ей показалось, что ночное происшествие – лишь сон. Лужи на полу не было. И горшок все так же стоял на столе, накрытый железной крышкой.
Ведьма еще немного повалялась в кровати, довольная, что не надо готовить еду. Встала. Оделась. Сходила на улицу. Вернулось с охапкой дров. Быстро, сноровисто растопила печь.
А когда она собиралась поставить горшок к огню, то выяснилось, что посудина совершенно пуста.
И значит это был не сон.
– Тьфу! – в сердцах сплюнула ведьма, взяла большой нож и пошла на двор чистить рыбу.
Она вернулась со связкой выпотрошенных рыбин в одной руке и с пучком дикого лука и чеснока, с мясистыми корнями лопуха, борщевиком и щавелем в другой.
– Привет! – сказали у нее за спиной, и ведьма едва не выронила все из рук. Обернулась.
Маленькое существо – кривоногое, лохматое, долгорукое – застенчиво улыбалось щербатой пастью.
– Пришел, все-таки, – сказала ведьма, делая вид, что ничуть не удивлена. Как-никак, а домового она видела впервые.
– А я никуда и не уходил, – сказал коротышка и знакомо хихикнул. – Куда я отсюда уйду? – Он с интересом посмотрел на рыбу, на коренья и траву, принюхался, смешно повозив конопатым носом и осведомился: – Это в суп?
– Да, – ответила ведьма.
– Такой же как вчера?
– Да.
– Вкусный! – домовой облизнулся, причмокнул.
– Ты же его весь разлил. – Ведьма сложила припасы на стол, присела на кровать, разглядывая домового.
– Я? Разлил? – удивился лохматый коротышка. Он словно не мог заставить себя стоять спокойно: косолапо топтался, потом вдруг срывался с места, удивительно быстро отбегал в сторону на пару шагов, так же резко останавливался… Было заметно, что он нервничает. Видимо, не привык он вот так вот в открытую, днем, стоять посреди комнаты и разговаривать с человеком. Пусть даже и с ведьмой.
– А кто же? Уронил горшок на пол, меня разбудил.
– Ну да! Это я! – гордо признался домовой, притопнув ногой.
– Так ты уху прямо с пола, что ли слизал?
– Так пол-то чистый.
– И вкусно, говоришь?
– Вкусно! Ты меня еще угостишь?
Ведьма неопределенно пожала плечами.
– Только если прятаться больше не будешь.
– Не буду, – сказал домовой и перебежал в темный угол за печью.
– Ты куда? – остановила его ведьма.
– Наверх.
– Прячешься?
– Я приду скоро.
– Через час будет обед готов.
– Я здесь. Я увижу.
Домовой метнулся в сторону и пропал, только занавеска колыхнулась. Ведьма подошла ближе, осмотрела угол, ощупала кладку печи, пытаясь понять, куда испарился шустрый коротышка…
– Сквозь стены ты что ли ходишь? – пробормотала она, ничего не обнаружив. Наверху раздалось приглушенное хихикание.
Они сидели за столом, обедали и разговаривали, словно старые знакомые. Сухая крючконосая ведьма и косматый коротконогий домовой.
– А я тебя в кристалле видела, – сказала ведьма. – Но я и раньше подозревала, что это ты тут шалишь.
– В каком кристалле?
– В камне блестящем. Ты же за мной наверняка следил.
– Это когда у окошка?.. В камне? – домовой удивился. – Меня видела? А как я туда влез? – в глазах его промелькнула искорка лукавства, и он сдавленно хихикнул, возбужденно заерзал на стуле.
Ведьма все никак не могла решить, так ли прост домовой, как кажется. Каким хочет казаться.
– Ты давно здесь живешь? – спросила она.
– Это люди живут, – обиделся домовой, – А мы, Хозяины, обитаем.
– И давно ты в этом доме обитаешь?
– Давно, – односложно ответил домовой, отложил надоевшую неудобную ложку, припал губами к тарелке и стал пить суп через край, бычком, громко хлюпая и чмокая.
– И кто здесь жил? – спросила ведьма.
Домовой оторвался от тарелки, рукой утер бороду и долго смотрел в лицо собеседнице, беззвучно шевеля губами.
– Ну! – поторопила его ведьма. – Кто?
– Когда?
– Что – «когда»?
– Здесь много кто жил. Сначала жил горбатый дед – я даже имени его не помню. Потом он помер и здесь стал жить его внук. Потом он женился и уехал. А поселились Стрижи.
– Стрижи? – удивилась ведьма. – Птицы?
– Нет, – домовой хихикнул, стукнул себя кулачком по лбу, показывая ведьме, какая она бестолковая. – Это семья такая – Стрижи. Долго они жили. А потом все куда-то делись. Разлетелись, – домовой снова хихикнул. – Младших-то, говорят, убили.
– Кто говорит?
– А ты слушай! – домовой повысил голос, и ведьма невольно улыбнулась. – После Стрижей пришел сюда странный человек. Да и не человек вовсе…
– Дварф! – вновь вмешалась ведьма и осеклась. Но домовой только глянул на нее и подтвердил:
– Ага. Дварф. Это его уже здесь так прозвали. А настоящее его имя – Раззерногригт.
– Откуда ты знаешь?
– А я и твое имя знаю, – хмыкнул домовой и ответил: – Он тоже сам с собой разговаривал. Особенно потом, когда один остался. Говорит чего-то и говорит. В огонь смотрит, и рассказывает, рассказывает без остановки. И сам вроде бы не понимает, о чем рассказывает. Потом очнется, дернется, оглядится… Чудной… Вот и про Стрижей он рассказывал, и про подземные кузни, и про озеро из черной крови земной, и про туман, про демона…
Ведьма вздрогнула. А домовой увлеченно продолжал:
– Раззерногригт его имя. Гном он. Но не совсем. Отец его гном, а мать – человек. Полукровка он. Наверное потому такой странный и был. Не в себе. Но он мне нравился. И истории его интересные и сам он. Он меня несколько раз видел, правда толком разглядеть не успевал. Знал, что я рядом. Он думал, что я дух братьев Стрижей, – домовой засмеялся. – Кормил меня, но всегда удивлялся – разве духи едят?
– Гном? Ты уверен?
– Ну, не гном, конечно. Я же говорю – полукровка. Его и из племени выгнали потому…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});