— Саймон, я не боюсь его. Не мучай себя. Хьюго снова рассмеялся.
— Один! — объявил он.
— Джуния! Понимаешь ли ты, чего он требует?
— Да, — кивнула девушка. — Он хочет, чтобы мы любили друг друга в его присутствии.
— Два, — проворчал Хьюго.
— Нет, он хочет, чтобы я изнасиловал тебя перед всеми! — выдохнул Саймон.
— Сделай это! Того, другого мне не вынести! Сделай это!
— Три! — выкрикнул Хьюго, уставясь на сына.
— Хорошо, — кивнул Саймон. — Я сделаю это, но буду проклинать тебя до последнего дыхания. Гореть тебе в вечном огне за то, что ты сотворил!
— Раздень ее, — холодно бросил Хьюго начальнику гарнизона. — А вы держите моего сына, пока она не останется в чем мать родила. По крайней мере хоть посмотрим хорошенько на то, чего нам не достанется! И знаешь, что, сынок, если у тебя не будет стоять, я сам возьмусь за дело! Давно уже мне не попадалась сочная молодая девственница!
Саймона схватили за руки, но стоило мужчинам окружить Джунию, как та резко крикнула:
— Не приближайтесь! У меня не так много одежды! Я разденусь сама!
— Нет! — возопил Бринн Пендрагон, выпрыгнув из-за валунов, громоздившихся у поляны. В руке у мальчика блестел меч. К счастью, он сумел застать врага врасплох и ранил первого, кто встал на пути.
— Беги, сестра! — крикнул он Джунии.
Но Хьюго, прыгнув вперед, выбил оружие из рук мальчика и мощным ударом сбил на землю. Тот мешком свалился на траву, потеряв сознание.
— Клянусь Богом! Все лучше и лучше! Это сын лорда Дракона! Свяжите его и бросьте поперек моего седла! — велел он своим людям и, повернувшись к Джунии, приказал:
— А теперь, девка, раздевайся, да поизящнее, чтобы порадовать меня своими манерами.
— Иди к черту, — отрезала Джуния. — Если ты изувечил брата, мой отец точно тебя прикончит. Если только я раньше не проткну тебя ножом, де Боун!
Она стащила платье и положила на камень.
— Дай мне свои башмаки, девка, — прорычал он. — Без них ты далеко не убежишь.
Джуния села на платье и, стащив башмаки, швырнула ими в Хьюго. И только потом, прежде чем сбросить камизу, сообразила распустить волосы, решив, что они немного ее прикроют.
Она положила камизу поверх платья. Ну вот, теперь она совсем голая.
Однако Джуния по-прежнему старалась сохранять спокойствие и не выказывать страха.
Мужчины жадно пожирали взглядами девушку.
— Я человек слова, — высказался наконец Хьюго, — но клянусь Богом и его Пресвятой Матерью, мы слишком много потеряли.
Он схватил Джунию и попытался сжать груди. Девушка в отчаянии старалась оттолкнуть его, а Саймон стал яростно вырываться.
— Ну же, сын мой, подойди, — издевался Хьюго. — Разве вид этой нагой красотки не воспламенил в тебе страсть? Снимите с моего сыночка тунику! Посмотрим, можно ли привести его петушка в боевую готовность.
— Ты чудовище! — крикнула Джуния.
— Если он не возьмет тебя, девка, рассчитывай на меня, — пообещал Хьюго, целуя голое плечо Джунии. Огромные ладони грубо мяли нежную плоть девичьих грудей.
Тем временем его люди сняли с Саймона тунику и шоссы, обнажив его мужское достоинство, которое, несмотря на ненависть Саймона к отцу, уже начинало подрагивать и подниматься. Его подтащили к тому месту, где хозяин держал девушку, и с диким смехом толкнули молодых людей друг к другу. Хьюго силой уложил Джунию на траву, а двое солдат, встав на колени, широко развели ее ноги. Двое других прижали к земле ее тонкие руки. Саймона тычком поставили на колени между ее раскинутых ног.
— Мы сделали все, что могли, малыш, — злобно ухмыльнулся Хьюго. — А теперь объезди ее! И как следует! Если только не хочешь, чтобы я сделал это за тебя! Желаю слышать ее вопли, когда ты сорвешь ее вишенку! Любовным играм научишь позже, а пока раскупорь валлийскую сучонку и заставь молить о продолжении!
— У нас нет выхода, любимый, — прошептала Джуния сквозь стиснутые зубы. — Я не хочу никого другого, кроме тебя. Пусть и в таком окружении.
— Это варварство, — прошептал он в ответ, нежно гладя ее лицо. — Джуния, мне очень жаль, потому что я тебя люблю.
К стыду Саймона, его достоинство стало каменно-твердым, а похоть с каждой секундой разгоралась все сильнее. Мало того, что он должен изнасиловать любимую на глазах у грязных скотов, он хотел взять ее. И ничего не мог с собой поделать.
— Думай о другом времени и месте, — уговаривала Джуния. — Мы там. Не здесь. Мы одни, Саймон, и можем утолить взаимную страсть. Люби меня, дорогой. Люби здесь и сейчас.
Несмотря на отважные слова, ее одолевал страх не только за себя, но и за брата, лежащего связанным, как оленья туша, поперек седла Хьюго де Боуна.
— Знаешь, что в первый раз бывает больно? — спросил он и, когда она кивнула, едва слышно добавил:
— Ты должна громко кричать, иначе отец не угомонится, милая. Я не желаю, чтобы он снова тебя мучил.
Он уже успел найти вход в ее мягкую плоть и с облегчением ощутил, насколько она влажна.
— Заканчивай поскорее! — заорал отец. — Что ты лежишь на ней, как мокрое одеяло? Объезди ее, Саймон, да пожестче! Скачи во весь опор!
— Я не боюсь, — повторила Джуния. — Я люблю тебя, Саймон де Боун!
Она ощутила, как он осторожно входит в ее девственное тело, и испытала благодарность за его заботу о ней в этих страшных обстоятельствах.
— Ты уже втиснулся в нее? — прокричал Хьюго. Джуния убедительно застонала, и ее мучитель довольно ухмыльнулся.
— Тебе больно? — выдохнул Саймон.
Джуния едва не рассмеялась, но вовремя прикусила губу.
— Нет, это я делаю вид, любимый.
Но тут ее глаза расширились: что-то толстое и твердое врывалось в нее, причиняя боль. Джуния вскрикнула и закрыла глаза, не в силах видеть похотливые жестокие лица мужчин. Те, кто держал ее ноги, встали, поднимая их и разводя еще шире, позволяя Саймону проникнуть глубже.
Но Хьюго недовольно морщился. Парень валяет дурака и щадит девчонку.
Подойдя к своему скакуну, он вытянул из сумки кожаный ремешок. Пленник очнулся и сверлил его злобным взглядом, но ничего не мог сказать, потому что ему предусмотрительно заткнули рот.
Хьюго вошел в круг, где сын довольно вяло изображал страсть, и, размахнувшись, огрел его по голым ягодицам. Саймон резко дернулся, но отец засмеялся.
— Довольно мяться, парень! Насади ее на вертел! Буду пороть тебя, пока не послушаешься!
Ремень с глухим стуком продолжал падать на обнаженную плоть, пока Саймон не стал двигаться быстрее.
— Прости, любимая, — простонал он, вонзаясь в нее. И, услышав пронзительный вопль девушки, едва не заплакал сам.
— Давай живее, парень! — рычал отец, продолжая еще сильнее орудовать ремнем. — Я хочу, чтобы ты как следует вспахал ее борозду и полил своими соками!