«Следуйте к цветочному пункту Лилия-10 для передачи топлива U-126».
— Где эта Лилия-10? — спросил Рогге.
Каменц быстро произвел расчеты.
— Здесь, — сказал он и поставил на карте аккуратный крестик. — Точно здесь, — уверенно повторил он.
Сегодня я вполне мог бы сказать, что уже тогда меня одолели дурные предчувствия, что слова «Лилия-10» внушили неясную тревогу. Но ничего этого не было. Пункт 10? Мы смотрели на маленький карандашный крестик на карте, и никому из нас не пришло в голову, что он может отметить могилу «Атлантиса».
Глава 23
Feindlicher Kreuzer in Sicht!
— Feindlicher Kreuzer in Sicht![40] Feindlicher Kreuzer in Sicht!
И сразу же после этого пронзительный сигнал тревоги, в течение нескольких секунд превративший спокойно плывущее судно в отлаженный боевой механизм. Люди занимали свои места по боевому расписанию, чтобы принять участие в своем последнем роковом сражении.
— Feindlicher Kreuzer in Sicht! Feindlicher Kreuzer in Sicht!
Этот крик, донесшийся к нам по телефону, соединяющему наблюдательный пост и мостик, трансформировался в громкий тревожный сигнал, разорвавший окутавшую помещения корабля сонную тишину, — вахтенный офицер нажал кнопку сигнала тревоги.
Этот сигнал стал предвестником конца «Атлантиса», знаком, который, и все мы это знали, не мог однажды не появиться. Мы в этом не сомневались, но старательно загоняли подобные мысли в самые дальние уголки мозга, предпочитая жить сегодняшним днем и не думать о будущем, тем более столь неприятном.
Раннее утро 22 ноября 1941 года выдалось скучным, но ясным. Мы стояли в точке рандеву с U-126, передавая топливо нашей серой коллеге — субмарине, которой предстояла великая миссия. Других забот в то утро не было, и мы позволили себе немного расслабиться. Южная Атлантика была тиха и спокойна. Такой бывает городская улица на исходе ночи, когда на нее еще не хлынул утренний поток транспорта, когда спешащие по своим делам люди еще не начали втаптывать в грязь опавшие осенние листья. Я, широко зевая, вышел на палубу и огляделся вокруг.
U-126 стояла у нашего борта, на лодку был переброшен топливный трубопровод. Создавалось впечатление, что большой корабль переливает маленькой юркой подлодке свою кровь.
Из каюты Рогге доносились голоса. К нам на борт прибыл командир подводной лодки, и теперь мужчины обменивались слухами и информацией за стаканом шерри. Представители соперничающих подразделений общались с непринужденной сердечностью, как встретившиеся в мирное время друзья. Откуда-то слышалась сентиментальная песня. Тихое мирное утро. Правда, холодное. А учитывая, что я плохо спал и никак не мог окончательно проснуться, оно показалось мне еще холоднее. Уже в который раз мне приснился сон, регулярно посещавший меня после ухода с кораллового атолла. Считайте это чем хотите — предвидением или подсознательным страхом, но сон был всегда одинаков: я видел появляющийся слева по борту британский крейсер — с тремя трубами и длинным корпусом. В этом месте я обычно просыпался и не знал, чем закончилась встреча.
Вахтенный хмуро улыбнулся и пожелал мне доброго утра.
— Слава богу, вчерашняя паника закончилась, — сказал он.
Он говорил о волнении, вызванном неприятностью с нашим гидросамолетом. После обычного разведывательного полета «Арадо» совершил неудачную посадку на воду и стремительно затонул. Это была тяжелая потеря. Мы лишились «глаз» как раз в тот момент, когда находились в самом неподходящем месте. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что Рогге, и без того не считавший «окрестности» безопасными, пребывал в крайней степени недовольства.
— Что толку говорить. Все равно тут уж ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Зато сегодня все вокруг кажется намного более мирным.
По пустынной палубе гулял легкий бриз. Здесь было только несколько человек — заканчивали свою работу. Остальные предпочли оставаться в теплых помещениях. По гладкой поверхности моря катились небольшие ленивые волны, вода перед рассветом казалась серой, но мы знали, что под солнечными лучами она изменит цвет и станет голубой. На какое-то время, причем уже не впервые, я позабыл о войне, любуясь открывшейся передо мной картиной рождения дня над океаном. Нам редко выдавалась возможность предаваться созерцанию, и, постоянно пребывая в лихорадочной спешке, мы попросту не замечали окружающих нас величественных красот. Кофе был хорош, и даже запах топлива, сопровождавший процесс передачи, не казался неприятным, а представлялся неотъемлемой частью общей картины — неба, ветра и моря.
А потом раздался крик:
— Feindlicher Kreuzer in Sicht! Feindlicher Kreuzer in Sicht!
Дальше события замелькали, как картинки в калейдоскопе. Секунда — трубопровод был отсоединен. Еще секунда — и на палубу выбежал командир подлодки, спешащий вернуться на свой корабль. Слишком поздно! Его молодой старший помощник среагировал так быстро, что на месте, где только что была субмарина, остались только пузыри и пена. U-126 ушла, оставив своего командира кипящим от злости на нашей палубе.
— Ублюдки! Чертовы ублюдки! Поспешили нырнуть, даже не видя противника!
Но U-126 следовало опасаться еще одного врага, и вскоре мы в этом убедились. А ведь мы всегда так гордились своей способностью заметить врага первыми! Появился гидросамолет с крейсера, он кружил вокруг — летчики фотографировали «Атлантис».
— Сбить эту свинью! — крикнул один из матросов, но Рогге покачал головой.
«Уолрос» продолжал описывать круги, надоедливое жужжащее насекомое, воинственная оса, у которой хватит яду на всех. Но Рогге не давал приказ открыть огонь. На полной скорости подлетел наш катер — словно перепуганный цыпленок, спешащий под крыло мамы-наседки. Когда он аккуратно пристроился у борта, с палубы кто-то крикнул:
— Сейчас не слишком удачный момент для гостей!
Последовало короткое совещание, на котором Рогге отдал необходимые распоряжения. Он был очень встревожен, хотя внешне оставался, как всегда, спокойным. Он планировал последний отчаянный блеф.
— Постараемся потянуть время, — сказал он. — Попробуем выдать себя за англичан.
Бессмысленное намерение? Ни в коем случае. Существовала вероятность, что крейсер, поверив в наш блеф, приблизится, и тогда у нас появится шанс использовать торпеды.
— Есть еще подлодка, — напомнил Рогге. — Надо дать ей время уйти. Короче, будем тянуть время до последнего. И помните: орудия должны молчать.
Я навел бинокль на «Девоншир» и поневоле залюбовался великолепным кораблем. Разбегающиеся от его носовой части волны оживляли гладкую поверхность моря и давали представление о скорости, с которой он двигался. Правда, я быстро перестал восхищаться изящным классическим силуэтом британского военного корабля, разглядев палубные орудия, коих, по моим понятиям, было слишком много. Их дула были направлены на нас. Крейсер двигался в нашу сторону, и, если не произойдет чуда, очень скоро все будет кончено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});