— Да ради Бога, уверен, выдержки у тебя хватит. — Он ткнул в бумажку пальцем. — Что означают все эти звездочки?
Хорошая Люси попыталась бы сменить тему, но Вайпер было все равно, что он подумает.
— Звездочки означают то, что я успела сделать к тому моменту, как мне исполнилось четырнадцать, но, к сожалению, не довела до конца. Я намереваюсь это исправить, и если думаешь, что это глупо, это твоя проблема.
Уголки его губ поднялись.
— Глупо? Хулиганить по телефону? Почему я должен подумать, что телефонное хулиганство — это глупо?
— Быть может, этот пункт я бы и опустила, — с невинным видом произнесла она.
Он оглядел ее дешевый топ.
— Зато одеваться в стиле малолетней шлюхи у тебя получается. Имей в виду, что я не жалуюсь.
— Спасибо! Пару вещей пришлось заказать по Интернету, но для меня это работает.
— Определенно. — Он указал на листок. — А вот курить травку противозаконно.
— Ценю вашу заботу, господин полицейский, но уверена, вам это не помешало ее попробовать.
Его взгляд опустился ниже.
— Ты никогда не плавала голой?
— Подай на меня в суд.
— Ты ведь дашь мне знать, когда соберешься?
— Если, черт возьми, вспомню.
— Если хочешь ругаться, то по крайней мере делай это к месту. Звучит по-дурацки. — Он нахмурился. — Целоваться на людях? Со мной не выйдет.
— Ладно. Найду кого-нибудь еще.
— Черта с два, — прорычал он. — И можешь вычеркнуть «спать с мужчинами», потому что ты спишь со мной.
— Ни за что. Под «мужчинами» подразумевается больше одного партнера.
— Уже забыла о Теде?
— Это не считается. Он сделал мне предложение.
Панда принял такой вид, как будто хотел что-то сказать, но промолчал. Вместо этого ткнул в картинку, которую она нарисовала на полях.
— А это что?
Черт. Она скорчила гримасу.
— «Хелло, Китти».
Он ухмыльнулся.
— Плохая девчонка.
Базилик на стеллаже немного поник. Она спрыгнула с шезлонга, чтобы полить его, удалила засохшие листья с герани и снова села. Люси взяла ручку и принялась писать.
«Преданность матери делу зашиты детей уходит корнями в ее собственное детство: еще в подростковом возрасте она посещала детей в больницах и лагерях для беженцев…»
Об этом и так подробно писал дед Люси, и он точно не похвалил бы ее за плагиат.
Она вырвала страницу, вытащила из кармана список плохих дел и добавила еще одну строку.
«Манкировать домашнюю работу».
Потом добавила звездочку.
Бри никогда не чувствовала себя настолько не в своей тарелке. Для афроамериканцев считается нормальным посещать церкви для белых: это помогает белым прихожанам ощутить единение. Однако, будучи единственной белой в единственной церкви для черных на острове, она чувствовала себя некомфортно. Ей никогда не нравилось выделяться. Она предпочитала сливаться с толпой. Но когда служка провел их по центральному проходу миссионерской церкви «Милосердное сердце», она не заметила ни одного лица, столь же бледного, как ее.
Служка подал им сборники гимнов и указал на скамью во втором ряду. Вот и конец ее надеждам спрятаться.
После того как они уселись, она разволновалась еще больше. Именно так чувствует себя чернокожий, который отправляется в одиночное плавание в белом мире? Или, возможно, дело было в ее собственной неуверенности, и после всех прочитанных книг она стала задумываться о расовых предрассудках больше, чем следовало.
Миссионерская церковь «Милосердное сердце» была второй старейшей церковью на острове и располагалась в приземистом здании из красного кирпича, которое явно не отличалось изысканным стилем, хотя воздушный алтарь выглядел так, будто его недавно обновили. Стены отливали слоновой костью, высокий потолок был обшит светлыми деревянными панелями. Алтарь покрывала фиолетовая материя, и три серебряных креста висели на передней стене. Прихожан было немного, и в воздухе пахло духами, лосьоном после бритья и звездчатыми лилиями.
Люди, сидевшие рядом, улыбнулись в знак приветствия. На мужчинах были костюмы, на женщинах постарше шляпы, а на молоденьких — яркие летние платья. После первого гимна женщина-дьякон, которую Бри сначала приняла за священника, поприветствовала паству и объявила о том, что их ждет. Бри почувствовала, как залилась краской, когда женщина посмотрела на нее.
— У нас сегодня гости. Вы не могли бы представиться?
Бри такого не ожидала, и прежде чем нашла силы заговорить, услышала голос Тоби.
— Я Тоби Уилер, — произнес он. — А это Бри.
— Добро пожаловать, Тоби и Бри, — сказала женщина. — Бог благословил нас, прислав вас сегодня на нашу службу.
— Как вам угодно, — пробормотал Тоби, пока паства хором повторяла «аминь». Однако в отличие от своего циничного спутника Бри почувствовала, как начала расслабляться.
Началась сама служба. Она привыкла к сдержанной интеллектуальной вере, но это была вера горячая, как в молитвах, так и в возношении хвалы. После службы она сбилась со счета, пытаясь понять, сколько людей подошло поздороваться с ней, и ни один не спросил, что такая бледнолицая дама делает в их церкви. Женщина поговорила с Тоби о программе воскресной школы, а священник — мужчина, которого Бри видела в городе в магазине подарков, — выразил надежду, что они придут еще раз.
— Что думаешь? — спросила она Тоби, когда они вернулись назад к ее «шевроле-кобальт».
— Все прошло нормально. — Он вытащил рубашку из штанов. — Но мои друзья сейчас в церкви Большого Майка.
Он говорил о своих единственных друзьях, братьях-близнецах, которых даже не было на острове. Майра оказала ему медвежью услугу, не позволяя общаться с другими детьми.
— Быть может, здесь ты заведешь новых друзей, — заметила Бри.
— Я не хочу. — Он распахнул дверь машины. — Я звоню Большому Майку и говорю, что на следующей неделе поеду в церковь с ним.
Она подождала, пока ее охватит привычное уныние от того, что она вновь потерпела поражение. Но этого не произошло. Вместо этого Бри схватилась за дверцу машины, прежде чем Тоби успел ее захлопнуть и прислонилась к ней.
— Здесь я начальник. Мне нравится эта церковь, и на следующей неделе мы вернемся сюда.
— Это несправедливо!
Он попытался вырвать у нее дверцу, но она крепко держала ее и тем самым тоном, которым говорила Люси, уверенно произнесла:
— Жизнь вообще несправедлива. Привыкай.
— Единственное, о чем она может думать, — это черные, черные, черные, — жаловался Тоби Люси, и его золотистые глаза в оправе густых ресниц яростно сверкали. — Как будто в этом весь я. Этот черный мальчик. Даже не я. Она полна предрассудков. Она райсистка.