Эта национальная аксиома, завоевавшая в нескольких различных формулировках огромную популярность в сионистском движении, была плодом чистейшего исторического вымысла, выросшим из концепции изгнания. Хотя подавляющее большинство профессиональных историков прекрасно знало, что насильственного изгнания «еврейского народа» никогда не было, они позволили этому христианскому мифу, перенятому иудейской традицией, свободно распространяться по общественным и педагогическим каналам национальной памяти, не пытаясь препятствовать его распространению. Они даже косвенно помогали распространению этого мифа, понимая, что только он может послужить моральным оправданием заселения «изгнанной нацией» земли, где живут другие люди.
С другой стороны, такое явление, как массовое обращение в иудаизм, благодаря которому в Средиземноморье возникли огромные еврейские общины, почти не оставило следов в национальных летописях. Если поначалу о нем и упоминалось, впоследствии, по мере того как продвигалось строительство национальной памяти, эти упоминания были фактически стерты. Даже сами прозелиты, как уже упоминалось, старались скрыть свое происхождение. Стремясь «очиститься» и стать частью «святого народа», всякий новообращенный мечтал похоронить свое «нечистое» прошлое — время, когда он употреблял в пищу всевозможную мерзость и поклонялся идолам, — и как бы родиться заново для своей общины в соответствии с новообретенной верой. Дети его детей, как правило, не знали или не хотели знать, что в прошлом их предки были презренными язычниками, вошедшими «снаружи» в избранную Богом еврейскую общину.
Кроме того, они стремились обрести престиж, связывавшийся с фактом «биологической» принадлежности к избранному народу. Несмотря на позитивное отношение иудаизма к прозелитизму и лестным отзывам о новообращенных, причастность к нему «от рождения» по-прежнему оставалась важным символическим капиталом в галахическом мире. Престиж, которым наделяла принадлежность к тем, чьи предки были изгнаны из святого Иерусалима, укреплял дух верующих и укреплял их идентичность то в угрожающем, то в полном соблазнов мире. Приверженность концепции, выводящей их происхождение непосредственно из Сиона, укрепляла несущую «привилегии» связь со Святым городом — городом, являющимся, согласно традиции, центром мира, за которым как христиане, так и мусульмане были вынуждены признать религиозное первенство.
Вовсе не случайно еврейское национальное движение предпочло взять из долголетней традиции именно ее фиктивно-этнический аспект. Оно набросилось на него как на драгоценную добычу, тщательно переработало его в своих идеологических лабораториях, подвело под него псевдонаучный исторический базис и, в конечном счете, вытесало прочный фундамент для всей своей концепции прошлого. Таким образом, национальная историческая память была «пересажена» на почву культового забвения — отсюда и ее потрясающий успех.
Воспоминания о массовом обращении в иудаизм могли бы поколебать метанарратив о прочном биологическом единстве еврейского «народа». Ведь корни его генеалогического древа должны были напрямую восходить к Аврааму, Ицхаку и Яакову, а не переплетаться с различными пестрыми человеческими сообществами, жившими в Хасмонейском царстве, под персидским владычеством или на обширной территории Римской империи.
Искоренение памяти о массовом (принудительном или добровольном) переходе в иудаизм было непременным условием обеспечения целостности линейной временной оси, вдоль которой беспрерывно перемещается из прошлого в настоящее и из настоящего в прошлое особая скитающаяся, изоляционистская по духу и, разумеется, полностью выдуманная «нация».
Зоны молчания: в поисках утраченного (еврейского) времени
Часть берберов исповедовала иудаизм, религию, воспринятую ими от сильных израильских соседей, обитавших в Сирии. Среди берберов-иудеев было и племя Джерба, жившее в районе горы Аурас, племя Кахины, убитой арабами в ходе их первых завоеваний.
Абд аль-Рахман ибн Халдун. История берберов (139б)Весьма вероятно, что мое происхождение никак не связано с древним Израилем... Хотя после 965 года хазары и лишились своей коллективной силы, вполне возможно, что они сохранили приверженность иудаизму, и нельзя исключить, что многие европейские евреи являются их потомками или же потомками народов, над которыми они властвовали. Быть может, я один из таких евреев? Кто знает? И кого, в конечном счете, это интересует?
Айзек Азимов. Это была славная жизнь (2002)Иоганн Вольфганг фон Гёте в свое время назвал архитектуру замершей в пространстве музыкой. Быть может, следует сравнить исторический иудаизм, начиная с IV века н. э., с застывшим архитектоническим строением, стыдливо умолкшим на многие столетия.
Представление об иудаизме как о замкнутой, поглощенной исключительно собой секте, превратившей былую пламенную веру в схоластический талмудический дискурс, вполне соответствует господствующим христианским воззрениям, сыгравшим решающую роль в формировании представления о евреях в западном мире. Донациональная и сионистская историография, отвергая унизительные аспекты этой концепции, на деле рабски ее придерживалась. Она великолепно обслуживала «научную» характеризацию народа как вырванного из естественной среды «этнического» тела, неспособного полноценно функционировать до тех пор, пока не возвратится на территорию, якобы являющуюся его исторической родиной.
На самом деле вплоть до момента, когда иудаизм частично замкнулся на себе, в основном из-за ограничений, наложенных на него христианством, он продолжат смой миссионерский поход в районах, еще не соприкоснувшихся со стремительно распространявшимся монотеизмом. Повсюду — от Аравийского полуострова до славянских земель, Кавказских гор и степей между Волгой и Доном, от домусульманского Иберийского полуострова до окрестностей древнего (разрушенного и отстроенного) Карфагена — иудейская религия продолжала находить новых прозелитов и таким образом упрочивала свое присутствие в истории. В регионах, куда проникал иудаизм, как правило, функционировали культуры, находившиеся различных стадиях перехода от племенного общественного устройства к ранней государственности. Необходимо отметить, что все они были чисто языческими.
Наряду с Сирией и Египтом, Аравия — один из самых близких к Иудее регионов, поэтому неудивительно, что присутствие иудаизма заметно здесь уже в довольно ранний период истории. Прямо на границе Иудеи находилось арабское Набатейское царство, распавшееся вскоре после падения Иерусалима - в 106 году н. э. За пределами Набатии простирался огромный полуостров, по которому кочевали арабские племена; в то же время его пересекали многочисленные торговцы, переправлявшие свои товары с юга на север. Оазисы, располагавшиеся на перепутьях главных Дорог, посещали, в числе прочих, и торговцы из Иудеи: некоторые из них обосновались в этих местах. В своих дорожных мешках они несли не только ценные товары, но и веру в единого Бога, которая, в силу своих духовных преимуществ (всемогущий Создатель, воскрешение мертвых), стала постепенно завоевывать сердца местных идолопоклонников. В Мишне, к примеру, сказано: «Кровавые пятна, принесенные из Рекема, ритуально чисты; рабби Иехуда считает: ритуально нечисты, ибо они (жители Рекема) — сбившиеся с пути прозелиты» (Нида 7: 3). Рекем, по всей вероятности, — населенный пункт в юго-восточном Заиорданье; как мы видим, рабби Иехуда бар Илай сомневался в том, что переход жителей Рекема в иудаизм соответствовал религиозному стандарту. Кроме того, в разных районах северного Аль-Хиджаза были найдены надгробные надписи, принадлежащие иудеям или прозелитам.
Еще до возникновения ислама, в IV веке или в первой половине V века, в период, именуемый в арабской историографии «Джахилия», то есть «эпоха невежества», евреи селились в Тейме, Хейбаре и Ясрибе (позднее — Медина), то есть в самом сердце области Аль-Хиджаз. Накануне зарождения ислама сильные племена, жившие вокруг этих городов, стали перенимать иудаизм у иудейских поселенцев. Наиболее известные из этих племен, те, с которыми Мухаммед конфликтовал в самом начале своего пути, — это Бану-Кайунка, Бану-Надир и Бану-Курайза из окрестностей Ясриба. Вблизи Теймы и Хейбара также проживали племена, принявшие иудаизм. Все они говорили на арабском языке и носили ярко выраженные местные имена. Об атмосфере, в которой жили эти прозелиты, можно судить по позднему рассказу арабского летописца Абдаллы Эль-Бакри (Al-Bakri), писавшего в XI веке. Об одном из племен, обитавших в окрестностях Теймы, он говорит следующее: «Иудеи не позволяли членам племени войти в ворота крепости, если они еще исповедовали другую религию; они могли попасть в крепость лишь после того, как принимали иудаизм»[342].