Читать интересную книгу Завещание Сталина - Эдуард Скобелев

— Делать надо одно — не возмущаться, не злобствовать, а тихо и спокойно осваивать всем миром глобальную экологию. Невозобновляемые ресурсы планеты катастрофически сокращаются, а потребительская агрессивность человечества ненасытна…

— Не удивлюсь, если тебя, зануду, когда-либо зарежут оппоненты. На кой хрен ты долбишь мне об «агрессивности человечества», когда меня давят и душат вполне конкретные террористы?..

После «разговора» подозрение моё к «леваку» только усилилось. И когда появились слухи о том, что для изоляции московского режима влиятельные политические группы предлагают немедленный раскол России на части, я не усомнился, что этот «план» сочинил «патриотический диалектик» Дербандаев…

Король русского Хохмоленда

Яромир Шалвович умирать не собирался, хотя ему было восемьдесят два. Он уже часто не держал ни мочи, ни кала, даже передвигаться по комнате не мог, начинались головокружения, и он падал.

Родственники и знакомые несколько раз устраивали его в разные престижные больницы, он лежал даже полгода в лучшей клинике для ветеранов войны, хотя никогда в войне не участвовал и никакого отношения к ветеранам не имел, ему «выправили» (купили) справку, что он копал «оборонительные эскарпы» вокруг Москвы, и с этой справкой пропихнули в спецгоспиталь, куда не могло попасть это вонючее старичьё, одинокое, синюшное, со скрюченными пальцами и стёртыми от обид глазами, какие-то бывшие пулемётчики и сапёры — прорва всякого бомжистого, но всё ещё задиристого люда.

«Живучие, блин, как лошади», — презрительно думал о них Яромир Шалвович.

Ничего не болело, хотя струхлявилось до такой степени, что вот-вот должно было рассыпаться на части.

Обрывки памяти кружили, то осмысленные, имевшие касательство до его действительной жизни, то неопределённые, где-то подхваченные или кем-то придуманные.

Боже мой, какие люди жили и умирали! Да, он забывает расшпилить ширинку, когда мочится. Но он прекрасно помнит, как комиссар Зисман подарил ему трофейный серебряный портсигар, и он по неосторожности обронил его в очко станционной уборной на какой-то станции возле Ташкента — Акмалык, Аква-лык… Кто из этих педерастов знает, за что Зисман получил свой портсигар?..

Он всю жизнь негласно боролся против «сталинской диктатуры», с тех пор, как выяснилось, что Сталин, не перестававший, правда, хитрить и играть в поддавки, твёрдо занял сторону антисемитов и намерен всерьёз лишить власти евреев, фактических творцов и революции, и политики советского государства: «Да кто он такой, сявка, царский стукач, налётчик, грузинишка, недоучка усатая?..»

«Да, конечно, евреи тогда хорошо заработали, но если бы их интересы как-либо иначе согласились удовлетворить самонадеянные полудурки из Временного правительства, Октябрьской революции никогда бы не было…»

Он не то, чтобы «ковал кадры», но как бы доводил их до кондиции, как его отчим в своё время «доводил до кондиции» золлингеновскую бритву, чиркая ею по закреплённому за спинку кровати кожаному ремню, — вжик-вжик!..

Его большой победой было обуздание Сёмы Цвика.

Этот человек был им необходим. Но, спасённый некогда русским, он пытался уклониться от нужной линии. Едва это установили, Сёма поступил к Яромиру на перековку.

Яромир прослушал ещё раз всю его историю и сказал:

— С какой стати ты должен быть благодарен этому русскому?

Тебя спас твой Бог или случай, а вовсе не этот мужик…

В конце концов, ему удалось совершенно овладеть мозгами Сёмы, и он шарил в них, как хотел, переставлял понятия, как мебель. Так ему казалось.

— Ты не можешь сказать точно, было ли всё это — то, что случилось в 30 километрах от Смоленска на просёлочной дороге. Но поскольку это задержалось в твоём сознании, стало быть, это могло быть фактически, я, как и ты, сейчас вижу рыжие отвалы засохшей глины и слышу хвойный настой недалёкого леса, испорченный испарениями грязных человеческих тел и вонью бензина… В сущности, я мог бы передать весь твой рассказ, Сёма, совсем в иных образах, из чего я заключаю, что не в образах во обще дело. Я мог бы заменить людей разноцветными муравьями или тараканами… Самое важное — не поддавайся чувствам сожаления и горечи, они ложны. Мы все здесь одиноки и смертны, и это должно определять. Выгода, выгода, нет ничего выше и справедливей выгоды… Твой рассказ, запомни, вовсе не о том, какие злые немцы и какие беззащитные евреи. Твой рассказ о другом: в мире торжествуют негативные установки более силь ных, меняющие вектор выгоды. Они торжествуют, невзирая на то, есть в них правда или её нет вовсе. Твой рассказ не говорит о том, какие жалкие евреи. Напротив, он свидетельствует о том, какие жалкие русские: они не достойны жизни, если готовы уми рать за какие-то свои «духовные максимы», если не умеют вы брать из моря событий те, которые для них спасительны… Немцы играли роль медиумов. Русские оказались ниже явленной ими морали, а евреи выше, потому что пожелали утвердиться единственно возможным путём, взяв на себя всю ответственность… Немцы вчера — это евреи завтра. И русские в новой сцене не уцелеют, как и немцы… Добродетель прошлого выявила себя как универсальное зло, и потому осознание зла наших действий придаёт нам надежды, которых раньше не было. Немцы подали нам пример, и смерть евреев в том эпизоде есть воскрешение евреев в тысячах новых эпизодов, которые последуют. Ты, Сёма, можешь не понять с ходу эту новую логику, но это не смертельно, если ты поймёшь, что без этой новой логики ты уже фактически полный мертвец… Запомни, немцы побеждали до тех пор, пока не сомневались в своей победе. И русские сохранялись как нация, пока верили товарищу Сталину. Как только мы поколебали тех и других, немцы испугались стойкости русских, а русские отказались от Сталина и потеряли историческую нить. Конечно, они когда-либо спохватятся, осознают, что им подсунули вымышленную фигуру, но будет поздно: дело сделано, — они сами растоптали свои иллюзии. В наших сапогах, да, но сами… В отличие от немцев и русских мы теперь знаем, что вождь, будь он полным ничтожеством, должен оставаться вождём, чтобы не превратить колонны единомышленников в жалкий сброд, пугающийся чужих комментариев. Нам не нужен герой и не нужна жертвенность, нам нужен положительный итог всех телодвижений. Скорее каждый из нас плюнет в свою задницу, чем сделает вождя посмешищем в глазах чужих вождей. Будущее придёт в образе нашего народа, и потому ни один из тех, кто несёт образ, не должен явить свой негатив…

Цвик обалдел от такого напора. Он был близок к истерике. Но Яромир Шалвович решил во что бы то ни стало вырвать из его сердца всякз'Ю самостоятельность, он был очень нужен, этот Цвик, на кону стояли большие деньги…

— Прошлое даёт нам в руки все вожжи, чтобы править в будущее. Тирания истории будет разрушена только в том случае, если все народы встанут перед нами на колени, а перед тем сами выроют себе могилы. Мы не повторяем немцев, мы перечёркиваем их вчерашние преимущества перед нами. И не задавай мне, Сёма, слишком сложных вопросов, я предпочитаю ответы без вопросов. Когда мужчина или женщина ставят передо мной проблемы, которые обременяют меня, я переключаюсь на возбудители иного свойства и говорю: «Милый (или милая), давай по-щекочемся или, по крайней мере, сделаем вид, что хотим пощекотаться. Когда пахнет спермой, живые Шекспиры и Гомеры кажутся выдуманными музейными экспонатами…»

Сёма Цвик глядел на Яромира Шалвовича округлившимися глазами, как на миниатюрную лошадку под никелевым зеркалом в шикарном автомобиле. А тот чувствовал редкостное вдохновение:

— Главное в жизни общечеловеков и гуманистов от природы — постоянно выдумывать всё новые профессии, иначе говоря, сферы манипуляций, которые помогали бы нам безболезненно снимать свою пенку. Былой шарлатан, сующийся к богатому человеку с дешёвым оракулом — теперь имиджмейкер, и всякая избирательная компания щедро пополняет его кассу… Или дизайнер. Вы убеждаете общество в его полной бескультурности. И вчерашняя деревенщина, бурёнистая тетёха, у которой водятся деньги, платит и за причёску, и за вид спальни с «эротической» булавкой в заднице плюшевого мишки. И всё это не предел. Мы будем консультировать премьеров и президентов, сообщать о «благоприятных днях» для симпозиумов банкиров или сходок профессиональных грабителей. Мы будем давать советы попам и кюре всех конфессий, придумав «разумные лучи космоса» и прочую дребедень… Главное — преобладать, сидеть на плечах других, а живые они или мёртвые — это уже не имеет значения…

Теперь Яромир Шалвович знает, что не всё было так просто, как он воображал, без колебаний приняв доктрину самого ярого национализма.

Выяснилось, что евреи никогда не были и никогда не будут единым народом. Чуть только они перестают пить кровь иноверцев, они пьют кровь друг у друга. Вспоминать об этом тошно и опасно…