Между тем из прохода в крепостной стене появились два дюжих конюха, которые на сцепленных руках несли Темного Лорда. Теперь на лице Амисии — почти без всяких усилий с ее стороны — отразились душевные муки, какие и ожидал узреть ее отчим.
Барон возблагодарил небеса за то, что утро выдалось пасмурным. Терпеть блеск солнечных лучей было бы выше его сил — у него и так раскалывалась голова после ночных возлияний. Он до рассвета в одиночку праздновал свою победу. Миг полного торжества был уже совсем близок. С казнью Галена Фиц-Уильяма замок Таррент, оставшийся без наследника, становился легкой добычей. Вдобавок Гилфрей не сомневался, что Фаррольд в конце концов приползет к нему на коленях, а потом еще произведет на свет отпрыска, который со временем приберет к рукам Райборн. А Амисия пусть до поры до времени посидит взаперти.
Слуги с величайшей осторожностью поставили Гилфрея на ноги рядом с падчерицей, которая попортила ему столько крови. От него повеяло такой лютой ненавистью, что Амисия едва не отшатнулась.
Гилфрей натужно выпрямил опухшие колени. От боли у него потемнело в глазах. Лица тех, кому он отдавал приказ, расплывались, словно в тумане — он различал лишь цвета гарнизонной формы.
— А ну, привести узников из подземелья — пусть предстанут перед моим судом, — потребовал он и самодовольно отметил, что стражники со всех ног кинулись выполнять это распоряжение. Не зря он всех держал в страхе без малого два десятка лет. Вот и сейчас никто не посмел его ослушаться, вся челядь стянулась к месту казни. Будут знать, как он поступает с теми, кто встает ему поперек дороги.
Тонкие губы Гилфрея растянулись в хищной ухмылке, когда он перевел мутный взгляд от угрюмых лиц на громоздкую дубовую колоду, водруженную посреди двора. Амисия вздрогнула.
Почуяв невольный ужас падчерицы, барон злорадно хмыкнул. Пусть даже он ошибся, полагая, что слуги будут только рады поглазеть на казнь — теперь его тщеславие было вполне удовлетворено. А чернь всяко поймет, что с ним шутки плохи.
Борясь с подступившим страхом, Амисия опустила глаза и видела лишь утоптанную сотнями ног землю. Только сейчас она осознала, что, несмотря на присутствие множества людей, вокруг царит мертвая тишина.
Сэр Джаспер, который явился вслед за бароном, тоже отметил это гробовое молчание. Казалось, сами каменные стены застыли в ожидании.
Раздавшиеся в этой тишине шаги отозвались гулким эхом. Все взоры устремились к сводчатому выходу из подземелья, откуда пара стражников выводила пленных. Внимание всех присутствующих было приковано к одному человеку, который хранил полную невозмутимость, обводя толпу взглядом серебристо-зеленых глаз. Когда злорадно ухмыляющийся барон поймал на себе этот пронизывающий взгляд, его на мгновение обдало холодом.
Гилфрею не терпелось приблизить исход дела. Забыв о своем недомогании, он сделал шаг вперед — и тут же был за это наказан новым приступом боли. Однако он лишь поморщился и во всеуслышание прокаркал, превозмогая мучение:
— Дабы явить всем и каждому, что ждет посягнувшего на мою собственность, приказываю для начала отрубить вору руки. А разбойник пусть смотрит, как это делается.
Полные ужаса глаза Амисии, устремленные на черноволосого пленника, потеплели, когда тот ответил ей нежданной улыбкой и едва заметно подмигнул.
Барон пришел в неописуемую ярость и взревел хуже, чем от боли:
— Нет! Стойте! Приказываю прежде казнить Волчью Голову! Пусть разбойник умрет первым. — Гилфрей метал громы и молнии, словно мог убить врага взглядом.
Не обращая ни малейшего внимания на беснующегося барона, Гален двинулся вперед; стражники, которые вывели его из подземелья, даже не шелохнулись. Подойдя к Амисии, он остановился и с поклоном поднес к губам ее руку.
Гилфрей в исступлении забыл даже о страшной боли. Он выхватил из ножен кинжал и бросился на разбойника, которого побоялись остановить подлые трусы-стражники.
Раскрасневшись от смущения, Амисия подняла влюбленный взгляд от темноволосой головы, склоненной над ее ладонью. Она уловила блеск клинка и с душераздирающим криком метнулась на ничего не подозревавшего Галена.
От неожиданности он опрокинулся навзничь, а маленькая фигурка Амисии застыла у него на груди, защищая от разящего удара. Падая, Гален успел заметить, что Уилл без труда скрутил обезумевшего барона. Потом рыцарь с такой же легкостью отобрал у Гилфрея и кинжал, и меч, прежде чем отшвырнуть скрюченного от боли злодея в сторону, прямо на ступени деревянной лестницы, словно мешок требухи.
— Вот что значит любовь! — насмешливо протянул Уилл, взирая сверху вниз на распростертого у его ног двоюродного брата. — А ведь был человек неробкого десятка! — Он заткнул баронский кинжал за голенище своего сапога, а затем, держа в каждой руке по мечу, вновь повернулся к поверженному врагу.
Гален ответил приглушенным смешком. Ему было нечем оправдаться: у всех на виду он сжимал в объятиях единственную виновницу своего непростительного легкомыслия — ту, которая, не раздумывая, закрыла его своим телом.
Только сейчас до Амисии дошло, что все собравшиеся глазеют не на свалившегося, как сноп, барона, а на них с Галеном. Она попыталась подняться, но Гален только крепче прижал ее к груди. Он сел, а потом поднялся на ноги, бережно обнимая молодую жену.
Тут Гилфрей пришел в чувство и обнаружил, что являет собой жалкое зрелище: скрюченный и беспомощный, он валялся под ногами у каких-то самозванцев, одетых в цвета его гарнизона и приставивших острия мечей к его груди.
— Да будет вам известно, грязные негодяи: я — вассал короля! — Брызгая слюной, как всегда в минуты гнева, барон разразился угрозами. — Король с вас шкуру спустит!
— Ах ты Господи, страх-то какой! — притворно содрогнулся Уилли. Гилфрея передернуло.
В стороне от людского кольца, сомкнувшегося вокруг барона, Амисия, которую Гален так и не выпустил из своих надежных объятий, будто читала мысли отчима: кто же это такой? Как его сюда занесла нелегкая? Переводя взгляд с Уилла на Галена, Гилфрей в конце концов узнал и второго наследника Таррента и задохнулся в бессильной злобе.
— Его величеству будет затруднительно услышать твои вопли из крепостного подземелья. — Кольцо вокруг барона разомкнулось, чтобы Гален со своей избранницей могли подойти к нему вплотную. — Милостивый господин, — продолжил Гален с ехидной усмешкой, — едва ли твой высокий покровитель сочтет, будто от тебя Англии больше проку, чем от Уилли из Уильда. — Гален учтивым жестом указал на своего кузена, а тот, в свою очередь, отвесил куртуазный поклон.