Читать интересную книгу ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Папен, назначенный канцлером 31 мая 1932 года, начал с того, что распустил парламент. Германии предстояло пережить второй за этот год выборный марафон. На этот раз нацисты показали всё, на что были способны. Тысячи ораторов разъезжали по всем уголкам Германии; заморский аэроплан Гитлера переносил его из одного города в другой, где он без устали выступал с речами, радио ревело речами и музыкой, на каждом углу продавались виниловые граммофонные пластинки, но улицам маршировали колонны, на прилавках громоздились груды товаров, крутилась кинохроника, прохожим раздавали булавки со свастикой, отличилась даже компания «Двадцатый век Фокс», отснявшая шикарный пропагандистский фильм по заказу Гитлера (214); горы памфлетов, километры открыток и плакатов, облепивших стены всех немецких городов, и повсюду флаги и знамёна — воистину вавилонское столпотворение. Ставки были сделаны — теперь или никогда. Не в последнюю очередь, кроме того, благодаря популярности программы Грегора Штрассера, программы, предусматривавшей изъятие земли, организацию «крестьянских поселений» и общественных работ, каковые должны были финансировать некие взявшиеся ниоткуда, по мановению волшебной палочки «производственные кредиты», которые решётка должна будет предоставить после её насильственной экспроприации ордами немецких бюргеров. НСДАП 31 июля 1932 года получила рекордное количество голосов — 37,3 процента, то есть 13,7 миллиона голосов (215). Это максимум того, что смогла собрать нацистская партия легальным путём, — это была весьма значительная доля, но не абсолютное большинство. Прорыв не состоялся.

Как только в июне был снят запрёт штурмовых отрядов, красные и коричневорубашечники немедленно снова принялись рвать друг друга в клочья. В течение месяца полиция зарегистрировала более ста уличных убийств. Раненых было в три раза больше. Геббельс писал в своём дневнике: «Мы катимся к гражданской войне, но на Вильгельмштрассе это никого не волнует».

10 августа Гитлер встретился с Гинденбургом и потребовал пост канцлера. Гитлер без обиняков заявил президенту, что не собирается входить в кабинет, чтобы играть вторую скрипку при фон Папене, и не собирается сколачивать в парламенте поддерживающее его большинство. Он тоже желал править декретами: всё или ничего. «Ничего», — резко ответил Гинденбург: он абсолютно не доверял Гитлеру. Тот кипел от ярости.

В этот переломный момент марионеточный Папен попытался разорвать нити, связывавшие его с Шлейхером, и начал в интересах англо-американских клубов плести интриги против своего патрона (215). Этот аристократ и любитель лошадей рассчитывал привести Гитлера к покорности и приручить его, введя в свой баронский кабинет министров, финансово удушив его партию на следующих выборах, на которых, как верно чувствовал Папен, Гитлер будет выбит из сёдла — народ устал от избирательных кампаний и невыполненных обещаний. Для того чтобы провести этот план в жизнь, фон Папен убедил своих друзей — абсентеистов, банкиров и промышленников — прекратить финансирование фондов нацистской партии.

Кто финансировал нацистов с самого начала? Согласно гротескно смешной сказке, упорно насаждавшейся в обществе, нацисты финансировали себя сами, собирая деньги на митингах и пользуясь добровольными пожертвованиями,, делая деньги на продаже штурмовиками безопасных лезвий Sturmer («Штурмовик») и маргарина Kampf («Борьба») (217). Десять лет небывалой политической активности по всей стране, участие в трёх выборах, изобиловавших грязными выборными инновациями, проведение широко разрекламированных избирательных кампаний в обанкротившейся стране за счёт продажи билетиков, мелочных подачек и маргарина?

Более достойную доверия версию выдвинул один первоклассный историк, два года проработавший с важнейшими документами. Согласно его утверждениям, с 1919 по 1923 год, год путча, нацизм финансировали из секретных фондов рейхсвера (армии), а потом эстафету приняли германские промышленники (218), такие, например, как стальной магнат Фриц Тиссен, начавший платить Гитлеру в 1931 году, перечисляя деньги на имя помощника фюрера Гесса, через счёт одного голландского банка, связанного с филиалом Уолл-стрит — банком Union Banking Corporation. Этот последний был дочерней компанией банка Гарримана и братьев Браун, которым управлял некто Прескотт Буш (219). В 1934 году иностранный корреспондент газеты «Манчестер Гардиан» сумел доказать верность слухов о том, что большая часть денежных средств нацистской партии имеет иностранное происхождение:

Гитлер имел в своём распоряжении большие фонды, которые отнюдь не целиком формировались из германских источников. Он получал деньги от определённых капиталистических кругов в зарубежных странах, кругов, привлечённых его враждебностью к Советской России, или... его политикой, требовавшей вооружения... Международные финансовые группы не испытывали ни малейшего отвращения к гитлеровскому режиму (220).

В сентябре Папен снова распустил рейхстаг, и новые выборы были назначены на б ноября. Надежды канцлера оправдались: нацисты потеряли два миллиона голосов — их процент снизился до ЗЗД. Они стали банкротами, быстро теряя набранные очки. Но Папен и сам ничего не приобрёл на этих выборах, блок националистов, который он воплощал, потерпел сокрушительное поражение; он и его бароны оказались неспособными усмирить царивший в Германии разгул. Официальная безработица достигла уровня в шесть миллионов человек, если добавить к этому бродяг и неучтённые случаи, то орда новых бездельников составляла около девяти миллионов душ — приблизительно половину7 всего немецкого рабочего класса (221). Это был долговременный эффект «машины Дауэса», шедевра Монтегю Нормана. Сообщения о неописуемых преступлениях, уличных драках, инцесте в деревнях и грабежах стали ежедневными обыденными новостями.

19 ноября Гитлер, всё ещё лидер ведущей в стране политической силы, снова постучался в дверь Гинденбурга, требуя от него президентского мандата. И снова получил отказ. «Кабинет, руководимый вами, — с солдатской прямотой сказал Гинденбург фюреру, — необходимо станет диктаторской партией, следствием чего станет углубление конфликта, раздирающего немецкий народ... Я не могу отвечать за такие последствия ни перед моей присягой, ни перед моей совестью». Этот отказ прозвучал как окончательный приговор. Гитлер был напуган и сломлен: в тот момент он признался Геббельсу, что у него займёт три минуты, чтобы выстрелом вышибить себе мозги, и это будет конец всёму (222).

Теперь настал час коварного Шлейхера — следовало сильнее потянуть за нити, чтобы решительно завершить весь заговор, — он явился к Гинденбургу и попросил Старика позволить ему, генералу, взять бразды правления в свои руки. Содрогнувшись от дурного предчувствия, старый фельдмаршал согласился и 2 декабря назначил Курта фон Шлейхера последним рейхсканцлером Веймарской республики.

15 декабря генерал выступил по радио и обнародовал программу широкомасштабной попытки создания рабочих мест. Он явно обратил взор на левый фланг, рассчитывая создать всеобщий альянс, включавший множество сил — от католиков и социалистов до армии и левого штрассеровского крыла нацистской партии. Это был превосходный манёвр, последнее наступление, предпринятое Германией в лице одного из её генералов в попытке удержать себя от падения в бездну. Поистине этот манёвр был плодом безмерного отчаяния. 19 декабря Шлейхер принял Максима Литвинова, русского министра иностранных дел, который на встрече вёл себя очень сердечно (223). Но Литвинов обманывал человека, которого немецкая реакционная пресса уже поносила как внушающего страх и отвращение «красного генерала»: ещё в первой половине октября Литвинов говорил Ивану Майскому, только что назначенному новому советскому послу в Лондоне, что нацисты скоро придут к власти (224).

Но несмотря ни на что, Шлейхер всё же привёл свой план в действие: пост вице-канцлера он предложил Штрассеру, желая оторвать от нацистов их левое крыло и привлечь его в свой лагерь. И Штрассер не сказал «нет»... Он распустит парламент и в оговорённый конституцией шестидесятидневный срок проведёт новые выборы — Шлейхер был уверен, что сможет убедить старого президента Гинденбурга пойти и на это. Таким образом можно было бы поставить на место нацистов, чей избирательный успех таял на глазах. Если же этот толчок встретил бы сопротивление, то он был готов использовать армию в гражданском конфликте с гитлеровцами! Если бы по какому-то капризу судьбы этот манёвр удался, то, вероятно, Германия была бы спасена.

Чтобы отразить этот удар, Папен 4 января 1933 года пригласил Гитлера на тайную встречу на вилле барона фон Шрёдера. Партнёр банка И. X. Штейна в Кёльне, немецкого филиала фирмы Шредеров, Курт фон Шрёдер, вместе с Шахтом и другими видными представителями германских деловых кругов в ноябре 1932 года подписал петицию, в которой содержался настоятельный призыв к Гинденбургу назначить канцлером Адольфа Гитлера.