Р е п е н к о. Да уж лучше наши. Доллары себе оставь. Так что давай, писатель, так порешим. Или я тебя и твою кралю закладываю… Ты помни одно: сам-то, может, и выдержишь, а она нет… Существо-то хрупкое, лопнет. Лопнет, тебя возненавидит!
И з ю м о в. Лиза?! Меня?! За что… Ах да… Конечно… Как это ужасно! Как глупо и страшно! Ну и сколько же вы хотите с меня взять?
Р е п е н к о. Пятьдесят тысяч. Сразу.
И з ю м о в. А двадцать пять… Рублей… В рассрочку?
К л а в а. Ты с ним не связывайся… Он паук, он тебя обвяжет…
Р е п е н к о. Я его подвешу за одно место! Ты у меня еще повисишь да попукаешь!
И з ю м о в. Двадцать тысяч… У меня больше нет…
Р е п е н к о. А меня не колышет, есть у тебя или нет! (Направляет на Изюмова настольную лампу.) Кто же тебя научил бабке деньги давать, а?! Может, ты и с бабкой сожительствуешь? Отвечай! Молчишь? Значит, и бабку в грех вогнал! Во дает… Может, какие специальные лекарства принимаешь?
И з ю м о в. Мне плохо… Уйдите… мне плохо…
Р е п е н к о (выключает свет). Что я с Лизой сделаю! Пошли, Клава, а ты подумай. Подумай, где тебе достать остальные тридцать! Не достанешь, я Лизу прижму! Она девушка нервная, больная! Она в припадке такое говорит, чего и не было! И вот что… Ты таблеточек прими. Ты мне, писатель, живой нужен! Мы пойдем с Клавой, мы с Клавой подумаем… Но и ты подумай! Ты человек общественный, заметный. А заметный человек, он как забор! На него все вешают, и все на нем видно. Ведь тут такое дело завести можно! А так как я человек еще не старый и усердный, то сам понимаешь! От Верховного и ниже — все адреса знаю! Всем изложу. Чего-чего, а чернила наше Отечество выпускает! Так что ты на своей пишущей машинке за мной не угонишься! Мы пойдем с Клавой покушаем, а ты, развратник, подумай! В каком обществе живешь, какой моралью тебя пропитали!
Репенко и Клава уходят. Появляются Б е с и К о п е й к и н, во фраке с жабо и в трусах.
К о п е й к и н. А почему я должен ходить без штанов?! Мне это унизительно. А потом, мне карманов не хватает. Да! Мне руки некуда засунуть!
Б е с. Засовывать руки в карманы, а также за проймы в жилетке — дурная привычка. Ты же не портной!
К о п е й к и н. Фрак мне идет. Если было бы можно, я бы всегда ходил во фраке. Если мне еще штаны надеть…
Б е с. Без штанов погуляешь, еще не зима! Понял? Без штанов, как на карнавале!
И з ю м о в. А вы куда?
Б е с. Мы? Просто так. Скоро антракт, пойдем по фойе погуляем. Интересно же знать, что про нас говорят.
К о п е й к и н. Я в таком виде людям не покажусь. Ты меня хоть убей!
Б е с (Изюмову). Андрей Дмитриевич, что с вами?
И з ю м о в. А зачем этот жулик понадобился, Репенко?
Б е с. Гони его в шею!
И з ю м о в. Но он жаловаться станет, кляузничать!
Б е с. На чужой роток не накинешь платок.
И з ю м о в. Он меня теперь так ославит… Ужас какой! И Лизу…
К о п е й к и н. Надо было не так! Надо было сначала Репенку ухлопать, а после дернуть тормозной. Ну, Клавка-то дура! Я хоть не бил ее, а этот будет! Мы с ней последние два года вроде как в разводе были. Она в своей комнате, я в своей. Смотрю, этот сторож стал к ней наезжать. Мурло… Сядет, гад, на кухне и яичницу жрет. А Клавка перед ним на цырлах бегает! Я нарочно еще выйду, открою банку частика мелкого… и без хлеба… Вилочкой поковыряю. Он уйдет, а Клавка тихонечко мне сунет колбасы или там помидорку. Жалела. А дочка у нас в интернате. Сдали. Она с Лизой дружила. Лиза хорошая, она душевная… Я бы перед дочкой еще повинился!
Б е с. Женщина, брат Копейкин, существо удивительное. Она куда как возвышеннее и чище мужчины. Но это которая не разочарованная женщина! Нельзя разочаровывать женщину! Если уж ее с детства стали не бабой, а женщиной величать, так и все полагающее к этому дайте ей! Правда, у вас с некоторых пор взвалили всю грязную да скучную работу на женщину — и давай ей петь про героизм ее да мужество! А зачем женщине иметь мужские качества? Вовсе лишняя материя.
К о п е й к и н. Зато государству сплошь выгода!
Б е с. Вот сразу видно, что человек ты глупый! Какая же выгода государству, если эта омужиченная женщина с порванными от натуги кишками и прочими другими дефектами материт дома мужа, тот — ее, а их вместе — собственные дети? Что получается? Огрубление нравов, оглупление умов! Потому как от женщины исходит гармония!
И з ю м о в. Что мы ищем в женщине? Спервоначалу инстинкт, так? После инстинкт одевается поэтическим покрывалом. Потом все это превращается в привычку. А где же гармония? В чем она?
Б е с. Тебя кто рожал? Мартеновская печь? Тебя родила женщина! Другая женщина стала тебе женой.
К о п е й к и н. Защищаешь баб? Сам их выдумал, сам и защищаешь? Бывают, конечно, и хорошие, но все хорошие — чужие. А свои? Я бы сейчас иностранную взял. У них там что баба, что машина, хоть и дорогие, но сильные и чистые. Главное дело, обеспеченные. Вот я лично так скажу. Ломал-ломал я спину целую жизнь — и что? Вот он, конец. А ты в мой шифоньер загляни, там пиджак и две рубахи. А почему? Скажете — пил? Нет. Все пьют. Только такие, как я, что подешевле, а другие — что подороже. Обеднение оттого, что не крал. Красть я так и не научился. Если бы я воровал, то жил бы дольше. Все воруют. Один я… Вот придурок, а? Пустую бутылку и ту не возьму. Чужая!
Б е с. Вся твоя беда, что врешь много.
К о п е й к и н. Я вру?! Вру…
Б е с. А ведь ты со стихов начинал.
К о п е й к и н. Ты что, следователь, прокурор?! Ты кто в самом деле? А если я тебе по рогам врежу?
Б е с. Любопытный